Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

* № 13 (рук. № 8).

Но съ т?хъ поръ, какъ они такъ нечаянно поц?ловались, играя въ гор?лки, они уже больше никогда не ц?ловались и какъ будто оба боялись этаго.

Въ числ? т?хъ мечтанiй, въ которыхъ жиль въ это время Нехлюдовъ, было и то – одно изъ самыхъ главныхъ мечтанiй – то, что онъ встр?титъ ту женщину, которая предназначена ему, и, не зная и не любя никакой другой женщины, не растративъ себя, онъ отдастся всей душой этой любви, и она полюбить его, и онъ будетъ божественно счастливъ. Женщина эта будетъ им?ть вс? совершенства. Она будетъ и хороша, и чиста, и умна, и добра и не будетъ похожа ни на одну изъ т?хъ женщинъ, которыхъ онъ видалъ. Катюша немного была похожа на эту женщину, но та будетъ совс?мъ не то. Несмотря на такое представленiе о будущей жен? своей, иногда все таки Нехлюдовъ думалъ и о Катюш?, какъ о будущей жен? своей. Почему же не она, если я люблю ее и она любить меня? Но эти мысли только изр?дка нечаянно приходили ему, и потому онъ ничего никогда не говорилъ объ этомъ Катюш?, а говорилъ съ ней только о не касающихся его и ея предметахъ.

* № 14 (рук. № 11).

Заграничное пребыванiе не дало ему того, что онъ ожидалъ. Онъ не встр?тилъ и тамъ, въ Германiи, сочувствiя своимъ идеямъ. Генри Джорджа тамъ почти не знали, а если знали, то очень р?шительно опровергали, считая его учете неосновательнымъ. Мысли его никого не удивляли и не привлекали, и вс? намекали ему на недостаточность его знанiй. Чтобы пополнить эти знанiя, онъ сталь слушать лекцiи политической экономiи и потомъ философiи въ н?мецкихъ университетахъ, но государственный соцiализмъ, который преподавался съ кафедръ политической экономiи, отталкивалъ его. Философiя же не интересовала его въ томъ вид?, въ которомъ она преподавалась. Ему съ первыхъ же лекцiй хот?лось возражать професору. Такъ что слушанiе лекцiй скоро кончилось, и онъ по?халъ въ Италiю, гд? увлекся живописью, къ которой у него были способности. Онъ нанялъ студiю, сошелся съ художниками и сталъ усердно работать, мечтая о томъ, чтобы сд?латься знаменитымъ художникомъ. Но и это увлеченiе продолжалось не долго. Мать ?хала въ Петербургъ и звала его ?хать съ собой. Онъ по?халъ съ ней, нам?реваясь вернуться, но тутъ въ первый разъ онъ вступилъ въ Петербургское высшее св?тское общество, въ которомъ были связи его отца и матери. Онъ былъ принятъ какъ свой и какъ желательный женихъ. По просьб? матери онъ согласился поступить въ дипломатическiй корпусъ и подъ влiянiемъ тщеславiя, удовлетворяемаго его усп?хомъ въ св?т?, такъ какъ онъ былъ красивъ и оригиналенъ, прожилъ зиму въ Петербург? такъ, какъ живутъ обыкновенно св?тскiе молодые люди: ухаживалъ за замужней кузиной самымъ платоническимъ образомъ и также одновременно за прi?зжей актрисой. Онъ не отказался отъ своихъ мыслей о несправедливости земельной собственности и даже пропов?дывалъ эти свои мысли въ св?т? и т?мъ казался очень оригинальнымъ, но самъ жилъ, проживая большiя деньги, получаемыя съ земли, и обходилъ это противор?чiе т?мъ, что землей влад?лъ не онъ, а его мать, и она давала ему деньги. Въ эту зиму онъ началъ пить и курить, и въ эту же зиму съ нимъ случилось то, что одинъ разъ посл? ужина, на который они съ?хались съ прiятелями, изъ театра они по?хали къ женщинамъ, и онъ палъ самымъ пошлымъ и обыкновеннымъ образомъ. Ему это было больно, но точно также какъ въ вопрос? о собственности, и въ вопрос? о ц?ломудрiи и брак? онъ не отказался отъ мысли о томъ, что онъ встр?титъ ту совершенную и непорочно чистую женщину, которая полюбитъ его перваго и которой онъ отдастъ всю свою жизнь, но онъ только допускалъ теперь то, что полная физическая чистота будетъ только съ ея стороны.

