– Пойдем. Уже поздно.
Мы поднимались по дорожке вверх. Еще не стемнело, но солнце уже заходило. С горы было видно потрясающе розово-голубое небо. Я смотрела на него, ступая по камням вперемешку с листьями.
– Осторожно, – я чуть не споткнулась о лежащую на грунтовке огромную ветку, и Ирма резко схватила меня за руку, чтобы остановить в сантиметре от нее.
Ее прикосновение словно током ударило по моей ладони. Я резко шарахнулась в сторону. Ирма в ужасе на меня посмотрела.
– Все в порядке?
– Да, – мне стало как-то не по себе, очередное чувство, которое я не могла назвать. Кажется, стыд. Да, именно он, как всегда, когда я веду себя ненормально.
Чтобы сгладить неловкую паузу, я спросила:
– А где вы остановились?
– В гостинице в городке внизу. Завтра нужно пойти пораньше, мне же еще в Германию возвращаться вечером.
– Да, конечно. Можно пойти в полдень. До дома минут тридцать-сорок пешком, и вряд ли мы пробудем там долго.
Мы остановились на парковке рядом с дорогой, у машины Ирмы.
– Тогда завтра в полдень где?
– Где? – я недоуменно глянула на нее. – Что где?
– Ну, встретимся где?
Ах, ну да. Не понимать простые вопросы в моем стиле.
– Можете оставить машину здесь и идти по асфальтированной дороге в поселок. Когда войдете в него, идите прямо до начала леса, там есть лавочка. Я буду ждать возле.
– Хорошо. До завтра, – Ирма улыбнулась.
Я ничего не сказала, просто развернулась и пошла домой, опять забыв про правила приличия.
13
Утром следующего дня я проснулась не в лучшем настроении, потому что весь предыдущий вечер изводила себя мыслями о том, что моя встреча с Ирмой провалилась. Точнее, я провалилась. Опять не смогла преодолеть свои особенности. Как же меня утомила эта борьба с собой.
Как назло, папа сегодня был дома. Пришлось написать ему письмо.
Папа,
Манон, моя школьная знакомая, пригласила меня сегодня пообедать с ней. Ее родители уехали, и она устраивает девичник. Я уйду в двенадцать и останусь там до вечера. Надеюсь, ты меня отпустишь.
Папа прочел послание, и его лицо озарила улыбка.
– Конечно, дорогая. Я так рад, что у тебя есть друзья, и ты общаешься. Проводи с ними сколько угодно времени. В разумных количествах, конечно, – спохватился он, как будто не знал, что я не обычный подросток, готовый развлекаться сутками на пролет.
Одеваясь, я подумала, что в моем общении с отцом перепиской есть плюсы. Я не умею врать, и в устном виде мои выдумки про девичник у Манон не имели бы успеха. Меня бы сразу раскусили. Зато в письме я немного помучилась, пытаясь понять, чтобы на моем месте соврал обычный тинейджер (пришлось воспользоваться поисковиком в интернете), и вуаля. Все прошло как по маслу.
Я поднялась в лес, и села на лавочку на опушке. Через пять минут подошла Ирма.
– Привет!
– Здравствуйте, – сухо сказала я.
– Как дела?
Да что же такое, почему все так любят этот бессмысленный вопрос. Опять я не знаю, что ответить.
– Ну… Нормально.
– У вас тут так хорошо. Красивая природа, свежий воздух.
– Да, – не умею я поддерживать эти разговоры ни о чем.
Я повела ее к дому. Погода сегодня была мрачной. Тучи заволокли все небо, в лесу было темно, как вечером.
– Почему Уве не сдал своего отца? Я прочитала, что нацистов судят до сих пор, даже спустя столько лет после войны. Если он думал, что Хельмут был охранником в концлагере, он мог отдать его под суд. И тот получил бы справедливое, по мнению Уве, наказание. Но он ничего не сделал. Почему? – этот вопрос не давал мне покоя со вчерашнего вечера.
– Я думаю, потому что он его любил. Хельмут был хорошим отцом. И то, что папа узнал про него, стало ударом. Поэтому не смог сдать. Он просто уехал, разорвал все связи, продолжая любить.
– А Урсула? Причем тут она? Почему она так легко позволила себе промолчать, дать сыну отречься от себя? Она же не виновата.
– Я немного разузнала по всяким архивам. Кажется, родственники Урсулы тоже были нацистами. Она чувствовала свою вину за них, как и Хельмут за брата. Они всю жизнь ощущали себя виноватыми за преступления своих родственников. И за то, что сами были молчаливыми сообщниками.
– Ну да, только так можно объяснить эту их странную историю.
– На самом деле мы никогда не узнаем правду. Потому что нас там не было. Мы ничего не видели, а дедушка и бабушка молчали. Так что это лишь предположения, составленные из писем. Кто знает, может, их история гораздо глубже.
Ирма права. Здесь столько непонятных деталей, которые так и не прояснятся. А все из-за молчания.
– Вы расскажете своему отцу все, что узнали о дедушке и бабушке? – поменяла я тему.
– Нет, он тоже никогда не узнает правду. Он умер пять лет назад.
– От чего? – вырвалось у меня.
Ирма опять глянула на меня нахмурившись.
– От инфаркта. Ничего интересного или таинственного. Думаю, стресс от этой драмы с его родителями тоже сказался на здоровье.
Я резко остановилась посреди дороги.
– Что такое? Мы уже дошли? – спросила Ирма.
Я не ответила, потому что была во власти своих воспоминаний.