Вкус жизни

– Зло предсказуемо, добро парадоксально, – усмехнулась Лера. – Твоей истории жизни на десять трагедий хватит.

– И не только трагедий, – подхихикнула Инна, не глядя на Лилю. И неожиданно развеселилась не в меру. – Наблюдаю апофеоз критической неудачливости человека, который хочет больше, чем может. Десятки мединститутов не в силах переломить ситуацию, а ты занимала безнадежную оборону.

– Как один раз выпустила вожжи из своих рук, так больше и не удалось мне наставить его на путь истинный. Жил на самоуничтожение. Его неумолимо тянуло выскочить из налаженной стези. В семье он чувствовал себя загнанным в ловушку. Тот еще типчик. Все рвался к свободе, а сам не знал, что с нею делать. Нет, вы мне скажите, чего ему недоставало? Лучше перебиваться с хлеба на воду, но с дружками? Ума не приложу, ведь себе же во вред. Упорствовал и не мог ничего вразумительного ответить. У каждого свои фетиши… Наверное, таким не надо жениться. Не могла я позволить себе надеяться на его порядочность и верное плечо. Сама пахала. Мужчины сначала поют нам серенады о нашей хрупкости, а потом грузят нас на максимум.

Может, и правда алкоголизм – болезнь и мне грех на него было обижаться? Но ведь надо было лечиться. Вот где пригодилось бы несокрушимое честолюбие, которое, вопреки всем очевидностям, я со всем своим простодушием предполагала в нем. Жизнь опровергла мои фантастические надежды. Не вырвался он на простор жизни, так и обретался в ее предбаннике. Собственно, я уже была готова к худшему. Научилась распознавать и учитывать жизненные обстоятельства, мелочи не принимать близко к сердцу… и все равно утирала слезы бессильного унижения. Казалось, смиряя самолюбие, стерпелась с судьбой. Но жалость тоже иссякает.

– Сама приручила, а теперь стонешь. – Инна метнула на Лилю сочувственный взгляд. – Я бы такого в один миг притормозила, не позволила бы привередничать и права качать, быстро бы дожала.

– А Дима, надо заметить, – никчемный и несуразный – не испытывал никакой неловкости. Откровенно, бесцеремонно говорил о своих неуспехах «на поле брани», устраивал тупые демарши. Я высмеивала его, а он не стеснялся, не конфузился, будто все в порядке вещей. Поражалась его бесстыдству. Меня плющило, дико коробило от омерзения. Сколько разных передряг было! Нахлебалась я с ним по самую макушку. Что толку от него такого чего-то требовать… Как я устала от всех этих несоответствий и несовпадений!

– Люди далеко не всегда поступают логично, на то они и люди, – покровительственно сказала Инна.

– Но хотя бы справедливо.

– Чего захотела!

«С Инной надо быть постоянно настороже. Говорит беспечно, а на самом деле, небось, злорадствует. Нельзя ей потворствовать. Только и ждет, чтобы на чем-то подловить», – усомнилась в ее доброжелательности Аня.

«Не сказать, что Дмитрий – удачное Лилино приобретение, – подумала Эмма. – Но пьющий муж, наверное, лучше, чем гулящий».

– Знаешь, сначала я стоически принимала муки. А он все глубже падал на дно житейского колодца. Во всю ширь развивал скандальную безудержность. С пьяну то катавасию затеет, то кипеж поднимет, хоть святых выноси, то свару с соседями, не приведи господи. Орет точно иерихонская труба. А я только молила: «На два тона ниже, ночь ведь!» Какое уж тут доказывать, что очаг – святое место.

– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет, – возмутилась Аня. – Зачем он так?

– Чтобы жизнь Лиле малиной не казалась, – не без удовольствия ответила Инна.

– Потом поняла, что ни лбом, ни любовью его бездушие не протаранить, что его заверения и пьяные слезы – непременный атрибут любого алкаша, и ушла в глухую защиту. Мне его надо было пришпилить к своей юбке и водить за собой, как наседка цыпленка? Осточертели мне его выставляемые напоказ слабости. Ему надо было искать опору в самом себе, а он на меня надеялся. И вдруг мне стало смертельно противно… А как-то навел марафет и предстал передо мной как лист перед травой при полном параде. И вдруг на колени бух… этаким вот «макаром» каяться пришел, долговязый черт. Совсем «сошел с рельс». Ей богу. Ничуточки не вру.

