И опять все затихло. Крыльцовъ, прижавшись головой къ отверстiю, ловилъ вс? звуки. Кто-то изъ караульныхъ кашлянулъ. Дверь Лозинскаго дрогнула, очевидно онъ прислонился къ ней, и послышался его странно спокойный голосъ, произносящей страшные слова:
– Разв? казнь утверждена? – сказалъ онъ.
Крыльцовъ не слыхалъ, что ему отв?тили. Но всл?дъ зa этимъ загрем?лъ замокъ двери его камеры, дверь завизжала, и они, войдя въ камеру, поговорили тамъ, чего не могъ разслышать Крыльцовъ. Потомъ дверь опять отворилась, и Крыльцовъ услыхалъ знакомые элегантные спокойные шаги Лозинскаго, который вышелъ и пошелъ къ дверямъ камеръ товарищей, какъ понялъ Крыльцовъ, прощаться съ ними. Онъ пошелъ сначала въ другую отъ Крыльцова сторону. Смотритель же между т?мъ, его помощникъ, офицеръ и сторожа – вс? отошли отъ его камеры и остановились прямо противъ камеры Крыльцова, которая была рядомъ съ камерой Еврейчика Розовскаго. Крыльцовъ стоялъ у оконца своей камеры, вид?лъ при св?т? лампы лицо смотрителя – здороваго, краснощекаго, рябого, въ обыкновенное время зв?роподобнаго челов?ка. Теперь лицо это было бл?дно, нижняя губа тряслась, и онъ судорожно верт?лъ портупею своей шашки, ожидая возвращенiя Лозинскаго. Вс? молчали, такъ что Крыльцовъ издалека услыхалъ приближающiеся теперь шаги Лозинскаго. Крыльцовъ не видалъ еще Лозинскаго, но узналъ, что онъ подходитъ, потому что вс? стоявшiе въ коридор? какъ будто испуганно отступили и дали ему дорогу. Лозинскiй подошелъ къ камер? Крыльцова и молча остановился. Подъ прекрасными, мутно смотрящими теперь глазами, было черно, и все лицо какъ будто осунулось внизъ.
– Крыльцовъ, есть у васъ папиросы? – сказалъ онъ точно не своимъ горловымъ голосомъ.
Крыльцовъ не усп?лъ достать свои папиросы, какъ помощникъ смотрителя посп?шно досталъ портсигаръ и подалъ ему. Онъ взялъ одну, расправилъ, закурилъ, посмотр?лъ на Крыльцова. Крыльцовъ съ ужасомъ смотр?лъ на этаго сильнаго, полнаго жизни челов?ка и не в?рилъ тому, что было, и ничего не понималъ.
– Скверно, Крыльцовъ. И такъ жестоко и несправедливо. – Онъ нервно курилъ, быстро выпуская дымъ.
– Я в?дь ничего не сд?лалъ… Я… – онъ нахмурился самъ на себя и топнулъ ногой и замолчалъ.
Крыльцовъ тоже молчалъ, не зная что сказать. Въ это время по коридору почти б?гомъ проб?жалъ къ Лозинскому черноватенькiй Розовскiй съ своимъ д?тскимъ личикомъ.
– A мн? вчера докторъ прописалъ грудной чай, – послышался его неестественный веселый тонкiй еврейскiй голосъ. – Я еще выпью. И мн? папироску, Крыльцовъ.
– Что за шутки! Розовскiй! Идемъ, – опять т?мъ же визгливымъ голосомъ, очевидно съ трудомъ, выговорилъ смотритель. Лозинскiй отошелъ, и на м?сто его у окна показались черные, влажно блестящiе глаза Розовскаго и его искривленное неестественной улыбкой, испуганное с?рое лицо. Онъ ничего не сказалъ и не взялъ папиросы, а, только кивнувъ головой въ шапк? торчащихъ черныхъ волосъ, почти б?гомъ, всл?дъ за Лозинскимъ и смотрителемъ, пошелъ по коридору. Стража шла за ними. Больше Крыльцовъ ничего не вид?лъ и не слышалъ. Въ коридор? была гробовая тишина, а у него въ ушахъ все только звучалъ молодой звонкiй голосъ Розовскаго: «еще выпью грудного чаю» и звукъ его шаговъ, мальчика, б?жавшаго по коридору. Теперь ихъ в?шали. Утромъ пришелъ сторожъ и разсказалъ прерывающимся голосомъ, какъ все свершилось. Лозинскiй, красавецъ Лозинскiй не противился, а только крестился всей ладонью и только посл?днюю минуту сталъ биться. Розовскiй же не давался, визжалъ, плакалъ, все платье на немъ оборвали, таща его къ вис?лиц?, а уже когда повисъ, только три раза вздернулъ плечами. Сторожъ представилъ, какъ онъ вздернулъ плечами, и махнулъ рукой.
