– Подождите, – сказал он, опешив от нашей наглости. Он стал звать кого-то по именам. После непродолжительных переговоров с невидимыми личностями в глубине подвала, он предложил нам войти.
Не говоря спасибо и не вытирая ноги, даже не сняв шляпы и перчаток, я ринулся вперёд.
Мы спустились по крутым ступенькам, и свет неприятно полоснул лицо.
– Ну и? – спросил я, едва успев сфокусировать зрение на двух невинного вида существах, копошащихся возле заставленного ящиками стола.
– Вы насчёт освобождения помещения? – догадался один из них.
– Точно, – сказал я и начал узнавать своего нечаянного собеседника.
Он, похоже, тоже начал меня узнавать.
Это был один мой старый, хотя не сказать, чтобы очень хороший знакомый. Когда-то он закончил ГИТИЗ, но известным актёром не стал, хотя многие ему это прочили. Вот теперь, значит, занимается бизнесом. Судя по тому, что я вижу, каким-то пиратством.
– Пиратствуем, значит? – спросил я.
– Помаленьку, – ответил он.
– А как же театральная жизнь?
– Издаётся, – улыбнулся он.
– Я что-то давно в киосках не видел, – воспринял я серьёзно.
– Может, чайку попьём? – предложил мой несостоявшийся враг.
Мы уже окончательно поняли, что узнали друг друга. Мой друг, соискатель офиса, по слабости зрения не все нюансы улавливал, а потому встрёпанно озирался по углам, держа руки чуть ли не в боксёрской позиции. Хряковидный же охранник сопел за нашими спинами, как живая гора. "Да выкинуть бы их на хер?" – как бы говорил он всем своим видом, по-собачьи, из-под надбровных дуг, поглядывая на бывшего актёра.
– Ты, что ли, тут главный?
– Ну я, – признался актёр.
– И слава Богу, – выдохнул я. – Только убери этого.
Актёр сделал подобающий жест рукой. Надо же – это чудовище его слушается!
– Пла'тите что ли ему хорошо? – спросил я, присаживаясь и снимая шляпу. Мне было жарко.
Топтун уже не мог слышать меня, так как обиженно удалился на свой пост, в коморку возле дверей.
Актёр неопределённо покивал головой туда-сюда – мол, не то, чтобы очень…
Друг мой, последовав моему примеру, сел рядом.
Поблизости был различим некий персонаж, которому я бы отдал роль заместителя актёра, худощавый и невысокий мужчина неопределённого возраста, который, впрочем, загадочно молчал. Лицо такое, как будто чем-то подавился. Но может он всегда такой?
Присмотревшись, я заметил в комнате, обширной и отличающейся темноватыми углами, ещё одно живое существо. Оно, впрочем, явной опасности не представляло. Это было женщина и опять-таки, как я при ближайшем рассмотрении убедился, – моя знакомая.
– Привет!
– Привет! – с готовностью откликнулась она.
– Ты здесь откуда?
– Да вот зашли диски посмотреть. А ты?
– А я, если честно, зашёл попросить этих господ поскорее убраться отсюда. Ничего? Я не ущемлю твоих интересов?
Она улыбнулась. Довольно милая улыбка.
Актёр захлопотал с чаем. Заместитель, отвернувшись, что-то там колдовал над дисками, перекладывая их из одной картонной коробки в другую.
– Что пишите? – для приятности разговора поинтересовался я.
– Да так, всякое старьё, – отмахнулся актёр.
– И что, хорошо продаётся?
Он не ответил, только пожал плечами. Но и по его играющей спине, я оценил сколько ещё в нём осталось нерастраченного театрального. И то правда – актёры-неудачники склонны играть в обычной жизни. Часто они становятся, просто невыносимыми. Но их ли в том вина?
Друг мой насупленно молчал, он ещё недопонимал, в какую сторону разрешится дело. Драки, очевидно, не будет, но тогда что' будет? Как с его проблемой? Чтобы отвлечься и успокоиться, он старался разглядеть лицо девушки. Возможно, она ему даже начинала нравиться. Не мало счастья бывает скрыто и в слепоте. В конце концов, это всего-навсего одна из разновидностей неведения.
Собственно, разговаривать было больше нечего. Пить чужой чай я не больно-то хотел. Но он вроде уже вскипел, да и моя знакомая села за стол. Отчего бы нам не уйти отсюда вместе с ней? Дам актёру понять, что не один он может быть дружен с симпатичными девушками.
К чаю были поданы блинчики с творогом. Я понял, что голоден, так как не успел позавтракать. Знакомая моя тоже хотела есть, так что мы накинулись и всё предложенное смолотили, даже не успев сообразить, что другим может не достаться. Впрочем, мой, страдающий желудком, друг не претендовал, да и хозяева что-то себе чаю не налили.
Актёр, правда, сидел с нами за столом, но даже чашку перед собой не поставил. Всё только посылал мне какие-то телепатические сигналы беспокойными глазами. А я никак не мог понять, что он имеет в виду. То ли на даму эту имеет какие-то виды и ревнует, то ли просит меня не очень на него давить насчёт освобождения помещения.
Всё это меня опять стало раздражать. К тому же блинчики оказались не вкус отменно противными. Я посмотрел на личико соседки, у неё что-то тоже ротик перекосило.
– Спасибо, – сказал я допив безвкусный чай, который отнюдь не убил гадостную сладость во рту – и чего они только подложили в эти блинчики?
На какое-то мгновение у меня даже мелькнула мысль, что это попытка отравления, но я отмёл её, так как блинчики кушала и знакомая и мы брали их наперебой из одной тарелки. Но почему у них оказались именно эти блинчики? Скажи, каков твой вкус и я скажу кто ты! В душе у меня зрело жгучее презрение, или это была уже начинающаяся изжога? Я вовсе больше не боялся местного громилы – наверное они его кормят такими блинами, как собаку – это смешно! Бедняга. Однако, не следует слишком уж жалеть потенциального врага – это расслабляет. Но может быть, другу стоит подумать насчёт того, не нанять ли этого типа себе для охраны – вон он ведь какой большой – нужно только его кормить получше.
При всех этих мыслях, я отметил в себе отменную вежливость, так как ухитрился допить чай и даже не попытался освободить желудок прямо за столом. Очень захотелось уйти. По лицу знакомой я понял, что она тоже не намеревается долго задерживаться. Почти одновременно мы встали. Встал, хотя и с некоторым запозданием, мой подслеповатый друг.
– Спасибо. Значит, можно считать, что мы договорились? – обратился я к актёру.
Его заместитель или напарник насторожил острые ушки, но актёр лишь кивнул.
– Трёх дней вам хватит? – спросил я.
– Хотелось бы неделю, – сказал актёр.
– Три дня! – выпалил, вдруг разгорячившийся, мой друг.
– Вот, – развёл я руками.