– Что то нездорова она, чтоль, ничего не ?ла со вчерашняго дня, – сказалъ вахтеръ.
Они подошли къ двери. Сквозь р?шетку можно было вид?ть камеру. Катюша была од?та теперь уже не въ арестантскiй халатъ, а въ полосатой с?рой кофт?, которую она сама купила и заказала себ? (она сама, несмотря на вс? уговоры Нехлюдова, ничего не работала), голова ея была причесана по мод?, на талiи былъ широкiй поясъ.
Нехлюдовъ тихо подошелъ и посмотр?лъ на нее сквозь р?шетку. Она сид?ла неподвижно, повалившись руками на столъ и спрятавъ голову въ руки.
Едва ли она спала. Не было ровнаго дыханья. Нехлюдовъ всетаки не окликнулъ ее, не желая будить, если она спитъ. Вахтеръ, гремя замкомъ, сталъ отпирать дверь, но шумъ этотъ не заставилъ ее изм?нить своего положенiя. Когда дверь отворилась, и Нехлюдовъ вошелъ, она на минуту приподняла голову, взглянула на вошедшего и тотчасъ же опять спрятала лицо, но теперь она уже не лежала спокойно, а все т?ло ея вздрагивало отъ сдерживаемыхъ рыданiй.
– Катюша! Что съ тобой? – спросилъ Нехлюдовъ, волнуясь не мен?е ее и чувствуя, какъ слезы подступаютъ ему къ горлу. – Катюша! Что ты?
Она не отв?тила, но рыданiя вырвались наружу, и она вся затряслась.
– Что ты? Что?
Она не отв?тила, не поднялась со стола, но только, выпроставъ л?вую руку, вытянула ее назадъ къ нему, показывая ему фотографiю, которую онъ оставилъ ей вчера.
– Зач?мъ вы показали мн?, – заговорила она сквозь рыданiя. Что вы со мной сд?лали? Зач?мъ? Не хот?ла я помнить. Не хот?ла. А теперь что д?лать?
– Теперь будемъ любить другъ друга, Катя, какiе мы есть, – едва выговорилъ сквозь радостныя слезы Нехлюдовъ.
– Да ужъ того н?тъ и не будетъ. И разв? можно меня любить?
– Можно, можно, можно.
– Н?тъ, нельзя. – Она встала, слезы текли по ея щекамъ, и выраженiе лица было печальное, но живое.
– Нельзя забыть, Дмитрiй Ивановичъ, что я была и что я теперь. Нельзя этаго, – и она опять зарыдала.
– Ты была моей женой и будешь такой. И не теб? каяться, a мн?. И Богъ видитъ, какъ я каялся и каюсь.
Она поднялась и пристально долго смотр?ла на него.
– Зач?мъ вы это хотите д?лать? Меня не спасете, а себя погубите. Ничего не выйдетъ изъ этаго, бросьте вы меня.
– Не могу я, моя жизнь въ теб?. И вотъ то, что ты говоришь такъ, что ты очнулась, это такая радость мн?.
– Какая это радость? Вотъ была радость тогда.
Она взяла въ руки фотографiю и стала вглядываться въ нее.
– Тогда была радость. Вы такой же. А я что? Гд? я? Н?тъ, Дмитрiй Ивановичъ, голубчикъ, бросьте меня. Я не могу такъ жить. Я пов?шусь или сопьюсь. Пока не думаю о прежнемъ, могу жить. А какъ вздумаю…
– Зач?мъ думать о прежнемъ? Катюша, помнишь, мы съ тобой говорили о Бог?. В?ришь ли ты въ Бога, что Богъ милосердъ…
– Прежде в?рила.
– И теперь в?ришь. Такъ вотъ Богъ видитъ наши души и хочетъ отъ насъ только того, чтобы мы были добры, чтобъ мы служили Ему. И какъ только мы станемъ на этотъ путь, такъ все прошлое ужъ прощено. Давай жить для Бога. Я хочу такъ жить, но хочу жить такъ съ тобой.
– И за что вы меня такъ любите? – вдругъ сказала она и улыбнулась.
– За то, что виноватъ передъ тобой.
Это была первая минута пробужденiя Катюши. Но пробужденiе это не дало ей успокоенiя. Напротивъ, она теперь начала мучаться больше, ч?мъ прежде. Мысль о томъ, что Нехлюдовъ, женившись на ней, погубитъ свою жизнь, страшно удручала ее.
На другой день посл? этаго разговора, когда Нехлюдовъ пришелъ въ острогъ, его не пустили къ Катюш?, потому что она сид?ла въ карцер?. Она достала вина, напилась пьяна и такъ шум?ла и буянила, что ее посадили въ карцеръ.
На другой день она успокоилась и хорошо и долго говорила съ Нехлюдовымъ и о прошедшемъ и о будущемъ и об?щала больше не пить и, по его сов?ту, согласилась работать. Читать же она не могла и не хот?ла.
– Не могу я, Дмитрiй Ивановичъ, читать эти пов?сти и романы. Все это такъ мало въ сравненiи съ моей жизнью. Какъ подумаю о себ?, что съ этимъ сравнится.
Съ этаго дня положенiе ея стало улучшаться. Она стала спокойн?е и проще.
Посл? Петрова дня ихъ обв?нчали въ острожной церкви, а въ середин? Іюля партiя, въ которой была Катюша, отправилась въ Нижнiй.
Нехлюдовъ впередъ по?халъ въ Нижнiй и Самару, чтобы тамъ устроить свои д?ла и присоединиться къ партiи въ Тюмени.[167 - В подлиннике: Тюмень] Такъ онъ и сд?лалъ. И въ Тюмени поступилъ въ острогъ и уже какъ арестантъ ?халъ сначала водой, потомъ сухимъ путемъ до Троицко Савска, гд? его выпустили, и онъ съ женою поселился въ предм?стiи города.
–
Планы Нехлюдова далеко не осуществились. Устройство сада и огорода, въ которомъ бы онъ самъ работалъ, не удалось ему. Не удалось потому, что часть его времени была занята перепиской съ пропов?дниками идеи освобожденiя отъ земельнаго рабства какъ въ Европ?, такъ и въ Америк?, другая же часть – сочиненiемъ книги о земельной собственности и кром? того обученiемъ д?тей, которые приходили къ нему. Такъ что огородомъ и садомъ онъ могъ заниматься мало и передалъ это д?ло работнику и жен?. Катюша со времени поселенiя своего, кром? домашняго хозяйства, много читала и училась и, понявъ д?ло своего мужа, помогала ему и гордилась имъ. Средства Нехлюдова, его 12 тысячъ, съ устройствомъ домика, помощью нуждающимся и затратой на печатанiе брошюръ и книгъ, которыя вс? запрещались цензурой, скоро истощились. Такъ что онъ долженъ былъ добывать себ? средства жизни, что онъ и д?лалъ, садомъ и огородомъ и статьями въ русскихъ и заграничныхъ изданiяхъ. Скоро однако д?ятельность его показалась правительству столь вредной, что его р?шили сослать въ Амурскую область. Лишенный средствъ существованiя и угрожаемый еще худшей ссылкой, Нехлюдовъ воспользовался представившимся случаемъ и б?жалъ съ женою за границу. Теперь онъ живетъ въ Лондон? съ женою, прошедшее которой никто не знаетъ, и, пользуясь уваженiемъ своихъ единомышленниковъ, усердно работаетъ въ д?л? уясненiя и распространенiя идеи единой подати.
Л. Т. 1 Июль 1895.
[ВАРИАНТЫ ОТДЕЛЬНЫХ РЕДАКЦИЙ]
(Печатаются в пределах каждой редакции применительно к порядку повествования в окончательной редакции романа.)
2-я РЕДАКЦИЯ.
** № 1 (рук. № 9).
Воскресенье.
Было 28 апр?ля. Въ воздух? была весна. И какъ не старались люди изуродовать ту землю, на которой они жались н?сколько сотъ тысячъ, какъ ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, какъ ни счищали всякую пробивающуюся травку, какъ ни дымили каменнымъ углемъ и нефтью, какъ ни обр?зывали деревья и не выгоняли животныхъ, птицъ, – весна была весною даже и въ Москв?. Солнце гр?ло, воздухъ ласкалъ, трава курчавилась и зелен?ла везд?, гд? только не соскребали ее, березы, тополи, черемуха распускали свои клейкiе и пахучiе листья, липа надувала лопавшiеся почки. Кром? галокъ, воробьевъ и домашнихъ голубей, по весеннему радостно готовящихъ ужъ гн?зда, въ сады уже прилет?ла отлетная птица, скворцы занимали свои домики. Веселы были и животные, и люди, и въ особенности д?ти.
Было ясное, яркое весеннее утро, когда въ Таганской тюрьм?, въ коридоръ женскаго подсл?дственнаго отд?ленiя, гремя ружьями, вошелъ конвой, и вахтеръ, растворивъ дверь одной изъ камеръ, потребовалъ Маслову.
– Готова, что-ль, франтиха? Собирайся! – крикнулъ онъ.
Изъ двери камеры, гд? ихъ было бол?е 10 женщинъ, вошла невысокая молодая женщина въ с?ромъ халат?, над?томъ на б?лую кофту и б?лую юбку. На ногахъ женщины были полотняные чулки, голова была повязана б?лой косынкой, но такъ, что изъ подъ нея видн?лись очень черные волосы, красиво обрамлявшiе б?лый, гладкiй, невысокiй лобъ. Лицо у женщины было измученное и бол?зненное; немного подпухшiе черные глаза косили; но,[168 - Зачеркнуто: видно было, что она была очень красива и теперь еще,] несмотря на это, женщина была не лишена привлекательности, если бы не бол?зненная бл?дность и тупое,[169 - Зач.: почти безсмы[сленное]] унылое выраженiе лица.
– Ну съ Богомъ! Часъ добрый, – сказала ей, провожая ее, высокая старуха арестантка.
– Спасибо, не давай же имъ сундучка трогать.
– Не дамъ.
– Ну, ну, маршъ! – крикнулъ вахтеръ.
Женщина вышла. Изъ сос?дней камеры выведена была другая женщина. Въ мужскомъ отд?ленiи, внизу, вывели еще мущину, и ихъ вс?хъ троихъ свели въ контору и повели по улицамъ въ Кремль, въ Окружный Судъ.