Когда Крыльцова увид?лъ посл? этаго его товарищъ, онъ удивился, что въ густыхъ и мягкихъ вьющихся волосахъ его было много с?дыхъ. Сторожъ же тотъ, который объявлялъ Крыльцову о томъ, что д?лалось, и вид?лъ, какъ в?шали, былъ см?ненъ и, какъ потомъ узналъ Крыльцовъ, вечеромъ того дня уб?жалъ въ поле и тамъ былъ взятъ мужиками и приведенъ въ городъ сумашедшимъ.
Когда Крыльцова выпустили, онъ тотчасъ же по?халъ[470 - Зачеркнуто: за границу и вернулся оттуда съ опред?ленной программой, которую онъ съ помощью своего состоянiя сталъ приводить вть исполненiе. Для изм?ненiя существующаго ужаснаго строя, въ которомъ могли совершаться такiя д?ла, нужно было свергнуть] въ Петербургъ и примкнулъ къ дезорганизацiонной групп?, им?вшей ц?лью уничтоженiе существующаго правительства. Для того чтобы уничтожить его, было только два средства: завлад?ть войсками и терроризировать правительство такъ, чтобы оно само отказалось отъ власти и призвало народъ. Крыльцовъ принялъ участiе въ той и въ другой д?ятельности. Его опять арестовали, судили и приговорили къ смертной казни, зам?нивъ ее безсрочной каторгой, и продержали два года въ тюрьм?. Въ тюрьм? у него сд?лалась обычная тюремная чахотка, и теперь его, съ кавернами въ легкихъ и ночнымъ потомъ, худ?ющаго и кашляющаго кровью, вели на каторгу въ Кару.
Тогда какъ Новодворовъ хотя въ душ? и раскаивался часто въ томъ, что онъ сд?лалъ, онъ на словахъ постоянно выражалъ в?ру въ важность революцiоннаго д?ла, надежду на то, какъ то, что сд?лано имъ, принесетъ плоды, какъ онъ вновь вернется и какъ станетъ теперь д?йствовать, составлялъ руководство для оставшихся о томъ, какъ они должны вестись, давая чувствовать свое значенiе въ этомъ д?л?.
Крыльцовъ, напротивъ, никогда ни на минуту не сомн?вался въ томъ, что д?ла революцiи проиграны, признавалъ себя поб?жденымъ, но вм?ст? съ т?мъ зналъ, что онъ не могъ поступать иначе, какъ такъ, какъ онъ поступалъ, не раскаивался и жал?лъ не о томъ, что онъ поб?жденъ, а просто о томъ, что кончалась его личная зд?сь жизнь, которую онъ любилъ; любилъ же онъ жизнь въ особенности потому, что онъ любилъ вс?хъ людей, вид?лъ въ нихъ не соперниковъ, а или помощниковъ или сотоварищей несчастья и[471 - Зач.: любилъ женщинъ товарищеской, братской любовью, совершенно отд?ляя чувственность, которая въ немъ была очень развита, отъ духовнаго] былъ любимъ именно за то, что онъ былъ вс?мъ товарищъ и помощникъ. Къ женщинамъ онъ относился особенно осторожно, потому что боялся своей чувственности, которую онъ не любилъ и съ которой постоянно боролся, и женщины чувствовали въ немъ и страсть и сдержанность и любили его за это. Теперь, на пути, онъ не переставая боролся съ дурнымъ чувствомъ къ Масловой. Въ борьб? этой поддерживала его Марья Павловна, съ которой онъ былъ братски друженъ и мн?нiемъ которой онъ особенно дорожилъ. Но кром? вс?хъ этихъ вн?шнихъ интересовъ, у Крыльцова былъ еще одинъ внутреннiй, задушевный интересъ: это былъ вопросъ, кончена ли его жизнь или н?тъ. Его такъ занималъ и мучалъ вопросъ о томъ, кончена ли жизнь, правда ли, что у него неизл?чимая чахотка, при которой ему остается, въ т?хъ условiяхъ, въ которыхъ онъ жилъ, жизни два, три м?сяца, или это неправда. Вопросъ этотъ такъ занималъ его – онъ р?шалъ его по н?скольку разъ на дню различно, – что онъ никогда не думалъ о томъ, чего онъ такъ страшно боялся, – о смерти: о томъ, что это такое та смерть, къ которой онъ шелъ быстрыми шагами. Это колеблющееся въ немъ пламя жизни придавало еще большую прелесть его и такъ отъ природы любезной (привлекательной) и физически и нравственно натур?.
