Беги и смотри

Может быть, грядущее сулит мне надежду на обновление? За чей счёт? Скроют ли новые снега мои грехи? Произойдёт ли чудо? Взгляну ли я свежими глазами на мир, когда наконец поднимусь в полный рост из снежной колыбели?

Счастливый лесоруб

« … при наступлении таких событий, которые поворачивают нашу судьбу в благоприятную или неблагоприятную сторону, – нас захватывает значительность и важность момента…»

А.Шопенгауэр

Утром бригадир лесорубов вошёл в кабинет лесничего как-то бочком, что совсем не было похоже на этого крупного, видавшего виды мужчину.

Начальник неодобрительно приподнял округлые брови:

– Что случилось?

– Короче, – выпалил бригадир, – выручай. Нужно поправиться.

Нельзя было, разумеется, не заметить, что ранний посетитель находился в состоянии тяжёлого похмелья, но, если взвесить предшествовавшие обстоятельства, это было даже вполне закономерно. Но было тут ещё нечто, и это настораживало.

– Только ведь вчера тринадцатую давали.

– То-то и оно.

Начальник всё ещё не никак не мог опустить брови:

– Ну ты даёшь!

– Дай хоть десятку. Ты меня знаешь.

Без долгих разговоров лесничий нащупал в кармане бумажник и протянул бригадиру просимую банкноту.

– Спасибо, – произнёс тот сокрушённо и собрался уходить.

– Что-то ты мне не нравишься, – не удержался шеф от замечания вдогонку.

– Сам я себе не нравлюсь.

– Как это хоть произошло-то?

– Да если б я помнил! Завалился где-то, а дома оказалось всё пусто. Может вынул кто?

– Где завалился-то?

– Да здесь недалеко, на делянке.

– Место помнишь?

– А что толку? Там метровый снег.

– М-да…

– Ладно я пойду, работать надо.

– Смотри только…

– Что?

– Будь осторожнее.

Бригадир кивнул и ушёл. Он конечно понял, но что намекал начальник. В позапрошлом голу один известный товарищ из его бригады подобным же образом «завалился» на одной из просек, да так крепко завалился, что не заметил, как его присыпало снежком. И то бы ничего – проспался бы, замёрз бы и встал – не впервой; но тут вдруг какому-то чёрту нужно было проехать по той самой просеке на гусеничном тракторе. Время было тёмное, естественно, что лежащего и припорошенного никто не заметил. Словом, его переехали, не то что переехали – перепахали; чудом потом спасли – то ли пострадавший сам голос подал, то ли у кого-то интуиция сработала – в смысле, что подобрали. Так говорят, переломы у того перееханного оказались в восьмидесяти местах, но выжил, оклемался и потом даже ещё проработал какое-то время. А весной опять напился и завалился в ледяную лужу, и – что поделаешь – простудился и помер. Наверное, всё-таки былые раны дали себя знать. Вот ещё и года не прошло, как его похоронили. Ну нет, да такого бригадир ни в коем случае не хотел доходить. Он ведь и полежал-то там, в снегу, всего ничего. Просто отдохнул, потому что путь до дома не близкий, а машина, которая могла бы подвезти, уже уехала. И чего он не остался в бытовке? Уговаривали же. Нет, он как всегда себе на уме, не хотел безраздельно сливаться с массами – всё-таки бригадир. Да больно у них там ночью погано – духота, вонища от портянок, перегарный храп. Лучше ночевать дома, на чистых простынях. А в морге – не хочешь?

Так ругал себя почтенный лесоруб, приближаясь к тому злополучному месту, где вчера предположительно оставил все свои заработанные нелёгким трудом средства. Только полный стеклянный пузырь теперь оттягивал его, принявший соответствующую форму, карман.

Шофёр доставил его с коллегами по шоссе до просеки, а дальше они должны были месить снег метров пятьсот по перпендикуляру. Тропинку за ночь почти совсем замело – здесь теперь наверное и трактор утонет.

Наконец дошли. Бригадир не без ожесточения растолкал двоих ночевавших в бытовке пьяниц. Внутри было весьма холодно – буржуйка конечно же давно потухла.

Для начала поставили спиртную наличность на стол и мрачно опохмелились. Из пятерых не пил только один, по болезни. Все уже знали о бригадирском горе, и никто не смел нарушать торжественную застольную тишину.

– Ну чего мы прям, как на похоронах, – наконец изрёк виновник этого странного торжества.

Все попробовали заулыбаться, но получилась какая-то неудобная пауза.

– Да ладно, – нашёлся один из остававшихся в бытовке, тот, который жил здесь всю зиму почти безвылазно. – Чего так всё прямо и потерял?

Бригадир опять помрачнел.

– Сегодня трактора не будет, – сказал он.

– А валить будем? – спросил завсегдатай бытовки.

– Будем.

Бригадир встал и взял в руки свою натруженную бензопилу. Всё встали вслед за ним.

В обед распечатали ещё пару пузырей, на четверых вышло по четвертинке. Послали гонца за добавкой; о том, чтобы взять в долг у бригадира, даже не заикнулись. Он сидел в углу, понурясь, и сушил ноги у печки. После обеда работали очень недолго. Стояла середина января, и темнело пока всё ещё рано.

– Шабаш, – сказал бригадир, и на его задубелом лице впервые за день расправились морщины. Он аккуратно установил пилу на поверженном стволе.

Гонец принёс столько, сколько от него не ожидали, и закуски тоже. Это был самый молодой парень в бригаде, и он не то хотел подольститься к начальнику, не то, в самом деле, серьёзно проникся его несчастьем.

Шофёр из лесничества побибикал с шоссе, но ушёл только трезвенник, и то самым тщательным образом извинившись, что не может разделить столь приятной компании. Назавтра ожидался выходной, в отличие от бригадира у остальных деньги ещё были, так что никто не против был погулять. Машина уехала, а пир набирал обороты.

Мужики смолили "Беломор" и "Приму", закусывали зелёными помидорами из банки. Разговор сначала не клеился, а потом разговаривать стало трудно из-за того, что у всех стали плохо ворочаться языки.

– Ты мне скажи, ну как ты её, то есть его, то есть их потерял? – пытал бригадира главный пьяница бытовки.

– Ну что ты пристал к человеку… – пытался образумить его тот, кто прошедшую ночь провёл здесь вместе с ним.

Самый же юный член бригады от малой привычки слишком рано потерял сознание и упокоился навзничь прямо на полу.