* № 15 (рук. № 11).

Онъ и въ Петербург? немного писалъ и рисовалъ, нам?реваясь весной вернуться въ Римъ къ своимъ занятiямъ живописью, но случилось то, что въ это время была объявлена война, и опять желанiе выказаться, заставить говорить о себ?, побудило его къ тому, чтобы поступить солдатомъ въ гвардейскiй полкъ.

Онъ говорилъ, что онъ теперь поступилъ на военную службу потому, что онъ не могъ бы оставаться спокойнымъ вн? опасности, рисуя картинки тогда, когда зналъ бы, что люди наши русскiе идутъ на смерть за братьевъ. Но въ глубин? души ему только хот?лось отличиться, хот?лось узнать, что такое война, получить новыя впечатл?нiя, не пропустить чего нибудь, что могло случиться съ нимъ тамъ. И онъ поступилъ въ полкъ, од?лся въ мундиръ, простился съ друзьями, съ кузиной и по?халъ на Дунай. По дорог? онъ за?халъ къ тетушкамъ.

* № 16 (рук. № 11).

«Что же это: большое счастье или большое несчастье случилось со мной? – спрашивалъ онъ себя и не находилъ отв?та. – Всегда такъ, вс? такъ», сказалъ онъ себ? и, какъ будто успокоившись, пошелъ спать.

На другой день посл? этой памятной ночи Шёнбокъ за?халъ зa Нехлюдовымъ къ тетушкамъ, и они вм?ст? у?хали, такъ какъ былъ уже посл?днiй срокъ для явки въ полкъ; Нехлюдову не пришлось больше вид?ться съ Катюшей и наедин? говорить съ ней. Ему, впрочемъ, и нечего было говорить съ ней и не хот?лось этаго. Быть съ нею ночью, какъ вчера, онъ бы хот?лъ еще разъ, но днемъ быть съ ней, говорить съ ней ему даже не хот?лось: было сов?стно.

Въ душ? его въ этотъ день и въ посл?дующiе, когда св?же было воспоминанiе этой ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно мрачное – отчаянiе за то, что затоптано, осквернено, на в?ки погублено чувство любви, совершено ужасное кощунство надъ этимъ чувствомъ, и оно безвозвратно потеряно; другое – самодовольство достигнутой ц?ли и жгучiя чувственныя воспоминанiя.

Любви, той любви, которая переноситъ челов?ка въ душу любимаго существа, совс?мъ не было.

* № 17 (рук. № 7).

«Какъ я могъ быть такъ близорукъ, такъ просто глупъ, главное такъ ужасно жестокъ, – думалъ онъ теперь, вспоминая свое тогдашнее состоянiе. – В?дь я же жилъ въ этомъ же тетушкиномъ дом? 2 года тому назадъ. Гд? же былъ я, тотъ хорошiй, чистый юноша, который тогда поц?ловался съ Катюшей за кустомъ сирени и потомъ такъ испугался этого поц?луя, что собирался уже жениться на ней?! Какъ это сд?лалось, что вдругъ забылось все это, и на м?сто этаго чистаго юноши появился тотъ веселый и жестокiй зв?рь, чистящiй ногти, употребляющiй фиксатуаръ и одеколонъ, въ обтянутыхъ синихъ рейтузахъ?»

Одно объясненiе этаго было то, что въ этомъ юнош? тогда эгоизмъ его, благодаря той сред?, въ которой онъ жилъ, былъ развитъ до состоянiя душевной бол?зни. Онъ вид?лъ и помнилъ только себя и свои удовольствiя. <Кром? того, онъ въ это время постоянно былъ занятъ и всегда торопился; всегда ему надо было посп?вать куда-то. Если это не была служба, то это были другiя д?ла. Потому, что онъ торопился, онъ не могъ помнить о другихъ. Для того же чтобы не помнить о другихъ, онъ всегда торопился>.[184 - Взятое в ломаные скобки обведено сбоку чертой с пометкой: пр[опустить].] Для того же чтобы не вид?ть значенiе своего поступка, ему надо было только не думать самому о немъ, a оц?нивать его такъ, какъ его оц?нивали люди его среды. Онъ зналъ, что у отца его былъ незаконный сынъ Мишенька, почтальонъ, происшедшiй отъ такой же случайной интриги.