* № 141 (рук. № 92).
Набатовъ обратилъ на себя вниманiе необыкновенными способностями въ сельской школ?. Учитель устроилъ ему пом?щенiе въ гимназiю. Въ гимназiи, давая уроки съ 5 класса, онъ блестяще кончилъ курсъ съ золотой медалью. Еще въ 7-мъ класс? онъ р?шилъ не идти въ университетъ, а идти въ народъ, изъ котораго онъ вышелъ, чтобы просв?щать своихъ крестьянскихъ братьевъ. Онъ такъ и сд?лалъ, поступивъ писаремъ въ село. Въ сел?, кром? исполненiя своихъ обязанностей, онъ читалъ крестьянамъ «Сказку о трехъ братьяхъ», «Хитрую механику», объяснялъ имъ обманъ, въ которомъ ихъ держатъ, и старался уговорить ихъ устроить комуну. Его арестовали, продержали въ тюрьм? 8 м?сяцевъ и, не найдя уликъ, выпустили.[472 - Зачеркнуто: Какъ только его выпустили, онъ пошелъ на фабрику рабочимъ и на фабрик?] Освободившись отъ тюрьмы, онъ тотчасъ же пошелъ въ другую деревню и, устроившись тамъ учителемъ, д?лалъ тоже самое. Его опять взяли и опять продержали годъ. Благодаря ловкости и сдержанности при допросахъ и внушающей дов?рiе прямот? и добродушiю, которыми онъ д?йствовалъ на своихъ судей, его опять выпустили, и онъ, оставивъ въ тюрьм? революцiонныя связи, опять пошелъ въ народъ, устроилъ общинную слесарню и поттребительное товарищество. Его опять взяли и въ этотъ разъ,[473 - Зач.: уже совс?мъ ни за что и опять посадили] продержавъ 7 м?сяцевъ, приговорили къ ссылк?, такъ что онъ провелъ половину взрослой жизни въ тюрьм?.
* № 142 (рук. № 92).
Другой челов?къ изъ народа, Маркеллъ Кондратьевъ, былъ челов?къ иного склада. Это былъ челов?къ, родившiйся въ каморк? на фабрик?. Въ фабричной школ? онъ выказалъ большiя способности и былъ первымъ ученикомъ. По праздникамъ онъ б?галъ съ ребятами въ садъ фабриканта за яблоками, на Рождество ходилъ на елку, устроенную женой фабриканта, гд? ему съ ребятами дарили коп?ечные гостинцы, и съ 12 л?тъ, глядя на жизнь директоровъ и служащихъ, почувствовалъ всю несправедливость положенiя рабочаго.
Идеалы соцiалистическiе представлялись ему въ очень смутной форм?, въ род? того, какъ представляется царство небесное в?рующимъ. То, что, по его мн?нiю, нужно было д?лать для достижения этого идеала, было также ясно, какъ и то, что, по мн?нiю в?рующаго, нужно д?лать для достиженiя царства Божьяго. Нужно было разрушать все существующее, въ особенности капиталистическiя учрежденiя, въ которыхъ ему представлялось все зло. Точно также онъ относился и къ религiи. Понявъ съ помощью революцiонерки нел?пость той в?ры, въ которую онъ в?рилъ, и съ усилiемъ и сначала страхомъ, а потомъ съ восторгомъ освободившись отъ нея, онъ удовлетворился радостью разрушенiя, – не уставалъ, когда случалось, см?яться надъ попами и осуждать ихъ, но изъ за этихъ развалинъ разрушенiя и не вид?лъ необходимости воздвиженiя чего нибудь новаго на м?сто разрушеннаго. Онъ и не зам?тилъ, какъ его прежнiя уб?жденiя, принятыя на в?ру, зам?нились новыми соцiалистически-революцiонными уб?жденiями, точно также, какъ и т?, принятыми только на в?ру. Разница съ прежними была та, что эти были разумн?е прежнихъ, и еще та, что т? не вызывали недобрыхъ чувствъ, а эти вызывали ихъ. Какъ въ соцiальномъ, такъ и въ религiозномъ отношенiи имъ руководили теперь чувства[474 - Зачеркнуто: отрицанiя,] только негодованiя, зависти, потребности[475 - Зач.: разрушенiя и] возмездiя за все вынесенное зло его предками, имъ самимъ и безчисленными товарищами въ Россiи и за границей.
