Пропащие

– Да. – Феликс безучастно разглядывал пар на поверхности чая.

– Кто и что делил?

– Ничего особенного, чаще местные с залётными. Экзеси – место сбыта. Сам знаешь, там до сих пор можно купить всё, что душе угодно. Детали, патроны, топливо, наркотики, лекарства. Где деньги, там и грабёж.

– Помню, я был щенком ещё, лет пяти, – помотал головой Лобо. – Отец однажды ночью заколотил дверь досками изнутри. А утром оторвал и приделал здоровенный засов.

– Твой отец – не промах.

– Был, – поправил Лобо. – Даже не знаю, жив ли он сейчас. Уехал на заработки и не вернулся.

– Вот как, – старик опустил бесцветные ресницы и отхлебнул чая.

– Мамка осталась на мне. Я старался, чтобы мы жили как люди, и никто не смел нас обидеть. Как только стукнуло шестнадцать – пошёл в егеря.

– Ясно.

Лобо скрипнул ремнём, поправляя. Повисшая тишина ему не нравилась. Старику было совершенно всё равно, с кем он имеет дело, да и сам он не спешил откровенничать. Капитан задал бы ему пару интересных вопросов, но побаивался перейти одному коронеру ведомую грань, за которой тот просто пошлёт его подальше.

Спирт ворвался в кровь, и уют забегаловки показался безбрежным. Пахло деревом и мастикой, видно, часто подновляли интерьер. В проходимом месте деньги на это должны были водиться. «Чертовник» тоже считался приличным заведением, но не дотягивал до такого комфорта, и Лобо решил, что не уйдёт спать, пока не грянет полночь. Тем более думалось охотно и легко, пусть и не о деле.

«Не умеешь, значит, давать взяток, – капитан глядел на Феликса, снова листавшего синюю тетрадку. – Сразу отдал беста и патроны, и табак, хотя стоило послать дикаря подальше, он всё равно бы проводил. А брать умеешь? Не разбираешься в грибах. Не по этим делам разнюхивал раньше? Да, эльтая стало много только в последние годы. Объяснимо. Дважды пытался провернуть опрос один. Привычка или попытка меня списать со счетов?»

Наверху, в отдельной комнате, от которой получил ключ, он забылся без снов в мягкой койке, пахшей свежим сеном.

Ливень

От грибов на Змеёныша накатила дурнота. Мысли затянулись в неприятный узел без начала и конца, состоявший из вереницы идиотских повторяющихся фраз. Застревать в этакой удавке совсем не хотелось, Вёх постарался отвлечься и заметил, как плотоядно смотрит на него Деревяшка. Да ещё и едва заметно усмехается. Она красила губы при помощи размокших сигаретных пачек определённой марки, потому что грим нужного цвета давно кончился. Вёх закрыл глаза и попытался уловить тонкий табачный запах, но не смог.

Наедине Тиса всегда становилась куда любезнее, и теперь от неё веяло чем-то многообещающим. Одиночество доконало, не иначе. Ведь она-то точно ни с кем посторонним не водила дружбу. Деревяшка слишком много всего знала и умела, часто в свободное время мастерила разные штуковины да помогала старшим. Словом, ей было не до прогулок и пустой болтовни с кем попало.

«Тиса никогда не подкармливала тебя за просто так, – любезно напомнил Наг, – сегодня нам может перепасть. Чисто по-семейному, как в самый первый раз».

Она встала и оглянулась вокруг. Затем расправила подол и села ближе, притянула к себе Змеёныша, чтобы он лёг и положил голову ей на бёдра. После этого он уже не мог ни на чём сосредоточиться. Только увидел вывалившуюся из-за дальних барханов Свалки тёмную тучу и понял, отчего так клонит в сон, а на улице до сих пор так душно.

Тиса медленно водила кончиками пальцев по его выбритым вискам. На что она только надеялась, когда обоих уже порядком размазало?

Сквозь дрёму послышались шаги, прямо-таки громкий уверенный топот. Вёх задержал дыхание и прислушался. Музыканты уже спали, да и не шатались никогда по Свалке, дело-то опасное. Поначалу он решил, что Корн притащил своих дружков, но, выбравшись на край ямы, увидел, как из-за пригорка показались трое крепких мужчин с ружьями. Они направлялись прямо в контейнер. Прозрачная ясная ночь совсем не мешала их рассматривать.

