Пропащие

– Да, да…

– Соберись! Корн, соберись! – Вёх осторожно тряхнул его за плечо. – Сделай дело, и мы уж тебя утешим, ладно?

Когда из обоймы выпадает самый рассудительный, власть переходит к балбесам, которые слишком умны, чтобы показывать свою толковость. Если дело – совсем дрянь, они включают голову и командуют вполне талантливо, но ровно до тех пор, пока не очнётся пострадавший. По крайней мере, Змеёныш всегда следовал этому плану.

Он решительно потянул Корна с земли:

– Нельзя срывать представление, братец. Только не сегодня. Пойдём, тебе пора разогреваться. Просто дай себе час, ладно? Один час. Ради нас всех.

– Я буду. Я приду, – задыхаясь, кивал Корн.

Вернувшись под тент, Вёх предупредил:

– Дамы, возможно, мы задержимся. Тут такое дело, ох! Девчонка Кукурузины приказала долго жить из-за грибов. Только что её потащили в холодную.

Тиса, едва узнаваемая под белилами, бросила натягивать полосатый чулок и выпрямилась.

– Прямо совсем умерла? Не в отключке?

– Сам видел, мёртвая.

Вакса молчала, сидя на ящике с затёртыми буквами, и даже ухом не повела. Змеёнышу казалось, что она вот-вот улыбнётся.

В этот раз она орудовала факелами как никогда, их с Тисой фокусы удались все до одного. В последней части номера Вакса осталась одна и запалила свои «кресты» – так она называла два длинных древка, горящих с обоих концов, взяла темп вдвое быстрее, чем обычно, и фехтовала ими, вся кутаясь в огонь и выдавая невероятные фигуры. Трюки были такими же сложными, как у Вёха с балансиром, но Вакса всегда срывала больше аплодисментов. Огненные крылья взметались над её острыми рожками, пламя то гасло, то вновь разгоралось, она расходовала столько горючего, будто решила спалить город дотла. Вся площадка лоснилась от скользкого керосина, который Вакса выдувала драконьими порциями, резкие вспышки пугали и слепили стоявших ближе всего, но публика неизменно разражалась шумом после каждой из них.

Корн действительно смог себя заставить играть, и его самодельные барабаны звучали слишком уж чётко. Он не забывал те переходы, которые забывал сделать почти всегда, и Вёх решил, что у Кукурузины в голове всё основательно сдвинулось.

Задетый номером Ваксы, Змеёныш выступил со снарядом, тоже ускорившись. Номер потребовал всей его ловкости, зато когда он бешено крутился в пируэтах, публика сходила с ума. Снаряд нарезал круги, как разъярённый шершень. Темнота трещала и лопалась, цепь пугающе лязгала и давила, обматывая Змеёныша так и этак, но он успевал скидывать петли, каждый раз оставался невредимым и обалдевшим от собственной наглости. Зачем нужно вдохновение, если есть испепеляющая зависть?

Уже поклонившись, Вёх увидел Инкриза, подкрадывавшегося с хитрейшей миной. Ах да, шуточка со старым индюком! Старикан как штык явился к выступлению, восседал на своём стуле и знать не знал, во что его сейчас впутают.

Отец вышел перед публикой и развёл руками, будто обнимал сразу всех, и провозгласил:

– Спасибо! Спасибо, почтенный Экзеси, город чудес, город-праздник! Наша труппа юных звёзд…

Юркнув под тент, Вёх перевёл дух. Там было дымно из-за погасших намоток, и он просто лёг на пол, давая лёгким успокоиться, а поту со лба стекать куда-нибудь, кроме глаз. Прохладный камень впился в лопатки.

– Идёшь слушать сказку? – спросила Тиса, протягивая ему руку.

– Если не сдохну сейчас, то приду.

В прорехи над головой заглядывал красноватый месяц. Его цвет тревожил даже не потому, что никто не знал, какого дьявола луна иногда налегает на киноварь, просто закат имел совсем другой оттенок. Похожая краснота бывает вокруг гноящихся ран.

Вёх понял, что перенервничал за последние дни, теперь буквально всё будило в нём тревогу. Он даже не мог удобно сесть или лечь. Не выходила из головы зелёная ленточка, порхавшая у самой земли. Аккуратно срезанная на треугольник, чтобы не распускалась. Синичка не заслужила смерти…

«Хватит страдать. Я отстрелялся на сегодня и пойду слушать сказку. Чем сильнее устану, тем лучше. После неё даже к костру не пойду, надо основательно выспаться, иначе до конца ярмарки не доживу», – решил он и всё-таки отскрёб себя с полу.