* № 143 (рук. № 92).
Вс? эти люди пережили такъ много тяжелаго, и такъ страшно было ихъ будущее, что они боялись вспоминать о прошедшемъ, о томъ, что привело ихъ въ это положенiе, и также боялись думать о томъ, что въ будущемъ ожидаетъ ихъ. Вс? постоянно находились въ приподнятомъ, возбужденномъ состоянiи, въ род? того, въ которомъ находятся люди на войн?, гд? не говорятъ ни о томъ, изъ за чего ведется война и зач?мъ приняли участiе въ ней, ни о предстоящемъ сраженiи и объ ожидающихъ ранахъ и смертяхъ. Такъ было и зд?съ. Для того чтобы быть въ состоянiи переносить мужественно настоящее положенiе, надо было не думать о немъ, развлекаться. И такъ они и д?лали. Они развлекались и веселились разговоромъ, и влюбленiемъ, и даже картами. Посл? чаю Новодворовъ и птичка подс?ли къ Семенову и, доставъ карты, бумагу и карандашъ, устроили преферансъ. Выигрывать нечего было, потому что вс? они жили общиной вс? ихъ деньги были вм?ст?, но они почти каждый вечеръ играли на деньги и очень горячились, выигрывая и проигрывая. Нынче они тоже собрались играть. Кондратьевъ по обыкновению досталъ книгу Капиталъ Маркса и собрался читать у лампы. Но ни т?мъ не удалось играть, ни Кондратьеву читать. Завязался разговоръ, не утихавшiй до полуночи. Ранцева шила, накладывала заплату на куртку Набатова, слушая разговоръ. В?ра Ефремовна перемывала посуду, Марья Павловна укладывала спать Федьку, который не переставая болталъ. Сначала разсказывалъ Нехлюдовъ про политическiя новости, которыя онъ прочелъ въ газет? въ волостномъ правленiи. Потомъ вс?хъ занялъ Федька, который, напившись чаю, потребовалъ молиться Богу, при чемъ Ранцева разсказала, какъ ея маленькiй сынъ, котораго нянька научила молиться Богу, подходилъ къ образу и стучалъ его, спрашивая: «Богъ! вы слышите?» Вс? весело см?ялись.
* № 144 (рук. № 92).
Новодворовъ былъ женатъ церковнымъ бракомъ д?йствительно на В?р? Ефремовн?. Они сошлись, когда оба были въ ссылк?. Родился одинъ ребенокъ, умеръ, и посл? этого Новодворовъ объявилъ ей, что онъ бол?е не любитъ ее и призналъ и себя и ее вполн? свободными. Теперь Новодворовъ былъ, очевидно, влюбленъ въ Богомилову и предлагалъ ей бракъ, и она, ссылаемая только на поселенiе, колебалась – идти или не идти за нимъ, т?мъ бол?е что она не любила его, а только была польщена его любовью. Она кокетничала.
* № 145 (рук. № 92).
Большинство т?хъ ссыльныхъ въ Якутскую область и на каторгу людей, которыхъ узналъ Нехлюдовъ, начинали съ того, что, руководимые самыми естественными желанiями хорошихъ молодыхъ людей въ одно и тоже время д?лать самое лучшее и полезное д?ло и вм?ст? съ т?мъ отличиться, стали заниматься общими вопросами не своей [жизни], а народнаго блага. Сначала они учились, доставали книги, переписывали, читали ихъ и сообщали другимъ свои мысли и знанiя. Въ начал? своей д?ятельности большинство этихъ людей и не думало о революцiи. Но правительство, подозр?вая революцiонныя стремления, схватывало ихъ, запирало, истязало и, главное, м?шало д?лать начатое и признаваемое несомн?нно хорошимъ д?ло, и люди эти невольно были приводимы къ желанiю избавиться отъ того, что м?шало имъ. Средство избавиться была революцiя, и ихъ д?ятельность, чисто умственная, переходила въ практическую, и начиналась война съ правительствомъ.