Переглянувшись с Тисой, Змеёныш понял, что она тоже растеряна. Очень осторожно оба пробрались ближе к дому между покинутых шалашей и нашли место, откуда могли спокойно подслушать.

Мужчины вошли под навес и заслонили вход. Блеснул старый масляный фонарь из жестянки, который кто-то из них задел плечом. Заспанный Инкриз говорил с ними нарочито спокойно и тихо. Фринни молчала, хотя наверняка уже была на ногах. Наконец, Вёх смог разобрать слова:

– Зачем она вам в такое позднее время?

– Господин Амьеро велел привести. Есть к ней дело, – произнёс кто-то из чужих.

– К моей дочери? Но я бы знала, – забеспокоилась Фринни.

– Как её имя? Той, у которой царапина под рёбрами?

Голос Инкриза дрогнул:

– Послушайте, если она натворила что-то, мы непременно с ней разберёмся в кругу семьи… А вам заплатим или…

– Нам нужно привести её на гостиный двор, – не дослушав, отрезал визитёр.

Деревяшка удивлённо моргнула, и вид у неё на секунду стал такой, будто она потеряла что-то ценное да поздно заметила.

– Нет, – отрезал Инкриз, – она не пойдёт с вами никуда в такой час.

– Посторонись.

Судя по всему, Инкриз не позволил себя оттеснить. Тени завозились, и вдруг Вёх с Тисой содрогнулись от звука лопнувшего стекла.

– Что вы делаете?! – вскрикнула Фринни и попыталась помешать им войти. – Вакса, беги!

Тиса подхватила камень и, прицелившись, со всей силы швырнула в одного из незваных гостей. Острый осколок кремня ударил его в складчатый затылок.

– Ха! Он теперь отмечен, – мстительно прошипела Деревяшка.

Мордоворот шикнул и развернулся, вскинув ружьё. Он без всяких волокит начал палить вслепую по хлипким хижинам и шалашам. Тиса и Вёх едва успели нырнуть назад за пригорок, где их защитила стена грунта и хлама.

– Народ, горим! Помогите! – изо всех сил закричали они.

Вокруг залаяли разбуженные шумом собаки, но никто так и не высунулся на улицу.

Когда оба осмелились снова подкрасться, уже через бурьян поблизости, то увидели, как двое вывели Ваксу, успевшую нацепить старую кофту на ночную сорочку.

– Нет, это я пойду с вами, а не вы меня потащите! – злобно застрекотала она, выдернув руку, которую пытались заломить. – Если правда от самого Амьеро – что ж, побываю в гостях у приличного человека. Не смейте ко мне прикасаться!

– Как вам не стыдно? Как вас носит земля! Помогите кто-нибудь! – кричала Фринни, захлёбываясь слезами и мечась между затихшим где-то в прихожей Инкризом и дочерью, которую уводили неизвестно куда.

Известно куда. Всем известно. И первая же мысль, как правило, оказывается верной, но принять её сразу почти невозможно.

Тут на Вёха обрушились его собственные фантазии, и холод резанул по рёбрам. Недавно он себе вообразил, сколько всяких женщин крутится у кормушки Амьеро и как те с ними забавляются. Он совсем не сочувствовал этим дамочкам, но когда представил себе Ваксу среди них… Ведь она другая, с ней нельзя так обращаться! Или им придётся сломать её, или она кого-нибудь порешит.

Вакса шагала уверенно, задрав острый подбородок, за ухом ещё белел забытый с вечера цветок. Если бы от неё хотели только танцев, то дали бы одеться как подобает. Чем страшнее ей было, тем отчаяннее она себя вела – это про неё Змеёныш крепко знал, ведь сам был таким.

Руки, ноги, сердце – у Вёха всё гудело и разрывалось, голова кипела, как паровой бак самогонщика перед выходными.

– Беги к отцу! – он почти ударил в лопатку удивлённую Тису. – Я разберусь, я её верну.

Бросившись со склона, рискуя переломать все кости, Змеёныш рванул за конвоем. «Самое сложное – понять, чего хочешь. А когда понял, эти грибы тебе всё дадут, правда, в долг», – вспомнил он слова Эспе. А ведь несколько минут назад они дурманили его и заставляли растекаться на коленях у «мамаши».

Нагоняя бандитов, Вёх прекрасно понимал, что его не ждёт ничего, кроме унижений, но в пятки его толкал чистый азарт, а страх просто перестал существовать.

Он схватил одного из бандитов за рукав куртки, повис всем весом и затараторил, задыхаясь: