Вкус жизни

– «Страсть быстро проходит. Остаются уважение, привязанность, обязанности», – отвечала я, немного смущаясь примитивности своих взглядов…

– Кто бы меня разжег! Где бы разжиться приличным мужичком? – пошутила Лиля, перебив воспоминания Инны. – Страсть – чувство животное?

– А вот боготворение, которое при этом возникает, – это уже духовная составляющая, – усмехнулась Рита.

– Ой, тетки на склоне лет взялись выяснять, что такое секс! Спорить на эту весьма сомнительную тему не имеет смысла, – смущенно хихикнула Жанна. – Я тоже не осуждаю Марго, но сама никогда не смогла бы выбирать, не сумела бы переступить границу, выстроенную воспитанием. Я не могу и не хочу любить многих. А по поводу красоты мне случай вспомнился. Приехал к нам на каникулы младший брат моего мужа, а я говорю свекрови: «Каким красавчиком стал ваш Толя!» А она мне в ответ как-то даже испуганно: «Не говори ему об этом, а то забалуется, испортится, душу загубит. Не в красоте счастье».

Лиля с Ритой беседуют. Лена, не отрываясь от спора Жанны с Инной, с трудом улавливает суть их разговора.

– …Это еще один довод в нашу пользу.

– У нас было слишком короткое ненастоящее детство, и юности мы толком не знали. Рано включались в повседневную борьбу за существование.

– Домашним мальчишкам тоже не было времени долго оставаться детьми. В четырнадцать уже взрослыми считались.

– А откуда же в них забалованность? Неизжитое, неискоренимое детство не оставляет их и в зрелые годы. Ведут себя на удивление нелепо: безрассудно, легкомысленно, расточительно. И все это без малейшего оправдания и смысла. Наверное, эта запоздалая детскость дает им хоть и несравнимую с полноценной детской, но все же радость. Гулюшки, компании, пивко, сигареты, рыбалка им не возбраняются.

– Может, послевоенная безотцовщина виновата? Матери все в трудах праведных, а они целыми днями одни по улицам гоняли, без присмотра, по сути дела, без воспитания.

– Замужним женщинам такой возможности расслабляться жизнь обычно не предоставляет. Мы всегда взрослые. Под бременем забот мы быстро созреваем, и затянувшаяся зрелость накладывает заметный отпечаток усталости и безнадежности на наши жизнерадостные и, в общем-то, жизнеспособные натуры, что ведет к преждевременному старению.

– …Ну что касается рыбалки – так это мое! Я не раз облавливала и мужа, и его друзей. Им и не снилось добиться таких успехов. Правда, бурно не афишировала свои удачи, не покушалась на мужское превосходство в этом хобби. Прекрасное я вам скажу средство от всех хворей, как телесных, так и душевных. Это настолько проверенная карта, что не воспользоваться ею грех. Рекомендую, – громогласно заявила Мила, чем очень развеселила всех присутствующих.

А Инна упорно продолжает свой рассказ о подруге:

– По молодости Марго, разочаровываясь в одном мужчине, очертя голову кидалась в новую любовь, снова обретала полнокровие и ту же беспокойную мечтательность, и вновь в ней начинало шевелиться чувство, как ей казалось, намного шире и глубже, чем к предыдущему. На фоне этой все возрастающей неразберихи чувств, событий и характеров она не скоро научилась предвидеть, в каком обличье новый мужчина может явиться к ней. Они же лгуны и артисты. Играют того, кого ты желаешь. Хочешь обаятельного? – на тебе! Хочешь доброго и покладистого? – пожалуйста! И ее опять постигало разочарование.

Но у Марго находились силы разумно переносить свои неудачи. Случалось, что в пору встреч с одним она не исключала возможность влюбиться в другого и даже вести игру с двумя одновременно. В этом, мне кажется, она похожа на мужчин. Она также считала, что любовь к мужу должна быть другая, особенная, отдельная, и что связи на стороне не должны касаться ее и ослаблять.

– Так она считала, потому что не встретила своего единственного, – сказала Алла.

– Разочаровываясь в очередной раз, она шутила: «Кто-то сказал, что сколько раз человек любил, столько у него было жизней. Наверное, он прав. Ведь на самом деле общение с новым человеком – это новая жизнь со всеми ее нюансами и сложностями. И я честно ее проживаю, подчас независимо от желания». И тут же грустно вздыхала: «В мужчине должно сойтись очень многое, чтобы я его полюбила. Чем больше я имею любовников, тем больше разочаровываюсь. Плохой секс хуже, чем никакой. К тому же я убедилась – и ты, Инна, абсолютно права, – что у мужчин страсть к власти и деньгам сильнее, чем к женщине. Им заманчивее побеждать на выборах, чем дарить любовь. Женщина для них загадка, но ее решение они ищут в каждой следующей женщине. Такова их гнилая психология. Завоевание для них – момент игры, и им наплевать, что женщина в этой партии ставит на карту свою судьбу. Они или не хотят, или не умеют думать о партнере».

