Меньше единицы, больше девяти

– Десять рублей, – объявил Ларик и поспешно добавил. – Но вам отдам за восемь.

Инга переглянулась со Светой и протянула продавцу восемь рублей. Тот вытащил из сумки картон, превратил его в коробку и упаковал самовар.

– Мы позвоним. В девять не поздно будет?

– Звоните-звоните, – улыбнулась Инга.

Подруги направились к станции метро.

– По рублю сэкономили, – с удовлетворением промолвила Инга.

– Молина, ты прям с цепи сорвалась, – сказала Света.

Глава 5

Во вторник Александр пребывал в некоторой рассеянности. Со стороны казалось, что он, всегда серьёзный и собранный, теперь боролся со снизошедшим на него благостным настроением, причём явно проигрывал. Его губы то и дело против воли растягивались в улыбку.

– Ты какой-то сегодня весь день не такой, – заметил Акулов. – Кстати, как у тебя с Ингой?

– Вот в ней всё и дело, – признался Александр.

– Чем же это она успела тебя так осчастливить? – спросил Дмитрий.

– Да вчера такой фокус выкинула. И я не пойму, как к этому делу относиться. То ли как-то сказать, чтобы попридержала коней, то ли чёрт его знает – пусть несут…

Акулов уронил на стол газету и повернулся к коллеге:

– Не понял, она что, в загс уже тащит?

– Бери круче, Димон, – ответил Александр.

Он перестал противиться настроению, и счастливая улыбка засияла на его лице.

– Ребёнок будет, – выдал Акулов то, что пришло в голову, но тут же сам и поправился. – Не может быть, рано ещё… Так чего круче?

Он опустил глаза и взял в руки газету.

– Ты понимаешь, она ведёт себя так, как будто мы уже побывали в загсе, – поведал Александр.

– А-а, – протянул Дмитрий.

– Вчера она с подругой была в Измайлово. Там познакомилась с какими-то кооператорами. А у тех какие-то заморочки, счёт в банке открыть не могут. Она им и говорит: у меня муж в банке работает, вы, дескать, позвоните. Ну, ты понимаешь, она про меня им сказала, что я её муж…

– Ну и что? Кооператоры какие-то, – пробормотал Дмитрий, бросив взгляд на Александра.

Тот продолжил:

– Ещё какие кооператоры! Сейчас вообще упадёшь. Звонит вечером этот Ларик. У меня, говорит, мама профессор математики, они с подругой – та тоже профессорша – фирму открыли. Передаёт маме трубку. По голосу точно бабка. Но такая, бойкая бабулька. Приглашаю, говорит, в гости, мы, говорит, с профессиональным банкиром хотим планы обсудить…

– Чёрт, уже и старые профессора подались в капиталисты, а мы тут сидим, – проворчал Акулов.

– Так ты прикинь, сегодня вечером мы идём к ним, они где-то на Арбате живут, и мы говорим, что мы муж и жена…

– Слушай, а как ты с ней вообще познакомился, с Ингой? – перебил Акулов коллегу.

– Да я ж тебе рассказывал. Вон там, – Александр указал в окно. – На той стороне, по-моему, даже отсюда видно, видеосалон есть. Короче, я мимо иду, а там какой-то чувак с девушкой ссорится. Я смотрю на неё, такая красавица, волосы белокурые, причёска, губы накрашены, но так всё со вкусом таким, как-то вот знаешь так утончённо…

– Блин, ну ты поэт…

– — Да ты секи, я смотрю на неё и понимаю, что она для этого дурака старалась, вот чтоб он по улице шёл, а рядом с ним такая красавица! А это кретин тащит её в видеосалон, в духотищу эту! Вот думаю, если бы ради меня такая девушка так старалась. И что ты думаешь, этот дебил оставил её на улице, а сам пошёл видео смотреть!

– — Ну, не у всех же свои видаки имеются, – обронил Акулов. – А вообще отличная девушка. Плюс образование экономическое…

– — При чём здесь это? – спросил Александр.

– — Когда муж читает Маркса, а жена Энгельса, то есть шанс на мир и гармонию в семье, – объяснил Акулов. – А вот если она читает Менделеева…

– — Ну вот! Уже и ты заговорил как о муже с женой, – фыркнул Хвостов.

– — О ком? О Марксе с Энгельсом? – рассмеялся Акулов.

Раздался предупредительный стук, дверь отворилась, в комнату заглянула Жанна, секретарша управляющего.

Она носила причёску каре, но в отличие от многих привержениц этого стиля красила волосы в чёрный цвет. Глаза у Жанны были томные, губки пухлые, чёрный жакет и белоснежная блузка завершали образ. Хвостову казалось, что стоит расслабиться, как руки сами потянутся попробовать на ощупь упругость попы, затянутой в узкую чёрную юбку.

– Саш… – позвала она.

– Александр Борисович, Александр Борисович, – поправил её Хвостов.

После назначения начальником он требовал от рядовых сотрудников обращения по имени-отчеству.

– Управляющий тебя зовёт, – сказала своенравная Жанна и с иронией в голосе добавила: – Александыр Борысович!

Он поднялся из-за стола. Девушка хотела уйти, но её окликнул Акулов:

– Жанна! Останься со мной! Юрьич всё равно тебя не хватится, пока Шурик займёт его. А то у него счастливая любовь, а меня все бросили…

– Кто ж тебя бросил-то, Димочка? – кокетливо спросила Жанна.

Хвостов оставил их вдвоём в кабинете.

Андрей Юрьевич Вешняков был тучным мужчиной шестидесяти лет. За два года работы Хвостов так и не понял, разбирается ли начальник хоть сколько-то в банковском деле. Подозревал, что нет.

Вешняков практически никогда не выходил из своего кабинета. Время от времени с важным видом он выезжал на чёрной «Волге» на совещания в вышестоящую контору, то есть в Московское городское управление Промстройбанка СССР или в райком-исполком Кировского района.

Участие в работе отделения банка выражалось в том, что Андрей Юрьевич регулярно читал докладные записки, которые писали сотрудники, а машинистка перепечатывала в четырёх экземплярах. Один из экземпляров ложился на стол руководителя. Через некоторое время докладная возвращалась автору с собственноручными пометками Вешнякова. Андрей Юрьевич зелёным фломастером подчёркивал отдельные предложения.

Вот эти-то отметки и укрепили мнение Хвостова о том, что их руководитель ничего не смыслит в профессии. Александр перечитывал собственные докладные и видел отмеченными зелёным фломастером красивые фразы, но не текст с изложением сути вопроса. Хвостов стал специально вставлять в отчёты выражения, более уместные для доклада с трибуны, и веселился, когда высокопарные словеса возвращались подчёркнутыми жирными волнистыми линиями.