* № 146 (рук. № 91).
– А помнишь татарина? Ружьемъ стр?лялъ, плечамъ ц?ловалъ, реформа кончалъ, – сказалъ Крыльцовъ, и Набатовъ съ своей необыкновенной памятью пересказалъ весь веселый разсказъ Щедрина о путешествiи персидскаго шаха.
Его перебивали, см?ялись и забыли карты. Вс? стянулись около лампы на нарахъ. Симонсонъ между т?мъ подошелъ къ Нехлюдову и, прямо глядя ему въ глаза своимъ д?тски невиннымъ взглядомъ, сказалъ:
– Пойдемте сюда. Мн? поговорить надо съ вами.
Онъ подошелъ къ окну и с?лъ на нары, заплетя ногу за ногу. Нехлюдовъ с?лъ рядомъ съ нимъ, тотчасъ же догадавшись, о чемъ онъ хочетъ говорить съ нимъ.
– Я смотрю на васъ, – сказалъ онъ, – врод? какъ на опекуна Екатерины Михайловны. Вы, по крайней м?р?, взяли на себя заботу о ней и связаны съ ней, какъ она мн? говорила, вашимъ прошедшимъ, и…
Онъ остановился и обратился къ Катюш?, сид?вшей подл? д?вочки и похлопывавшей ее рукой, какъ усыпляютъ д?тей.
– Екатерина Михайловна, – сказалъ онъ ей, – могу я все сказать Дмитрiю Ивановичу?
– Да, разум?ется, можете, – сказала она, красн?я и тяжело вздыхая.
– Такъ считая васъ связаннымъ съ нею и вашимъ общимъ прошедшимъ и вашими об?щанiями, я считаю себя обязаннымъ объявить вамъ наше съ ней р?шенiе и просить вашего согласiя.
– То есть, что же? – спросилъ Нехлюдовъ, хотя ужъ зналъ что.
– То, что я въ первый разъ въ жизни люблю женщину, хочу соединить свою судьбу съ нею, и эта женщина – Екатерина Михайловна. Я спрашивалъ ее, хочетъ ли, можетъ ли она соединить свою судьбу съ моею, быть моей женой. Она сказала – да. Но подъ условiемъ вашего согласiя. И вотъ я прошу его.
– Я не им?ю на это права, – сказалъ Нехлюдовъ. – Не то чтобы я не хот?лъ, я предложилъ Катюш? загладить свою вину и вотъ и продолжаю быть готовымъ на бракъ.
– Но она р?шительно не хочетъ этаго. Мотивовъ ея я не знаю – догадываюсь и высоко ц?ню. Но все-таки р?шенiе ея неизм?нно. Подойди къ намъ.
Катюша встала и подошла къ нимъ. Она стояла посереди наръ и смотр?ла то на того, то на другаго. Она очень перем?нилась, похуд?ла, прежняя припухлость и б?лизна лица совс?мъ изчезла. Она загор?ла, какъ бы постар?ла и им?ла видъ немолодой женщины.
** № 147 (кор. № 115).
– Ну, однако надо мн? съ вами поговорить, – сказала Марья Павловна, обращаясь къ Нехлюдову. И Марья Павловна встр?тилась взглядомъ съ густо покрасн?вшей Катюшей. – Пойдемте сюда.
Марья Павловна пошла впередъ, въ дверь сос?дней каморки – женской.
– У насъ событiе, – сказала она, какъ всегда, по д?тски наивно усаживаясь движкомъ глубже на нарахъ и откидывая съ глазъ волоса своей красивой тонкой рукой. – Вы догадываетесь?
– Можетъ быть, что догадываюсь. О Симонсон??
– Да, – улыбаясь сказала Марья Павловна. – Видите ли, отъ васъ зависитъ.
– Отчего отъ меня?
– Отъ того, что ея р?шенiе отказаться отъ васъ окончательно и безповоротно. И не надо говорить ей про это. Какъ только скажешь ей про это, она плачетъ.
– Да, – нахмурившись сказалъ Нехлюдовъ. – Но любитъ ли она его?
– Она? Не знаю. Думаю, что да, что она польщена его любовью. И главное, что она, принявъ его предложенiе, сжигаетъ свои корабли съ вами.