№ 18 (рук. № 7).

Допросъ свид?телей продолжался. Розанова вывели и ввели сначала прикащика, потомъ[185 - Зачеркнуто: ювелира, потомъ проститутку, произведшую большую сенсацiю.] горничную изъ номеровъ, стали спрашивать эксперта врача о признакахъ отравленiя. Изъ показанiй подсудимыхъ и свид?телей, не смотря на всю путаницу, внесенную въ д?ло р?чами прокурора и предс?дателя, перекрестными допросами свид?телей, присягой и всей мертвой закосн?лой обстановкой суда, д?ло было совершенно ясно: Маслова, посланная купцомъ за деньгами, взяла только то, что ей вел?но было, Симонъ же и Бочкова, очевидно воспользовались этимъ случаемъ, взяли деньги, над?ясь свалить вину на Маслову. Возвращенiе же Масловой съ купцомъ спутало ихъ планы, и они р?шили отравить купца и для этого подговорили Маслову. Сколько бы не путали адвокаты и суды, д?ло было ясно, и присяжные, сл?дившiе за д?ломъ, уже составили себ? мн?нiе и скучали, слушая ненужные допросы и р?чи.

* № 19 (рук. № 8).

«В?дь въ самомъ д?л?, что же тутъ д?лается, о чемъ идетъ р?чь? По описанiю протокола возникъ этотъ ужасный трупъ этого заплывшаго жиромъ великана купца, погибшаго почти юношей. Какъ онъ жилъ, что сд?лалось съ его душой? Неужели только это и было? И только осталась эта гнiющая вонючая масса. И тутъ же сид?ло оскверненное, изуродованное, когда то прелестное, полное жизни существо. Погибло ли оно? Есть ли для него спасенiе или тоже, что для купца? Только гнiющая пища для червей и больше ничего». Все это невольно думалъ Нехлюдовъ, а тутъ передъ нимъ, надъ этимъ самымъ трупомъ, надъ этими двумя трупами шла такая же безсмысленная игра, гримасничали и ломались вс? эти разряженные въ мундиры паясы, думая, что та обстановка: портрета челов?ка въ странной одежд? съ орденами, называемаго государемъ, и пирамидки съ орломъ, стоящей передъ ними, и высокихъ спинокъ креселъ и участiя священника со своими досп?хами и возгласовъ: судъ идетъ – внушитъ къ нимъ уваженiе.>

№ 20 (рук. № 11).

И вотъ теперь дошло д?ло до того, что, увидавъ ту женщину, которую онъ любилъ, которая его любила и которую онъ безжалостно погубилъ и бросилъ, онъ не сразу понялъ свое преступленiе передъ ней.

Первое и главное чувство, овлад?вшее имъ теперь, было страхъ позора, если бы она узнала и указала его, и страхъ того, что это дойдетъ до Кармалиныхъ, и его предполагаемая женитьба разстроится.

Теперь, когда встр?тилась эта возможность препятствiя его женитьб?, его сомн?нiя о томъ, сд?лать или не сд?лать предложенiе, прекратились, и онъ только боялся того, что его поступокъ съ Катюшей узнается вс?ми и въ особенности чистой, благородной Мисси. Теперь его занимала больше всего мысль, какъ бы скрыть свое прежнее отношенiе къ Катюш? и вм?ст? съ т?мъ сколько возможно помочь ей. «Оправдать ее или смягчить наказанiе и потомъ отъ неизв?стнаго послать ей денегъ»… думалъ онъ.

Правда, было еще въ глубин? души его чувство, не то что раскаянiя, но отвращенiя къ себ?, гадливости передъ собой, но чувство это такое маленькое, не слышное, а чувство страха, стыда было такое большое, что это чувство недовольства собой было почти незам?тно.

* № 21 (рук. № 11).