А я думала: дудки тебе, не шестерка. Может, ты и чувствительный, да только не сердечный. Шифруешься под хорошего. Вино сначала размывает контуры совести, а потом и вовсе ее уничтожает… Не пой мне Лазаря. Хоть об стену головой колотись, не поверю, разгильдяй чертов… А он орал не своим голосом, мол, за жизнь не держусь, уйду, и концы в воду. Пугал. Попала я в переплет… Зачем обманывала себя да еще мучилась вопросом, как вдохнуть жизнь в нашу остывающую любовь? К нулю низвел наши чувства. Волна его слабостей и комплексов ее слизнула, одно душевное смятение внутри меня оставила. Тут и поняла, что надо жить не только не обижая, но и не обижаясь. Иначе пропаду, погибну и его не спасу.

– Доброта – это валюта, имеющая неограниченный ареал хождения. Но когда ее очень много, она тоже девальвирует, – сказала Лера.

– Мне советовали: «Не спасай. Пока не даешь ему упасть, он не научится подниматься». Так это верно только для ребенка. Бывало, явится пьяным по «самое не хочу» с глумливым выражением и «со следами дружеского мордобоя на лице», я и застываю в скульптурной позе. Отмываю его от грязи и крови, а он еще и выкобенивается. Дух целомудрия и смиренномудрия не посещал его нетрезвого. Огрызается, а сам боится… шкодливый пес. Бесценный мой, никчемный мой. Боялась, что сама задохнусь и погибну в этой зловонной жизни, черт ее побери. Мне нужна была помощь, а приходилось поддерживать мужа.

– Да еще с каким энтузиазмом, мол, за ценой не постоим! – усмехнулась Инна.

– Любящим людям не требуется мотивации для совершения добрых дел. И наград они не ждут, – сказала Жанна.

– У пьющих людей часто возникает целенаправленная, но неосознаваемая деструкция своей жизни, – вздохнула Лиля.

«Непоследовательно, бестолково, на одних эмоциях рассказывает о муже. Сдается мне, впервые раскрылась перед подругами», – сделала вывод из услышанного Лена.

«В больших дозах Лилька невыносима. Похоже, сегодня она совсем отключила свое левое полушарие, на одном правом работает», – усмехнулась Инна.

– Поведение мужа постоянно держало меня в тревожном, опасливом напряжении. И ведь не пресечешь в судебном порядке, и суд общественности таким до фени. Уровень ненасытности в получении одних и тех же ощущений приводил меня в недоумение… ну, если бы разных… это я еще могла бы понять. И как я могла надеяться, что все утрясется? Бывало, говорю: «Ты же и меня дискредитируешь в глазах наших детей и соседей». Не понимал…

– Если дурак и слабак, то это пожизненно.

– Это уж точно. Мудрость с возрастом приходит не ко всем, – затвердила Аня мнение Инны.

– Дмитрий принимал твою заботу о нем как знак одобрения свыше, – горько выдохнула Эмма.

– Возлагала я на наш союз немало надежд. Мечтала увидеть жизнь чарующую, необыкновенную, только магия быстро рассеялась. Вот тебе и бдения в парках до рассвета. Вот тебе счастье, когда глаза автоматически ищут только его. Видно, любовь открывает свои тайны не для всех.

Лене вдруг стало смертельно скучно от монологов Лили. Она подумала грустно: «В молодости мы взахлеб спорили о писателях и художниках, а теперь иронично оцениваем свою жизнь и судьбы друзей… В больших дозах Лиля труднопереносима. И обо мне то же самое иногда можно сказать?.. Собственно, все эти воспоминания – необходимость разобраться прежде всего в себе».

– Быт способен задавить любые восторженные чувства, – незаслуженно кольнула Инна Лилю. Но та приняла эти слова на счет мужа и продолжала исповедоваться.

– Душу труднее отмывать, чем тело. А он не стыдился своей никчемности. Ни в чем не раскаивался. Зачем ему право на прощение и искупление? Только проверки на упрямство мог себе устраивать. Таким прямая дорога в преисподнюю. Подруга сказала, что в нем гремучая смесь русского отчаяния и безысходности с бездеятельностью.