Я не думаю, что существует мужское и женское понимание мира, это придумали мужчины, чтобы возвыситься над нами. Просто в биологическом партнерстве мы выполняем разные функции. Мир мужской и женский – это пока что в сущности две культуры с совершенно разным жизненным опытом. Если эти опыты сближаются, то появляется какая-то схожесть, возникает больше взаимопонимания. Я замечала подобное в крепких учительских семьях, в которых все жизненные заботы и проблемы делятся пополам: сегодня один на хозяйстве, а завтра другой делает то же самое. Они разумно приспосабливают свой ритм жизни согласно расписанию занятий.

Женщине нужен один мужчина, только настоящий. А многие мужчины считают, будто чтобы не терять сильного полового влечения, им нужны разные женщины. Причем следующая не обязана быть лучше предыдущей, главное – другая.

– «Так считают все мужчины вне зависимости от воспитания?» – удивлялась я.

– «Воспитанный мужчина, если и не ищет другую, то все равно мечтает о ней», – отвечала Марго.

– «Мечтать не вредно, – улыбнулась я в ответ. – Если все женщины поверят твоим словам, мир людей очень даже скоро исчезнет с лица Земли. Получается, что человечество от вымирания спасает не истина, а прекрасные женские иллюзии?.. Собственно, я тоже не вижу особого отличия нас от мужчин. Ведь женщина, имеющая плохого мужа, тоже втайне мечтает о лучшем».

– «В том-то и разница, что «имея плохого» и «о лучшем», а не о любом другом…»

Маргарита так рассказывала о своей жизни, что я будто бы видела ее своими собственными глазами. Сначала мне казалось, что она – не пойми кто. Всё-то у нее со всеми приятельские отношения с легким романтическим налетом. Потом прониклась… У каждого в сердце есть боль, которую мы не хотим выносить на суд даже лучших друзей, разве что после рюмки хорошего коньяка… А потом, утром, наверное, с некоторой неловкостью вспоминаем о своих ночных излияниях.

Я, наивная, помнится, в упор расспрашивала, а Марго напрямую рассказывала, что «иностранцы в любви нежнее и порядочнее. А от наших мужичков, если и испытаешь редкую бледную попытку нежности, так потом за нее дорого расплатишься. Уходя, чувствуешь себя опустившейся, обиженной, жалкой, сама себя презираешь. Одно слово – совки». Во всем винила нашу русскую робость перед запретной темой. Мол, все идет от воспитания. «Не умеют любить, не умеют выражать своих чувств. Какие-то все натужные, перекосившиеся. Нет ни легкости, ни элегантности в их поведении. Скука. А хочется стонать от восторга. У нас в России на самом деле нет культуры секса. В основном сношаются. Игра не стоит свеч», – смеялась Марго.

«Роковая, искушенная, зрелая, раскованная, такие женщины не бывают счастливыми», – думала я о ней тогда.

Как-то мы с ней услышали по радио, что будто бы в Японии женщины, по сути дела, только после шестидесяти лет начинают жить по-настоящему свободно и раскованно. Марго грустно усмехнулась: «Наверное, речь тут идет о духовной составляющей жизни, когда с возрастом отношения между мужчиной и женщиной поднимаются на другой уровень. Где же после шестидесяти найдешь достойного, способного… мужчину, если и в тридцать они все на учете и переучете…»

– Много ли в этом возрасте бывает в запасе радостного ожидания? Если только связанного с внуками и правнуками… У всех у нас по жизни есть любовь, дети, работа. Только приоритеты мы в разном порядке расставляем, – сказала Мила.

– Просвещала Марго меня, глупую, мол, «мужчины сильнее желают ту женщину, которая готова отдаться, покоряют тех, кто хочет быть покоренным, еще их влекут загадочные, роковые. Они сами возвышают их в собственных глазах. А достойных, правильных по злой иронии судьбы любят меньше. Уважают, восхищаются их порядочностью, а более горячего чувства, страсти у них не возникает, не рождается. Мужчинам кажется, что если их любовь и нежность сводится к заботе, то это приводит к монотонному существованию без бурь и восторгов. А им нужны горящие (пусть даже наигранные) глаза, преклонение перед их мужскими качествами – если даже их не густо. Они поверят… Любят стерв с невозможным характером, которых надо добиваться, перед которыми надо стоять на коленях, вымаливать по капельке их внимание. Они, как дети, любят играть, только тогда им интересно. А любящая жена дает это все без боя и с избытком. Торт каждый день тоже надоедает».

– «Подкована ты на все сто, – восхищалась я подругой, – у тебя на все случаи есть примеры и цитаты, наверное, всю феминистскую литературу изучила?»

«На том и стою. Это лучший способ считаться оригинальной. Меня сейчас интересует религиозный феминизм и новое прочтение библейских текстов. В стародавние времена культ девы Марии был необычайно велик и способствовал обретению женщинами голоса в истории. Это много позже мужчины, чтобы принизить женщину, стали утверждать, что Бог вдохнул в Адама душу, а женщину создал из ребра мужчины, и ей души перепало от него не так уж много. Но даже этот выдуманный факт идет нам на пользу, потому что женщины сумели развить свою душу, недосягаемо поднять ее планку, а мужчины остались с те же багажом, что и много веков назад», – шутила Маргоша.