<А между т?мъ отв?тъ этотъ находился при д?л?, зашнурованномъ на стр. 154. Отв?тъ этотъ находился въ отношенiи Губернскаго правленiя къ сл?дователю о выдач? фармацевту Блоку 19 р. 78 к. за реагенцiи, употребленные имъ для изсл?дованiя внутренностей купца См?лькова. Изсл?дованiе этихъ внутренностей стоило фармацевту не бол?е 80 коп?екъ, а онъ требовалъ и получилъ 19 р. 78 к., и потому понятно было, для чего онъ такъ старательно описывалъ результаты изсл?дованiя. Точно тоже соображенiе относилось и къ городскому врачу, писавшему протоколъ; точно тоже относилось и къ секретарю, и прокурору, и предс?дателю, и членамъ судебной палаты, и составителямъ законовъ, по которымъ все это д?лалось, получающимъ свои десятки, сотни и тысячи каждое 20 число.>[186 - Этот вариант отчеркнут сбоку чертой с пометкой: пр[опустить].]

* № 22 (рук. № 11).

«Какъ она расшир?ла, – думалъ онъ, – откуда взялись эти широкiя, одутловатыя щеки, эта подпухлость подъ глазами? Складъ губъ тотъ же, но какъ изм?нилось ихъ выраженiе. То было д?тское, невинное, радостное, а теперь чувственное и мрачное. А главное – глаза. Нетолько н?тъ того прежняго ласковаго, радостнаго и стыдливаго выраженiя, а, напротивъ, что то остановившееся, наглое, безстыдное и скор?е сердитое. И косины стало больше. А шея? Этотъ ужасный голый, б?лый столбъ шеи, который она выставила, очевидно нарочно откинувъ воротникъ халата. И выпущенныя изъ подъ арестантской косынки пряди черныхъ волосъ. Это – это другая. Другая? Но кто же эта другая? В?дь женщина эта несомн?нно та самая Катюша, которая въ Св?тлое Христово Воскресенье у паперти церкви христосовалась тогда такъ невинно съ нищимъ, и потомъ снизу вверхъ смотр?ла на него, любимаго ея челов?ка, своими влюбленными, см?ющимися глазами.

И какъ это сд?лалось? Не я же одинъ виною этаго? Разум?ется, жестоко было то, что я тогда у?халъ, – главное эти ужасныя деньги. – Онъ всегда красн?лъ, когда вспоминалъ, какъ онъ ей сунулъ ихъ. – Не я же одинъ. Разв? не вс? д?лаютъ такъ? Только этотъ странный случай, что я попалъ въ присяжные въ это д?ло. Но все таки это ужасно, ужасно! И ч?мъ это кончится? Поскор?й бы уйти и забыть»…

* № 23 (рук. № 7).

Тотчасъ же посл? этаго судьи встали, встали и присяжные, и подсудимыхъ вывели. Вс?, кром? подсудимыхъ и Нехлюдова, испытывали радостное чувство, точно посл? длинной съ молебномъ и водосвятiемъ об?дни. Предс?датель объявилъ присяжным, что они могутъ итти по домамъ, съ т?мъ чтобы явиться завтра къ 10 часамъ, и вс? тронулись вонъ изъ залы по коридору къ с?нямъ и швейцарской.

Все, что прод?лывалось на этомъ суд?, и самый судъ и результатъ его – приговоръ – представлялось теперь Нехлюдову до такой степени нел?пымъ, что онъ, выходя изъ суда и обгоняя выходившихъ тоже судей и членовъ, удивлялся, какъ имъ не сов?стно все это д?лать, какъ они могутъ не см?ясь смотр?ть въ глаза другъ другу и какъ могутъ эти старики сторожа и швейцары такъ почтительно вытягиваться, отв?чать, подавать пальто и палки. В?дь во всемъ, что тутъ д?лалось во имя справедливости и разума, очевидно, не было ни подобiя того и другого, не было даже приличiя. Справедливости не было и подобiя потому, что очевидно было, что если кто нибудь виноватъ въ томъ, что случилось, то, очевидно, виноваты въ этомъ прежде всего т? Розановы, которые держали такiе дома, т? купцы, которые ?здили въ нихъ, т? чиновники, то правительство, которое признавало и регулировало ихъ, и т? люди, которые, какъ секретарь, прокуроръ, членъ суда въ золотыхъ очкахъ и самъ танцоръ предс?датель, которые ?здили въ эти дома, и, главное, т? люди, которые, какъ Нехлюдовъ, приготавливали товаръ въ эти дома. Но никого изъ этихъ виноватыхъ не судили, даже не обвиняли, а обвиняли т?хъ несчастныхъ, которые въ данныхъ условiяхъ не могли поступить иначе.