«В ее словах такая тоска по счастью. О, как громко и горько звучит в ней какая-то тайная жестокая обида!.. Нет, другое было истинной причиной их развода», – поняла Лена. Но от расспросов удержалась.

– Теперь мне кажется, Дмитрий – обыкновенный циничный, изворотливый эгоист и слабак, и национальность тут ни при чем. Если у кого из мужчин и бывает лет в сорок кризис среднего возраста, то у него он был всю жизнь. И начался он уже через год после свадьбы. Сколько раз был на расстоянии вытянутой руки от мечты, но как я ни старалась расшевелить, помочь, подтолкнуть, он так и не решился схватить удачу за хвост. Не мог рискнуть, боялся не справиться. Не удалось его ни растормошить, ни заставить. А слова говорил обнадеживающие. И я сломя голову бросалась устраивать и налаживать его дела. Только оказался он необучаемым и трудновоспитуемым. Всю жизнь старался получить отсрочку от взрослой жизни. Проще плыть по течению, куда вывезет. Ни подъемов не переживал, ни чувства обновления. Рано его душа очерствела, оттого-то все и рухнуло у нас.

Выходя за него замуж, я волновалась: судьба сжалилась надо мной или это очередная ловушка? Боялась обжечься, но поверила, что его любовь всесильна. Но, видно, одному Создателю изначально известны наши судьбы… Бывало, вожусь на кухне, а мысли о нем все по кругу, по кругу. Мою полы, а они опять крутятся вокруг его бед. Интересно, мужчины тоже переживают и перемалывают свои проблемы?

– Чтобы не думать, они из телевизора не вылезают, из домино или, как твой бывший муженек, глаза заливают, – фыркнула Инна.

– Не все, – заступилась за мужчин Лиля. – Это нам с тобой не везло.

Ей очень хотелось верить хотя бы в чужое счастье.

– Думаешь, я стала излишне сентиментальной, говорливой? Нет, натужно вспоминается былое, когда-то так ярко желаемое… Мечты отдалялись, надежды увядали. Печаль все застилала плотным непроницаемым покровом.

Почему все, что не касалось Димы лично, не вызывало в нем ни печали, ни особого интереса и легко забывалось, не взволновав души? Никого не хотел принимать в свое заледеневшее сердце, а потом и сам себе стал не нужен. Так и просились на язык грубые слова… блин… Нет, нам стократ тяжелей, чем мужикам. Пугает невозможность их любви, ее краткость и трагическое завершение… Как же так, ведь когда люди живут с любовью, вокруг них образуется пространство заботы и нежности… Получается, оно есть только у женщин?

– Этого мало. Еще нужно обоюдное уважение, взаимопонимание, стремление соответствовать и желание строить общую жизнь, – сказала Алла.

– Я не сомневаюсь: в эгоизме заключена причина неправды жизни людей, – твердо сказала Лера.

– И в слабости людской. Правда, в меньшей степени, – добавила Лиля.

– Каждый человек – заложник своих успехов и неудач. Кто-то борется, кто-то мстит или сникает, – вторила ей Инна.

– Это когда он один и отвечает сам за себя, – уточнила Рита.

– Давай, Лера, обличай, может, хоть теперь ей легче станет. В вашей семье, Лиля, кипели нешуточные страсти! Я отказываюсь понимать, как можно столько времени терпеть такое! – воскликнула Инна.

– Любила. Воображала себя мудрой, тонкой, понимающей, способной помочь, повлиять. Гордилась своим мужеством. Нам в детстве внушали, что неисправимых людей нет. «Оставить? Да ни за что на свете!» А самой даже не удавалось вытянуть из него извинения за грубости.

«Лиля, имея деятельный характер, не позволяла себе подолгу унывать, – порадовалась за подругу Лена. – А я всю жизнь безуспешно пыталась научиться выкидывать из головы все неприятное».

– Исправляют, когда ребенок еще поперек лавки лежит, а не взрослого бугая. Любила… воображала, – слабым эхом, будто передразнивая, отозвалась Аня, видно, найдя в этих словах созвучие со своими мыслями. – Почему мы обычно ищем оправдание тому, что сделали не так, а не причину? Ну а как же…

И сразу сбилась.

– Не убедила меня твоя версия. Да у тебя, Лиля, паранойя, только со знаком плюс, в сторону доверия. Невменяемая, – рассмеялась Инна так, что буквально сложилась пополам от смеха.