Девушки расположились на обрывке тента поодаль от площадки для выступлений. Вёх устроился рядом с ними наблюдать за Инкризом, дорвавшимся до мести. О, папаша был в ударе! Любимый грим, чёрный цилиндр набекрень с петушиными перьями, речь – непрерывным потоком, руки в обрезанных перчатках так и порхали в воздухе, одновременно призывая расступиться и смотреть во все глаза.

– Однажды, – доверительно начал он, – я захотел купить дом возле леса. Это был очень старый дом, но в отличном состоянии: белёный, крепкий, с милой верандой, да только стоил подозрительно дёшево. Осматривая его, я заметил на потолке и стене возле очага странные пятна. Но это была не копоть и не жир. Когда я спросил у хозяев, то они, помедлив, ответили, что дом себе выстроил… весьма неординарный господин, увлекавшийся алхимией. Они поведали мне историю, которую просто невозможно хранить в секрете.

Сказку Вёх знал хорошо и слушал без особого внимания. Куда потешнее был Эспе, находившийся рядом с Инкризом. Подыгрывая, он изображал звуки лесной чащи, напевал фоном песенки, не давал отвлекаться детям.

Через несколько минут старик Амьеро уже был во власти площадного искусства и под улюлюканье величаво изображал пленённого красавчика. Гиль, готовый к скандалу, был хорошим противником, но дал в себя вонзить когти. Ну не дурак ли?!

Деревяшка вдруг тяжело вздохнула, теребя лоскутки на подоле:

– Корн убежал. Как бы не впутался в историю.

– Пусть валит куда угодно. От Кукурузины слишком много проблем, – Вакса цедила с такой ненавистью, что Вёх не сразу осмыслил сказанное. – Инкриз должен от него избавиться.

– Звучит жестоко, – отозвался Змеёныш. – Вы же были не разлей вода совсем недавно!

– Тебе не очевидно, что он лишний?

– Вообще-то нет. Он к тебе хорошо относится…

– Ещё бы! – Вакса напряглась всем телом, будто вот-вот вцепится в глаза.

– Тихо, тихо! – Змеёныш отшатнулся. – Давай сказку смотреть, припадочная.

В этот момент вскрикнула Тиса, и резкий звук заставил Вёха потерять дар речи. За полсекунды она оказалась на ногах и зажала себе рот, чтобы не заголосить ещё громче.

– Убийца! Убийца-а-а! Держите его! – бешено завопил кто-то.

Актёры из сказки бросились врассыпную. Лесная нимфа, на роль которой была избрана пропитая замарашка, сорвала с себя венок и выбросила, убегая прочь за торговые ряды.

Инкриз со всех ног утекал от телохранителей Амьеро, погнавшихся за ним.

– Прочь! – только и успел он крикнуть детям.

Прогремели выстрелы, но ни один не достиг цели. Чревато было палить вслед циркачу, нырявшему в скопления перепуганных горожан.

Вакса, ни слова не говоря, метнулась к нагромождению ящиков у козырька хлебной лавки и в несколько прыжков оказалась на крыше, где её было уже не достать, а Вёх потянул Тису к «Чертовнику».

– Шевелись, Деревяшка! – прикрикнул он, когда та замедлилась в лабиринте проулков.

– Как ты здесь что-то видишь?! Ноги переломать недолго, – выпалила она.

В кабаке висел густой табачный дым, на этот раз такое пришлось Вёху по душе. Он вцепился в засаленный фартук управляющего и сдавленно проговорил:

– Тоби! Открывай задний двор! За нами гонятся.

Привыкший к облавам, погромам и прочим суровым вещам, Тоби сразу сообразил, как лучше быть:

– Валите тогда в подвал. Будете должны, – он нехотя достал из кармана маленький потемневший ключ и повёл к каменной лестнице в углу. Внизу за узкой дверью находился зимний зал Чертовника, по совместительству укромное местечко, где летом обретались заезжие музыканты и всякими подозрительными личностями обсуждались вопросы, не предназначенные для чужих ушей.

Некоторое время, оставшись одни, Тиса и Вёх просто смотрели друг на друга.