Сестра поняла.
– Ты хочешь говорить съ ней?
– Да, я хочу.
Онъ смотр?лъ неподвижно на самоваръ и именно думалъ о томъ, что? онъ скажетъ ей. Она вошла въ блузк? спокойная, домашняя. Сестра вышла. Она испугалась.
– Куда ты?
Но Кити ушла.
– Я приду сейчасъ.
Она стала пить чай съ апетитомъ, много ?ла. Опять дьяволъ!
[112 - Зачеркнуто: – Таня]– Анна, – сказалъ Михаилъ Михайловичъ, – думаешь ли ты.. ду… думаешь ли ты, что мы можемъ такъ оставаться?
– Отчего? – Она вынула сухарикъ изъ чая. – Что ты въ Петербург?, а я зд?сь? Пере?зжай сюда, возьми отпускъ.
Она улыбающимися, насм?шливыми глазами смотр?ла на него.
– Таня, ты ничего не им?ешь сказать мн? особеннаго?
– Я? – съ наивнымъ удивленiемъ сказала она и задумалась, вспоминая, не им?етъ ли она что сказать. – Ничего, только то, что мн? тебя жаль, что ты одинъ.
Она подошла и поц?ловала его въ лобъ. И тоже сiяющее, счастливое, спокойное, дьявольское лицо, выраженiе, которое, очевидно, не им?ло корней въ разум?, въ душ?.
– А ну, такъ хорошо, – сказалъ онъ и невольно, самъ не зная какъ, подчинился ея влiянiю простоты, и они поговорили о новостяхъ, о денежныхъ д?лахъ.
Только одинъ разъ, когда онъ передалъ ей чашку и сказалъ: «еще пожалуйста», она вдругъ безъ причины покрасн?ла такъ, что слезы выступили на глаза, и опустила лицо. Кити пришла, и вечеръ прошелъ обыкновенно.
Она проводила его на крыльцо и когда въ м?сячномъ св?т? по безночному св?ту садился въ коляску, она сказала своимъ груднымъ голосомъ:
– Какъ жаль, что ты у?зжаешь, – и приб?жала къ коляск? и кинула ему пледъ на ноги. Но когда коляска отъ?хала, онъ зналъ, что она, оставшись у крыльца, страдала ужасно.
На другой день Михаилъ Михайловичъ получилъ письмо отъ Кити. Она писала: «Я молилась и просила просв?щенiя свыше. Я знаю, что мы обязаны сказать правду. Да, Татьяна нев?рна теб?, и это я узнала противъ воли. Это знаетъ весь городъ. Что теб? д?лать? Я не знаю. Знаю одно, что Христово ученiе будет руководить т[обой].
Твоя Кити».
Съ т?хъ поръ Михаилъ Михайловичъ не видалъ жены и скоро у?халъ изъ Петербурга.[113 - В подлиннике: въ Петербургъ.Рядом, поперек полей написано: «Да я его люблю, д?лай что хочешь».Поздно. Ей надо идти на свиданье. Св?тлая ночь.Принесъ [?] зап[иску] [1 неразобр.]]
VII. О беременности. Онъ глупъ, насм?шливость.
VIII. Михаилъ Михайловичъ въ Москв?. Леонидъ Дмитричъ затащилъ об?дать.
Его жена. Разговоръ о нев?рности мужа. Д?ти похожи на отца.
IX. Въ вагон? разговоръ съ нигилистомъ.
X. Роды, прощаетъ.
XI.[114 - Вверху листа приписано: Тяжесть прощенiя – нельзя. Разводъ.Против текста XI главы на полях приписано: «Все это очень просто, – говорилъ Степанъ Аркадьичъ, – а пот[ому] не оч[ень] пр[осто], н. п., н?тъ, не тр[удно], не уж[асно], но невозможно».]
Михаилъ Михайловичъ ходилъ по зал?: «шшъ», говорилъ онъ на шум?вшихъ слугъ. Иванъ Петровичъ легъ отдохнуть посл? 3-хъ безсонныхъ ночей въ кабинет?. Чувство успокоенiя поддерживалось въ Михаил? Михайлович? только христiанской д?ятельностью. Онъ пошелъ въ министерство, и тамъ, вн? дома, ему было мучительно. Никто не могъ понимать его тайны. Хуже того – ее понимали, но навыворотъ. Онъ мучался вн? дома, только дома онъ былъ покоенъ. Сужденiя слугъ онъ презиралъ. Но не такъ думали Иванъ Балашевъ и Татьяна.
– Чтоже, это в?чно будетъ такъ? – говорилъ Балашевъ. – Я не могу переносить его.
– Отчего? Его это радуетъ? Впрочемъ д?лай какъ хочешь.
– Д?лай, разум?ется, нуженъ разводъ.
– Но какъ же мн? сказать ему? Я скажу: «Мишель, ты такъ не можешь жить!» Онъ побл?дн?лъ. «Ты простишь, будь великодушенъ, дай разводъ». – «Да, да, но какъ?» – «Я пришлю теб? адвоката». – «Ахъ да, хорошо».
Подробности процедуры для развода, униженiе ихъ – ужаснуло его. Но христiанское чувство – это была та щека, которую надо подставить. Онъ подставилъ ее. Черезъ годъ Михаилъ Михайловичъ жилъ по старому, работая тоже; но значенiе его уничтожилось.
XII.
Хот?ли мусировать доброту христiанства его, но это не вышло: здравый смыслъ общества судилъ иначе, онъ былъ посм?шищемъ. Онъ зналъ это, но не это мучало его. Его мучала необходимость сближенiя съ прежней женой. Онъ не могъ забыть ее ни на минуту, онъ чувствовалъ себя привязаннымъ къ ней, какъ преступникъ къ столбу. Да и сближенiя невольно вытекали черезъ д?тей. Она см?ялась надъ нимъ, но см?хъ этотъ не см?шонъ былъ. Балашевъ вышелъ въ отставку и не зналъ, что съ собой д?лать. Онъ былъ заграницей, жилъ въ Москв?, въ Петербург?, только не жилъ въ деревн?, гд? только ему можно и должно было жить. Ихъ обоихъ св?тъ притягивалъ какъ ночныхъ бабочекъ. Они искали – умно, тонко, осторожно – признанiя себя такими же, какъ другiя. Но именно отъ т?хъ то, отъ кого имъ нужно было это признанiе, они не находили его. То, что свободно мыслящiе люди дурнаго тона ?здили къ нимъ и принимали ихъ, не только не радовало ихъ, но огорчало. Эти одинокiе знакомые очевидн?е всего доказывали, что никто не хочетъ знать ихъ, что они должны удовлетворять себ? одни. Пускай эти люди, которые принимали ихъ, считали себя лучше той такъ называемой пошлой св?тской среды, но имъ не нужно было одобренiя этихъ доброд?тельныхъ свободомыслящихъ людей, а нужно было одобренiе такъ называемаго пошлаго св?та, куда ихъ не принимали. Балашевъ бывалъ въ клуб? – игралъ. Ему говорили:
– А, Балашевъ, здорово, какъ поживаешь? По?демъ туда, сюда. Иди въ половину.
Но никто слова не говорилъ о его жен?. Съ нимъ обращались какъ съ холостымъ. Дамы еще хуже. Его принимали очень мило; но жены его не было для нихъ, и онъ самъ былъ челов?къ слишкомъ хорошаго тона, чтобы попытаться заговорить о жен? и получить тонкое оскорбленiе, за которое нельзя и отв?тить. Онъ не могъ не ?здить въ клубы, въ св?тъ, и жена ревновала, мучалась, хот?ла ?хать въ театръ, въ концертъ и мучалась еще больше. Она была умна и ловка и, чтобъ спасти себя отъ одиночества, придумывала и пытала разные выходы. Она пробовала блистать красотой и нарядомъ и привлекать молодыхъ людей, блестящихъ мущинъ, но это становилось похоже, она поняла на что, когда взглянула на его лице посл? гулянья, на которомъ она въ коляск? съ в?еромъ стояла недалеко отъ Гр. Кур., окруженная толпой. Она пробовала другой самый обычный выходъ – построить себ? высоту, съ которой бы презирать т?хъ, которые ее презирали; но способъ постройки этой контръ батареи всегда одинъ и тотъ же. И какъ только она задумала это, какъ около нее уже стали собираться дурно воспитанные[115 - Зачеркнуто: артисты музыканты,] писатели, музыканты, живописцы, которые не ум?ли благодарить за чай, когда она имъ подавала его.
Онъ слишкомъ былъ твердо хорошiй, искреннiй челов?къ, чтобъ пром?нять свою гордость, основанную на старомъ род? честныхъ и образованныхъ людей, на челов?чномъ воспитанiи, на честности и прямот?, на этотъ пузырь гордости какого то выдуманнаго новаго либерализма. Его в?рное чутье тотчасъ показало ему ложь этаго ут?шенья, и онъ слишкомъ глубоко презиралъ ихъ. Оставались д?ти, ихъ было двое. Но и д?ти росли одни. Никакiя Англичанки и наряды не могли имъ дать той среды дядей, тетокъ, крестной матери, подругъ, товарищей, которую им?лъ онъ въ своемъ д?тств?. Оставалось чтоже? Чтоже оставалось въ этой связи, названной бракомъ? Оставались одни животныя отношенiя и роскошь жизни, им?ющiя смыслъ у лоретокъ, потому что вс? любуются этой роскошью, и не им?ющiя зд?сь смысла. Оставались голыя животныя отношенiя, и другихъ не было и быть не могло. Но еще и этаго мало, оставался привид?нiе Михаилъ Михайловичъ, который самъ или котораго судьба всегда наталкивала на нихъ, Михаилъ Михайловичъ, осунувшiйся, сгорбленный старикъ, напрасно старавшiйся выразить сiянiе счастья жертвы въ своемъ сморщенномъ лиц?. И ихъ лица становились мрачн?е и старше по днямъ, а не по годамъ. Одно, что держало ихъ вм?ст?, были ж[ивотныя] о[тношенiя]. Они знали это, и она дрожала потерять его, т?мъ бол?е что вид?ла, что онъ тяготился жизнью. Онъ отс?кнулся. Война. Онъ не могъ покинуть ее. Жену онъ бы оста[вилъ], но ее нельзя было.
Не права ли была она, когда говорила, что не нужно было развода, что можно было оставаться такъ жить? Да, тысячу разъ права.
Въ то время какъ они такъ жили, жизнь Михаила Михайловича становилась часъ отъ часу тяжел?е.[116 - Зачеркнуто: Какъ шутка,] Только теперь отзывалось ему все значенiе того, что онъ сд?лалъ. Одинокая комната его была ужасна. <Одинъ разъ онъ пошелъ въ комитетъ миссiи. Говорили о ревности и убiйств? женъ. Михаилъ Михайловичъ всталъ медленно и по?халъ къ оружейнику, зарядилъ пистолетъ и по?халъ къ[117 - Зач.: себ?] ней.>[118 - Зач.: – Я не могу жить.]
Одинъ разъ Татьяна Серг?евна сид?ла одна и ждала Балашева, мучаясь ревностью. Онъ былъ[119 - Зач.: на бал?] въ театр?. Д?ти легли спать. Она сид?ла, перебирая всю свою жизнь. Вдругъ ясно увидала, что она погубила 2-хъ людей добрыхъ, хорошихъ. Она вспомнила выходы – лоретка – нигилистка – мать (нельзя), спокойствiе – нельзя. Одно осталось – жить и наслаждаться.[120 - Зач.: Офицеръ] Другъ Балашева. Отчего не отдаться, не б?жать, сжечь жизнь. Ч?мъ забол?лъ, т?мъ и л?чись.
Челов?къ пришелъ доложить, что прi?халъ Михаилъ Михайловичъ.
– Кто?
– Михаилъ Михайловичъ желаютъ васъ вид?ть на минутку.
– Проси.
Сидитъ у лампы темная, лицо[121 - Зач.: доброе] испуганное, непричесанная.
– Я… вы я… вамъ…
Она хот?ла помочь. Онъ высказался.
– Я не для себя пришелъ. Вы несчастливы. Да, больше ч?мъ когда нибудь. Мой другъ, послушайте меня. Связь наша не прервана. Я вид?лъ, что это нельзя. Я половина, я мучаюсь, и теперь вдвойн?. Я сд?лалъ дурно. Я долженъ былъ простить и прогнать, но не надсм?яться надъ таинствомъ, и вс? мы наказаны. Я пришелъ сказать: есть одно спасенье. Спаситель. Я ут?шаюсь имъ. Если бы вы пов?рили, поняли, вамъ бы легко нести. Что вы сд?лаете, Онъ самъ вамъ укажетъ. Но в?рьте, что безъ религiи, безъ надеждъ на то, чего мы не понимаемъ, и жить нельзя. Надо жертвовать собой для него, и тогда счастье въ насъ; живите для другихъ, забудьте себя – для кого – вы сами узнаете – для д?тей, для него, и вы будете счастливы. Когда вы рожали, простить васъ была самая счастливая минута жизни. Когда вдругъ просiяло у меня въ душ?… – Онъ заплакалъ. – Я бы желалъ, чтобы вы испытали это счастье. Прощайте, я уйду. Кто-то.
Это былъ онъ. Увидавъ Михаила Михайловича, побл?дн?лъ. Михаилъ Михайловичъ ушелъ.