– Слушаюсь, – только сказала она.
Въ это время дьячокъ въ стихар?, пробираясь черезъ народъ, прошелъ мимо Катюши и, не глядя на нее, зад?лъ ее подоломъ стихаря. Дьячокъ, очевидно изъ уваженiя къ Нехлюдову, обходя его, потревожилъ Катюшу. Нехлюдову же было удивительно, какъ это онъ, этотъ дьячокъ, не понималъ того, что все, что зд?сь да и везд? на св?т? д?лается, д?лается только для Катюши, потому что она важн?е всего на св?т?, она царица всего.
Посл? ранней об?дни, во время христосованiя народа съ священникомъ, Нехлюдовъ пошелъ вонъ изъ церкви. Онъ шелъ къ священнику на промежутокъ между ранней и поздней; народъ разступался передъ нимъ и кланялся. Кто узнавалъ его, кто спрашивалъ: кто это? На выход? изъ церкви онъ остановился. Нищiе обступили его, и онъ далъ имъ денегъ, стараясь удовлетворить вс?хъ. Въ это время Катюша съ Матреной Павловной тоже вышли изъ церкви и прошли мимо него и остановились у крыльца, что то увязывая. Солнце уже встало и косыми лучами св?тило по лужамъ и сн?гу. Пестрый народъ толпился у крыльца, христосовался и разсыпался по кладбищу на могилкахъ. Старикъ, кондитеръ Марьи Ивановны, остановилъ Нехлюдова, похристосовался, и его жена старушка, и дали ему яйцо. Тутъ же подошелъ молодой благовидный, улыбающiйся въ зеленомъ кушак? мужикъ, тоже желая похристосоваться.
– Христосъ воскресе, – сказалъ онъ и, придвинувшись къ Нехлюдову и обдавъ его особеннымъ запахомъ сукна и дегтя, въ самую середину губъ три раза поц?ловалъ его своими кр?пкими св?жими губами.
Въ то время, какъ онъ ц?ловался съ этимъ мужикомъ и бралъ отъ него темновыкрашенное яйцо, Нехлюдовъ взглянулъ на Катюшу. Нищiй съ краснымъ лицомъ и болячкой вм?сто носа подошелъ къ Катюш?. Она достала изъ платка что-то, подала ему и потомъ приблизилась къ нему и три раза поц?ловалась. «Что это за милое существо», думалъ онъ, глядя на нее, и направился къ ней. Онъ не хот?лъ христосоваться съ нею, но только хот?лъ быть ближе къ ней.
– Христосъ воскресе! – сказала Матрена Павловна, обтирая ротъ платочкомъ.
– Во истину, – отв?чалъ онъ, ц?луя ее.
Онъ оглянулся на Катюшу. Она вспыхнула и въ ту же минуту приблизилась къ нему.
– Христосъ воскресе, Дмитрiй Ивановичъ!
– Воистину воскресъ, – сказалъ онъ.
Они поц?ловались 2 раза и какъ будто задумались и потомъ, оба улыбнувшись, поц?ловались 3-iй разъ.
– Вы не пойдете къ священнику? – спросилъ Нехлюдовъ.
– Н?тъ, мы зд?сь, Дмитрiй Ивановичъ, посидимъ, – сказала она, тяжело, какъ будто посл? радостнаго труда, вздыхая всею молодою грудью и глядя ему прямо, прямо въ глаза своими покорными, д?вственными, любящими, косящими немного глазами.
Въ любви между мущиной и женщиной бываетъ всегда одна минута, когда любовь эта доходитъ до своего зенита, когда въ ней н?тъ ничего сознательнаго, разсудочнаго и н?тъ ничего чувственнаго. Такой минутой была для Нехлюдова эта ночь Св?тлохристова воскресенья.
Когда онъ вспоминалъ Катюшу, то изъ вс?хъ положенiй, въ которыхъ онъ вид?лъ ее, эта минута застилала вс? другiя.
Черная гладкая головка, б?лое платье съ складками, девственно охватывающее ея стройный станъ, и эти н?жные глаза, и этотъ румянецъ, и на всемъ ея существ? дв? главныя черты – чистота д?вственности и любви не только къ нему, онъ зналъ это, но любви ко вс?мъ, ко всему хорошему, что только есть въ мiр?. Онъ зналъ, что въ ней была эта любовь, потому что онъ въ себ? въ эту ночь и это утро сознавалъ это же чувство. И въ этомъ чувств? они сливались въ одно.
7.
И вотъ она теперь въ арестантскомъ кафтан? съ выбитыми какимъ нибудь пьянымъ гостемъ зубами, она, по прозвищу Любка-д?вка. И кто сд?лалъ это? Боже мой, Боже мой, что-жъ это?
Да, все это страшное д?ло сд?лалось тогда, въ ужасную ночь этаго Св?тлохристова воскресенья.
Въ этотъ самый день вечеромъ Нехлюдовъ, выжидая ее, заслышавъ шаги Катюши, вышелъ въ коридоръ и встр?тилъ ее. Она засм?ялась и хот?ла пройти, но онъ,[97 - Зачеркнуто: обнялъ ее и протянулъ къ ней губы. Она, не дожидаясь его, сама поц?ловала его и уб?жала.] помня то, какъ въ этихъ случаяхъ поступаютъ вообще вс? люди, обнялъ Катюшу и хот?лъ поц?ловать ее.
– Не надо, Дмитрiй Ивановичъ, не надо, – проговорила она, покрасн?въ до слезъ, и своей рукой отвела обнимавшую ее руку.
Нехлюдовъ пустилъ ее, и ему стало неловко и стыдно.
Но онъ былъ теперь въ такомъ настроенiи, что онъ не понялъ, что эта неловкость и стыдъ были самыя добрыя чувства его души, просившiяся наружу, а, напротивъ, постарался подавить эту неловкость и стыдъ, a д?лать, какъ вс? д?лаютъ.[98 - Зач.: Но несмотря на эти дурныя нам?ренiя, первые два дня, т?мъ бол?е что это были страстныя пятница и суббота и тетушки гов?ли, а въ дом? была суета и приготовленiя къ празднику, – Нехлюдовъ не встр?чался бол?е наедин? съ Катюшей и не возобновлялъ попытокъ грубой ласки.] Онъ догналъ ее, еще разъ обнялъ и поц?ловалъ въ шею.
– Чтожъ это вы д?лаете? – плачущимъ голосомъ вскрикнула она и поб?жала отъ него рысью.
Прi?хавшiе къ тетушкамъ въ этотъ день гости остались ночевать, и ихъ надо было пом?стить въ комнату, занятую Нехлюдовымъ, а Нехлюдова перевести въ другую.
Катюша пошла убирать эту комнату. И только что Нехлюдовъ увидалъ, что она одна, онъ, тихо ступая и сдерживая дыханiе, какъ будто собираясь на преступленiе, вошелъ[99 - Зачеркнуто: въ комнату, когда она была одна въ ней. Они улыбнулись другъ другу. Онъ подошелъ къ ней. И тутъ онъ почувствовалъ, что въ душ? его происходитъ борьба. Одинъ челов?къ говоритъ въ ней, что надо сказать ей что то, надо сд?лать ей доброе, ч?мъ нибудь порадовать ее, чтобы она все такъ улыбалась радуясь, была бы счастлива, другой же челов?къ говорилъ, что надо д?лать то, что вс? д?лаютъ въ подобныхъ случаяхъ, надо обнять ее. И онъ обнялъ ее. Первый челов?къ вид?лъ,] за ней. Она оглянулась на него и улыбнулась прелестной, жалостной улыбкой. Улыбка эта поразила его. Тутъ еще была возможность борьбы. Хоть слабо, но еще слышенъ былъ голосъ, который говорил, что это не хорошо, что этого не надо совс?мъ. Другой же челов?къ говорилъ: напротивъ, это то и надо. И онъ сталъ прижимать ее къ себ?. И новое, страшно сильное чувство овлад?ело имъ, и низшiй, самый низкiй челов?къ въ немъ не только поднялъ голову, но одинъ воцарился въ его душ? и д?лалъ что хот?лъ. И низкiй челов?къ этотъ хот?лъ дурного. Не выпуская ее изъ своихъ объятiй, Нехлюдовъ посадилъ ее на свою постель, чувствуя, что что-то еще надо д?лать, и не р?шаясь. Но нер?шительность его была прервана. Кто то подходилъ къ двери; Нехлюдовъ выпустилъ ее изъ рукъ и проговорилъ:
– Я приду къ теб? ночью. Ты в?дь одна?
– Н?тъ, н?тъ, н?тъ, ни за что, ни за что, – проговорила она, отходя отъ него; но говорила она только устами; все взволнованное, смущенное, потерянное существо ея говорило другое.
Подошедшая къ двери была Матрена Павловна. Она вошла въ комнату и, взглянувъ укорительно на Нехлюдова и сердито на Катюшу, насупилась и выслала Катюшу. Нехлюдовъ вид?лъ по выраженiю лица Матрены Павловны, что онъ д?лаетъ нехорошо, да онъ и такъ зналъ это; но новое низкое, животное чувство къ ней, выпроставшееся изъ за прежняго чувства любви къ ней же, овлад?ло имъ и царило одно, ничего другого не признавая. Онъ зналъ, что надо д?лать для удовлетворенiя этого чувства и не считалъ дурнымъ то, что надо было д?лать, и покорился этому чувству. Весь вечеръ онъ былъ не свой. Онъ чувствовалъ, что совершаетъ что то важное и что онъ уже не властенъ надъ собой. Онъ ц?лый день и вечеръ опять искалъ случая встр?тить ее одну; но, очевидно, и она сама изб?гала его, и Матрена Павловна старалась не выпускать ее изъ вида. Весь вечеръ онъ не вид?лъ ее. Да и самъ долженъ былъ сид?ть съ гостями. Но вотъ наступила ночь, гости разошлись спать. Нехлюдовъ зналъ, что Матрена Павловна теперь въ спальн? у тетокъ, и Катюша въ д?вичьей одна. Онъ вышелъ на дворъ. На двор? было темно, сыро, тепло, и б?лый туманъ, какъ облако, наполнялъ весь воздухъ. Шагая черезъ лужи по оледен?вшему сн?гу, Нехлюдовъ об?жалъ къ окну д?вичьей. Сердце его колотилось въ груди, какъ посл? страшнаго д?ла, дыханiе то останавливалось, то вырывалось тяжелыми вздохами. Катюша сид?ла у стола и смотр?ла передъ собой въ задумчивости, не шевелясь. Нехлюдовъ, тоже не шевелясь, смотр?лъ на нее, желая узнать, что она думаетъ и чувствуетъ и что будетъ д?лать, полагая, что никто не видитъ ее. Она довольно долго сид?ла неподвижно; потомъ вдругъ подняла глаза, улыбнулась и покачала какъ бы на самое себя укоризненно головой. – Онъ стоялъ и смотр?лъ на нее и невольно слушалъ вм?ст? и стукъ своего сердца и странные звуки, которые доносились съ р?ки, текшей въ 100 шагахъ передъ домомъ. Тамъ, на р?к?, въ туман?, шла неустанная тихая работа: ломало ледъ, и то соп?ло что то, то трещало, то осыпалось, то зв?н?ли падающiя тонкiя льдины.
Онъ стоялъ, глядя на ея задумчивое, мучимое внутренней работой лицо, и странное чувство жалости вдругъ просiяло въ его душ?. Но онъ не обрадовался этому чувству жалости, но, напротивъ, испугался его. И чтобы скор?е заглушить эту жалость другимъ чувствомъ вождел?нiя къ ней, онъ стукнулъ ей въ окно. Она вздрогнула, какъ будто подпрыгнула, и ужасъ изобразился на ея лиц?. Она придвинула свое лицо къ стеклу – выраженiе ужаса было на немъ и не оставило ея лица и тогда, когда она узнала его. Она улыбнулась, только когда онъ улыбнулся ей, улыбнулась, только какъ бы покоряясь ему. Онъ д?лалъ ей знаки руками, вызывая ее на дворъ къ себ?. Она помахала головой, что н?тъ, не выйдетъ. Онъ приблизилъ лицо къ стеклу и хот?лъ крикнуть ей, чтобы она вышла, но въ это время въ д?вичью вошла Матрена Павловна, и Нехлюдовъ отошелъ отъ окна.
Долго онъ ходилъ въ туман?, слушая странное соп?нiе, шуршанiе, трескъ и звонъ льда на р?к?, и колебался уйти или опять подойти. Онъ подошелъ. Она сид?ла одна у стола и думала. Только что онъ подошелъ къ окну, она взглянула въ него. Онъ стукнулъ. И не разсматривая, кто стукнулъ, она тотчасъ же выб?жала къ нему. Онъ ждалъ ее уже у с?ней и обнялъ ее, и опять поц?луи, и опять сознательное съ его стороны разжиганiе страсти, поглощавшее, затаптывающее прежнее чистое чувство.
Они стояли за угломъ с?ней на стаявшемъ м?ст?, и онъ мучительно томился неудовлетвореннымъ желанiемъ и все больше и больше заражалъ ее. Матрена Павловна вышла на крыльцо и кликнула Катюшу. Она вырвалась отъ него и вернулась въ с?ни.
Въ эту же ночь онъ подкрался къ ея двери, рядомъ съ комнатой Марьи Ивановны. Онъ слышалъ, какъ Марiя Ивановна молилась Богу, и, стараясь ступать такъ, чтобы не скрип?ли половицы, подошелъ къ ея двери и зашепталъ. Она не спала, вскочила, стала уговаривать его уйти.
– На что похоже? Ну, можно ли, услышатъ тетенька, – говорили ея уста, а взглядъ, который онъ вид?лъ въ прiотворенную дверь, говорилъ: «милый, милый, ты знаешь в?дь, я вся твоя». И это только понималъ Нехлюдовъ и просилъ отворить. Она отворила. Онъ зналъ, несомн?нно зналъ, что онъ д?лаетъ дурно, но онъ зналъ тоже, что именно такъ вс? д?лаютъ и такъ надо д?лать.
Онъ схватилъ ее, какъ она была, въ чистой, но жесткой суровой рубашк?, съ обнаженными руками, поднялъ и понесъ. Она почувствовала прикосновенiе какъ бы каменныхъ, напряженныхъ мускуловъ поднимающихъ ее рукъ и почувствовала, что она не въ силахъ бороться.
– Ахъ, не надо, пустите, – говорила она и сама прижималась къ нему…[100 - Зачеркнуто: На третiй день пасхи Красовскiй, офицеръ, товарищъ, прi?халъ, и на другой день они вм?ст? у?хали.]
<8>6.
Такъ случилось это страшное д?ло. Но в?дь, собственно, не случилось ничего ужаснаго, случилось самое обыкновенное д?ло, то соединенiе мущины и женщины, отъ котораго произошли вс? мы и отъ котораго продолжается родъ челов?ческiй. Ужасно было то отношенiе къ этому д?лу, которое было тогда въ душ? Нехлюдова. На другой день посл? этой памятной ночи Нехлюдовъ у?халъ. Онъ не могъ больше откладывать. Былъ срокъ его явки въ полкъ и, кром? того, по прежде сд?ланному уговору, товарищъ его гр. Шенбокъ за?халъ за нимъ къ тетушкамъ, и они вм?ст? у?хали на 3-й день Пасхи. Онъ у?халъ, соблазнивъ полюбившую его невинную д?вушку, и не то что не считалъ тогда своего поступка дурнымъ или безчестнымъ, а просто не думалъ о немъ, совс?мъ не думалъ о немъ. Онъ не думалъ о своемъ поступк? потому, что онъ теперь находился въ томъ полу-пом?шательств? эгоизма, въ которомъ люди думаютъ только о себ? и совс?мъ не о томъ, что испытываютъ другiе.
Онъ вспоминалъ теперь т? мысли и чувства, которыя были въ немъ тогда, въ этотъ посл?днiй день, проведенный у тетокъ, въ особенности въ тотъ вечеръ, когда они съ товарищемъ на другой день въ страшную погоду, подъ дождемъ и сн?гомъ, завернувшимъ опять посл? теплыхъ дней, ?хали въ тетушкиномъ тарантас? по лужамъ т? 19 верстъ, которыя были до станцiи жел?зной дороги.[101 - Зач.: Погода была одна изъ т?хъ апр?льскихъ, когда все стаяло и стало подсыхать, но завернули опять холода. Думалъ онъ смутно о томъ, какъ онъ р?шилъ самъ съ собой давно уже, что онъ женится на той женщин?, которая отдастся ему, кто бы ни была эта женщина, и о томъ, какъ мила была Катюша и какою она могла бы быть прекрасной женой: кроткая, любящая, д?ятельная, умная. Вспоминалъ онъ, какъ онъ въ первую же ночь сказалъ ей, что онъ женится на ней, и какъ она сказала: «Не говорите, не говорите пустое, не тревожьте мое сердце. Вы знаете, что этого нельзя. Да я и не хочу. И не пошла бы за тебя», – сказала она, въ первый разъ сказавъ ты, и улыбнулась, любовно глядя на него.Вспоминалъ онъ, какъ тетушки говорили ему объ его будущей женитьб?, о его матери, что бы было съ ней, если бы онъ сказалъ, что женится на Катюш?. Потомъ вспоминалъ онъ, какъ Красовскiй, увидавъ Катюшу, любовался ей и шутя сказалъ:] Ему особенно памятны были эти мысли, когда они молча, закрытые фартукомъ, по которому хлесталъ дождь, ?хали до станцiи. Были мысли у него о томъ, какъ хорошо то, что тетушки провожали его на войну, точно также, какъ когда-то провожали его отца, и какимъ молодцомъ онъ представляется имъ. Были мысли о томъ, какъ Шёнбокъ догадывается объ его отношенiяхъ съ Катюшей.