Разума же не было потому, что не было никакой разумной ц?ли всего того, что д?лалось. Возмездiя не было потому, что за смерть возм?щалось не смертью, a содержанiемъ въ тюрьм? и ссылкой, прес?ченiя возможности преступленiя не было потому, что приговоренные могли продолжать совершать преступления въ тюрьм?, на каторг?, въ Сибири, объ исправленiи не могло быть и р?чи потому, что содержанiе людей на готовой пищ? и большей частью въ праздности и сообществ? такихъ же заблудшихъ людей могло только ухудшить, но никакъ не исправить. И не смотря на то, все это прод?лывалось съ величайшей серьезностью и подъ видомъ самаго важнаго служенiя обществу. В?дь вс? знали, что тутъ не было никакого служенiя обществу, а была одна пустая комедiя, и вс? притворялись, что они в?рятъ въ важность этого д?ла. Въ этомъ было ужасное лицем?рiе, лицем?рiе, откинувшее заботу о приличiи. Тотъ самый адвокатъ, который нынче распинался за оправданiе, переходилъ завтра въ прокуроры и распинался за осужденiе. Юноша прокуроръ, озабоченный только жалованьемъ и карьерой, см?ло говорилъ, что онъ озабоченъ состоянiемъ общества, основы котораго подрываетъ проституцiя, та самая, безъ которой онъ, товарищъ прокурора, не могъ бы жить, и осуждаетъ воровъ за то, что они польстились на деньги богатаго купца, тогда какъ онъ польстился деньгами, собираемыми съ народа и платимыми ему за то, что онъ мучаетъ его.

* № 24 (рук. № 8).

«Что же это такое, – думалъ Нехлюдовъ, выходя изъ суда и направляясь п?шкомъ домой по знакомымъ улицамъ. – В?дь я мерзавецъ, самый посл?днiй негодяй и мерзавецъ. Любить, быть любимымъ и потомъ зв?рски соблазнить и бросить, откупившись чужими крадеными деньгами, воображая, что сд?лалъ все, что должно, и забыть думать о ней. А она одна, молодая, н?жная, безъ друга, безъ сочувствiя, беременная, выгоняется на улицу. В?дь я зналъ, что у ней былъ ребенокъ, но я р?шилъ, что не мой, и успокоился и не позаботился разъискать ее, а радъ былъ пов?рить тетушк? Катерин? Ивановн?, что она «испортилась», и жилъ и радовался, а она погибала и вотъ дошла до того положенiя, въ которомъ я ее вид?лъ. Мерзавецъ, подлецъ. Но в?дь этаго мало, в?дь это не можетъ такъ оставаться. В?дь хорошо было, какъ вс?мъ подлецамъ, прятаться отъ своего гр?ха, когда я не видалъ ее. А вотъ она тутъ, въ острог? теперь. А я по?ду об?дать къ Кармалинымъ и д?лать предложение нев?ст? и буду п?ть ей сочиненный мною романсъ».

* № 25 (рук. № 8).

Нехлюдовъ снялъ пальто, вынувъ платокъ отеръ потъ и опять по привычк? посмотр?лъ въ зеркало, и опять его лицо, какъ что то неожиданно противное, поразило его. «Какъ могъ я думать, что она (онъ думалъ про Алину) можетъ полюбить меня. Разв? не видно на этомъ подломъ лиц? все его мерзкое нечистое прошедшее?» Онъ посп?шно отвернулся и пошелъ по знакомымъ л?стниц? и прихожей въ столовую.

* № 26 (рук. № 8).