«И что это вдруг Инна за Маргариту принялась? Аукается ей, наверное, от таких, пусть даже положительных, обсуждений. Чем более интересным мне закрыть образовавшуюся в разговоре брешь, в которую Инна изливает свои «познания»? Сама она не замолчит, пока не выговорится», – думает Кира.

– «…Историю всегда писали мужчины. Они совершенно сознательно вытеснили женщин из трех важных сфер жизни: политики, религии и армии. Мол, они ни на что не способны, кроме как рожать детей».

– «А что ты, собственно, от них собиралась услышать? Целомудрие – вот женская добродетель и доблесть. Ее героизм в том, чтобы ждать мужа, как Пенелопа Одиссея».

– «Несмотря на его похождения? Ведь этот Одиссей на всем пути следования не пропустил ни одной юбки, а сам, возвратившись домой, первым делом поднял вопрос о верности жены. Ну как же, он герой, ему можно! А пока он геройствовал, жена одна и за себя, и за него вкалывала и сына растила… И сейчас еще слышны голоса в Думе, мол, женщину-роженицу не заменить, а женщину-менеджера – пожалуйста. Это не делает чести депутатам. Я готова допустить, что они правы при условии, что мужчины создадут действительно нормальные условия существования семьи. А пока пусть помалкивают в тряпочку.

Как-то спорила с одним депутатом по поводу проституции. Он женщин ругал, мол, какие они распущенные. Ну я и врезала ему промеж глаз: «Востребованы проститутки. Спрос определяет предложения». Нет чтобы подумать о воспитании порядочности, а они решают вопрос о легализации проституции и тем самым как бы утверждают: мужчина никогда не станет порядочным семьянином. А тогда какое же они имеют право требовать чистоты от жен? Никакой логики!»

Жанна будто проснулась от кратковременного забытья и заговорила:

– Мой Коля одно время долго болел, почти два года. Мне, честно говоря, стали иногда приходить мысли о другом мужчине. Лежу как-то ночью, перебираю в памяти всех своих знакомых. Никто не нравится. И вдруг поняла, что не стоит оно… это самое… того, чтобы я чувствовала себя после измены последней дрянью. Помню, один мужчина с моей работы, зная о длительном нездоровье моего мужа, стал ко мне «подкатываться», клеиться, как теперь говорят. Я не могла сослуживца отшить так же грубо, как незнакомого, ну и стала мямлить, мол, понимаете, как подумаешь… А он мне влет: «Такие дела делают не думая». И отстал.

– «…Почем знать, что именно пленяет одного человека в другом. Одна может стать эпизодом, другая на всю жизнь застрянет в сердце. Один – прекрасный специалист, перед другим, казалось бы, открываются тайны природы, а в быту они оказываются людьми мелкими, даже противными… вот и пойми, как их определять. От таких мужей не дождешься вдохновенных минут. Мужчины не любят, когда мы говорим им, что они на самом деле представляют», – говорила Марго.

– Мы тоже не любим, когда мужчины нам говорят о нас то, что мы сами о себе думаем.

– Мы разумнее и честнее. Проверено многократно, что мужчин легче всего взять лестью. Их нетрудно уверить в их гениальности, поскольку они сами так считают. Лестью можно заслонить любой их порок.

– …Русский мужчина любится с чужой женщиной и тут же смотрит на нее как на подстилку, презирает. А себя так нет! Он самец, ему можно.

– Всё в мире имеет цену.

– И даже любовь?..

– Дело здесь совсем в другом…

Мила с Галей понимающе посмотрели друг на друга.

– …Всегда будут женщины и мужчины, для которых любовь – целый мир. И если он рушится – для них это вселенская трагедия, – сказала Алла.

– …Если истинно любишь, какая тут может быть хитрость… – вздохнула Эмма.

– …Марго сама, как бы оправдываясь, как-то говорила мне задумчиво: «Человек – это вершина великого духа и одновременно мерзости, на которую не способно ни одно животное. Природа наделила человека способностью любить, а он наполняет мир слезами и тоской в глобальных масштабах, да еще и оправдывает свои действия именем Бога. И даже мы, женщины, забываем свое истинное предназначение: любить и быть любимыми, служить гармонии, потому что вокруг нас не любовь, а война полов. Нет чтобы уважать права друг друга в семье, в масштабах общества, а вместо этого всюду попытки категорически оспаривать свое превосходство.

Во всей окружающей нас жизни нет случайностей, вокруг царит гармония закономерно и целесообразно действующих сил, связывающих все в природе воедино. А мы мыслим другими категориями, вмешиваемся, разрушаем. Я не чувствую мира даже в себе… Человеческое общество так и не научилось жить законами добра. Оно губит себя, изничтожает…»