– То-то ты такъ вдругъ полюбилъ тетушекъ, – сказалъ онъ, увидавъ Катюшу, – что нед?лю живешь у нихъ. Это и я на твоемъ м?ст? и не у?халъ бы. Прелесть.[102 - Зачеркнуто: И эти слова успокаивали Нехлюдова. «Такъ надо, видно, такъ д?лаютъ, такъ естественно. Если я думалъ о томъ, чтобы жениться на той д?вушк?, которая полюбитъ меня, то это я сд?лаю посл?. А теперь это такъ, случайность, особенная. Да и невозможно, да и исключительнаго ничего н?тъ. Одно – надо ей оставить денегъ. Такъ вс? д?лаютъ». И странное д?ло, тотъ чистый, нравственный челов?къ, который былъ въ немъ, продолжалъ быть подъ властью того жизнерадостнаго, эгоистичнаго челов?ка, который завлад?лъ имъ. И теперь съ нимъ случилось то, что всегда случалось, когда возникала борьба между двумя существами, жившими въ немъ: дурной челов?къ поборалъ добраго, случилось то, что злой челов?къ находилъ себ? опору и оправданiе въ томъ, что вс?д?лали такъ, какъ онъ д?лалъ. Эту опору онъ нашелъ и теперь.]
«Очевидно, онъ завидуетъ мн? и тоже считаетъ меня молодцомъ», думалъ Нехлюдовъ. И это были прiятныя мысли. Были мысли и воспоминанiя о томъ, какъ любила его Катюша, и это радовало его. Раскаянiя же о томъ, что онъ сд?лалъ, не было никакого. Только непрiятно было вспоминать самыя посл?днiя непоэтическiя отношенiя; больше вспоминалась Катюша въ церкви и при восходящей зар? и ея покорность, милая преданность. Были мысли о томъ, какъ онъ прi?детъ въ полкъ, какъ оц?нятъ его подвигъ – идти въ его положенiи солдатомъ въ армiю, какъ его полюбятъ, какъ будутъ удивляться ему, какъ онъ будетъ красивъ въ мундир?, синiе узкiе рейтузы. Были мысли о томъ что ему будетъ прiятно, главное о томъ, что польститъ его тщеславiю, но мысли о томъ, что будетъ съ другими, не было совс?мъ. Были мысли о томъ, какъ онъ отличится на войн?, получитъ кресты и чины и какъ потомъ съ этими чинами и крестами вернется къ своимъ друзьямъ и, чтобы показать, какъ онъ мало ц?нитъ все это, выйдетъ въ отставку.
Были мысли о Катюш?, воспоминанiя т?хъ минутъ радости, когда она, покоряясь его взгляду, выб?жала къ нему на крыльцо, или когда она робко и преданно смотр?ла на него, или когда разъ, въ минуту ласокъ, обхватила его лицо руками и, глядя ему въ глаза, сказала: «Ничего для тебя не жал?ю. Люблю, и все тутъ».
Все это казалось ему очень хорошо. Непрiятно было только вспоминать самыя посл?днiя непоэтическiя отношенiя и больше всего та минута, когда онъ посл? об?да въ день отъ?зда, выждавъ ее въ с?няхъ, простился съ ней и сунулъ ей за платье конвертъ съ деньгами. Тутъ было что то ужасно непрiятное. Она покрасн?въ хот?ла вынуть назадъ этотъ конвертъ, но онъ тоже сконфузился, остановилъ ее и, пробормотавъ что то въ род?: «н?тъ, возьми», уб?жалъ отъ нее.