«А кто знаетъ, – подумалъ онъ, входя въ знакомую переднюю и снимая пальто, – можетъ быть, совс?мъ не то мн? надо д?лать. Можетъ быть, лучше бы было, если бы я прошедшее оставилъ прошедшимъ, а женился бы на этой прелестной д?вушк?». Нехлюдовъ остановился внизу у зеркала, глядя на свое лицо, пока швейцаръ пошелъ докладывать. «Какъ? Опять назадъ, – сказалъ онъ себ?, глядя на себя въ зеркало. – Экая мерзкая рожа, – подумалъ онъ, глядя на себя, – главное слабая, слабая и гордая». Швейцаръ отвлекъ его отъ разсматриванiя своего лица.

* № 27 (рук. № 11).

И этаго Ивана Ивановича Колосова Нехлюдовъ видалъ и встр?чалъ много разъ и зналъ его самоув?ренную манеру челов?ка, безповоротно и давно уже р?шившаго уже вс? вопросы мiра и теперь не им?ющаго другаго занятiя, какъ осужденiя и отрицанiя всего того, что не сходилось съ его теорiями. Теорiи же его о жизни были самыя простыя – это былъ конституцiонный либерализмъ 50-хъ годовъ, дававшiй ему удобную возможность ругать все то, что не доходило до этаго либерализма, чего такъ много въ Россiи, и все то, что переросло этотъ либерализмъ. Нехлюдовъ давно зналъ его, но теперь онъ показался ему особенно непрiятенъ.

* № 28 (рук. № 11).

Мисси разсказывала ему, какъ они были въ Третьяковской галлере? и какъ она съ всегда новымъ восторгомъ любовалась Христомъ Крамскаго.

– Это не Христосъ, а полотеръ, – сказалъ р?шительно Колосовъ. – Хорошо тамъ только Васнецовскiя вещи. Н?тъ, не сойдемся мы съ вами, Мисси, – обратился онъ къ дочери своего друга.

Онъ изучилъ въ 60-хъ годахъ Куглера, смотр?лъ въ Рим? вс? достоприм?чательности и потому считалъ себя великимъ знатокомъ въ искусств?, хотя былъ совершенно лишенъ всякаго личнаго вкуса и судилъ объ искусств? только по дов?рiю къ авторитетамъ.

* № 29 (рук. № 11).

Миша былъ двоюродный братъ Сони, одинъ изъ самыхъ характерныхъ молодыхъ людей новой формацiи. Онъ былъ коректенъ до посл?дней степени, ц?ловалъ руки у вс?хъ дамъ высшаго круга, им?ющихъ д?тей, прижималъ подбородокъ къ груди при встр?чахъ со вс?ми д?вицами, передъ об?домъ и посл? об?да крестился во весь размахъ руки, имена лицъ царской фамилiи всегда произносилъ почтительно, любилъ искусства, также любилъ выпить и изб?галъ серiозныхъ разговоровъ, отлично говорилъ по французски, по н?мецки, по англiйски и на вс?хъ языкахъ ум?лъ вести шуточные разговоры, держался всегда самаго высшаго общества и ухаживалъ зa вс?ми хорошенькими барышнями и дамами. Ему было 33 года. Онъ былъ товарищъ Нехлюдова по университету, хотя другого факультета. Они все таки были на ты.

Между ними съ начала зимы, съ т?хъ поръ какъ Нехлюдовъ сблизился съ Мисси, установились странныя отношенiя. Миша, какъ и за вс?ми хорошенькими д?вушками, ухаживалъ и за Мисси и по близости родства часто бывалъ у нихъ, иногда чувствовалъ себя влюбленнымъ въ нее и, увидавъ чувство, возникавшее между Нехлюдовымъ и ею, ревновалъ ее, но, разум?ется, скрывалъ это и всл?дствiи этаго былъ всегда особенно ласково шутливъ съ Нехлюдовымъ. Сейчасъ онъ зам?тилъ тотъ серьезный и задушевный взглядъ, которымъ обм?нялись Мисси съ Нехлюдовымъ, и сд?лалъ видъ, что онъ въ самомъ веселомъ расположенiи духа.

– Ну, когда я другой разъ буду присяжнымъ, я непрем?нно заявлю суду требованiе устройства какого нибудь питательнаго заведенiя. Я помню, главное чувство, испытанное мною, былъ голодъ и потому досада. Это нужно въ видахъ поощренiя милосердiя. Ты завтракалъ гд? нибудь?