Вс? эти мысли и воспоминанiя бродили въ голов?. Но раскаянiя о томъ, чт? онъ сд?лалъ, не было никакого, не было потому, что онъ не думалъ совс?мъ о другихъ, а думалъ только о себ?. Тотъ прежнiй челов?къ, который два года тому назадъ жилъ въ этомъ же тетушкиномъ дом? и читалъ Тургенева съ Катюшей и красн?лъ и путался въ словахъ морщившимися губами, не только отсутствовалъ, но былъ совершенно заслоненъ и забытъ. Все, что думалъ тотъ челов?къ объ отношенiяхъ мущины и женщины, о брак?, было совершенно неизв?стно теперешнему челов?ку.
Теперь властвовавшiй въ немъ челов?къ не то что поб?дилъ какими нибудь своими аргументами того челов?ка, – онъ не могъ бы поб?дить, онъ это зналъ. Но онъ просто не зналъ всего того, что думалъ и чувствовалъ тотъ прежнiй челов?къ. Тотъ былъ одинъ, а теперь другой. Въ теперешнемъ челов?к? было главное – чувство радости о томъ, что его вс? любятъ, и желанiя быть любимымъ и сл?паго до посл?дней степени расцв?тшаго эгоизма избалованной богатствомъ и роскошной жизнью молодости, не знавшаго никакихъ ст?сненiй и преградъ. Не было этому эгоизму преградъ вн?шнихъ: общественное положенiе и богатство уничтожали большинство преградъ, и не было преградъ сов?сти – внутреннихъ, потому что сов?сть въ этомъ его состоянiи зам?нялась общественнымъ мн?нiемъ людей его среды. Въ этомъ то и была прелесть такого отдаванiя себя потоку, что, подчиняя себя общественному мн?нiю своей среды, получалась совершенная свобода. Стоило только отдаться своимъ страстямъ, и выходило то, что д?лалъ то, чт? вс? д?лали, и получалось одобренiе вс?хъ, и получалась полная свобода для удовлетворенiя своихъ страстей. Теперь о томъ своемъ отношенiи къ Катюш? онъ зналъ, что онъ поступилъ такъ, какъ вс? поступаютъ, какъ поступилъ – онъ зналъ – его дядя, у котораго былъ незаконный сынъ отъ такой случайной интриги, какъ, завидуя, желалъ бы поступить Шёнбокъ, какъ поступаютъ сотни людей и въ д?йствительной жизни и въ романахъ. Одно – надо оставить ей денегъ. И это онъ сд?лалъ, положивъ ей, прощаясь съ ней, конвертъ съ сторублевой бумажкой за открытый лифъ ея платья. Онъ поступилъ какъ надо, какъ вс? поступаютъ. О томъ же, что съ нею будетъ, онъ совершенно не думалъ. Онъ думалъ только о себ?. Въ такихъ мысляхъ и чувствахъ онъ ?халъ съ Шёнбокомъ до станцiи. Въ немъ не было и т?ни раскаянiя, жалости или предвид?нья того, что могло быть съ нею. И такъ это продолжалось и посл?. Только один? разъ посл? онъ почувствовалъ раскаянiе, и чувство это было такъ сильно и мучительно, что потомъ онъ инстинктивно отгонялъ отъ себя воспоминанiя объ этомъ.
И онъ, тотъ Нехлюдовъ, который былъ такъ требователенъ къ себ? въ иныя минуты, погубивъ челов?ка, любившаго его, за эту самую любовь погубивши его, былъ спокоенъ и веселъ. Только разъ, отойдя отъ играющихъ, онъ вышелъ въ коридоръ вагона и посмотр?лъ въ окно. Въ вагон? св?тло, весело, блеститъ все, а тамъ, наружу, темно, и хлещетъ въ окна дождь съ гололедкой и течетъ по стекламъ, и тамъ пустыня, низкiе кусты и пятна сн?га. И почему то вдругъ ему представилось, что тутъ, въ этой пустын?, среди кустовъ и сн?га, она, Катя, б?житъ за вагонами, ломая руки и проклиная его за то, что онъ погубилъ и бросилъ ее. Онъ помнилъ, что эта мысль, мечта скользнула въ его голов?, но тотчасъ же онъ отогналъ ее, т?мъ бол?е, что изъ вагона Шёнбокъ кричалъ ему: «Что же, Нехлюдовъ, держишь или выходишь?» – «Держу, держу», отв?тилъ Нехлюдовъ и вернулся въ св?тъ вагона и забылъ то, что ему представилось. Теперь только, на суд?, онъ вспомнилъ это. Такою, вотъ именно такою, какою она теперь въ этомъ халат?, онъ тогда вид?лъ ее въ своемъ воображенiи. Съ т?хъ поръ Нехлюдовъ не видалъ Катюшу.
Только одинъ разъ, когда посл? войны онъ за?халъ къ тетушкамъ и узналъ, что Катюши уже не было у нихъ, что она отошла отъ нихъ, чтобы родить, что гд? то родила и, какъ слышали тетки, совс?мъ испортилась, у него защемило сердце. Нехлюдову сд?лалось ужасно больно и стыдно. Сначала онъ хот?лъ разъискать и ее и ребенка, но потомъ, именно потому, что ему было слишкомъ больно и стыдно думать объ этомъ, онъ не сд?лавъ никакихъ усилiй для этого разысканiя, не столько забылъ про свой гр?хъ, сколько пересталъ думать о немъ. Въ глубин?, въ самой глубин? души онъ зналъ, что поступилъ такъ скверно, подло, жестоко, что ему съ сознанiемъ этого поступка нельзя не только самому осуждать кого нибудь, но смотр?ть въ глаза людямъ. Такъ выходило по т?мъ требованiямъ, которыя были въ немъ.
Но существовало другое судилище, судилище св?та, людей его среды, по мн?нiю которыхъ, онъ зналъ, что поступокъ его считается не только простительнымъ, но иногда даже чуть не хорошимъ, о которомъ можно нетолько шутить, какъ шутилъ Шёнбокъ, но которымъ можно хвастаться. И потому надо было не обращаться къ сов?сти, а къ судилищу св?та. И онъ такъ и д?лалъ. И это все дальше и дальше отводило его отъ жизни по сов?сти, не только въ этомъ, но и въ другихъ отношенiяхъ. Разъ отступивъ отъ требованiй сов?сти въ этомъ д?л?, онъ уже не обращался къ своей сов?сти и въ другихъ д?лахъ и все дальше и дальше отступалъ отъ нея. Одинъ дурной поступокъ этотъ, особенно потому, что онъ не призналъ его дурнымъ, т. е. такимъ дурнымъ, какимъ онъ былъ въ д?йствительности, все дальше и дальше отводилъ его отъ доброй жизни. И едва ли вся та пустая, не нужная никому жизнь, которую онъ велъ въ эти 14 л?тъ, не им?ла своей причиной эту вину, на которую онъ выучился закрывать глаза. Его, какъ винтомъ, завинчивало все ниже и ниже въ пошлую, непризнаваемую развращенность его среды. Сд?лавъ дурной поступокъ, онъ удалялся отъ требованiй своей сов?сти. Удаляясь отъ требованiй своей сов?сти, онъ чаще и чаще д?лалъ дурные поступки, которые все больше и больше удаляли его отъ требованiй своей сов?сти, д?лали его безсов?стнымъ.
И вотъ когда Богъ привелъ его встр?титься съ ней. Онъ судилъ ее.
<Да, это была она. Она – это милое, кроткое, главное, любящее, н?жно любившее его существо.> Онъ не могъ свести съ нея глазъ и то вид?лъ ее такою, какой она была, когда б?гала въ гор?лки, или такою, когда она разсуждала съ нимъ про «Затишье» Тургенева и вся волнами вспыхивала, говоря, что ей больше и д?лать нечего было, какъ утопиться, и, главное, такою, какою она была въ церкви въ Св?тлохристово воскресенье, въ б?ломъ платьиц? съ бантикомъ въ черныхъ волосахъ, то вид?лъ ее такою, какою она была описана въ обвинительномъ акт? – Любкой, требующей отъ купца впередъ деньги, допивающей коньякъ и пьяной, то такою, какою она теперь была передъ нимъ: въ широкомъ не по росту халат?, съ измученнымъ бол?зненно желтовато-бл?днымъ лицомъ, съ тупымъ, похм?льнымъ выраженiемъ, хриплымъ голосомъ и выбитымъ зубомъ.