Под тенью старого сада

Говорят, Посланник Не Бес в конце концов согласился на их условия, и однажды пятеро неразлучных друзей покинули свой городок и отправились куда-то на небо все вместе. На кладбище до сих пор помнят об этой неразлучной пятёрке. Прошёл слух, что Эстер только одна из них заслуживала рая, но так как она ни за что не хотела уходить без своих неразлучных друзей, Бог сжалился над ними и отправил их всей неразлучной компанией в рай. До сих пор беззубые старухи на кладбище перетирают эту новость, вздыхая под луной и собираясь с мужеством решиться ответить Посланнику своё решительное и бесповоротное «да»…

НЕ СТАРЕЙ, НЕ УМИРАЙ!

Чак проснулся в это утро не так, как обычно просыпаются люди, выплывая из ночной глубины подсознания на мелководье повседневной утренней реальности. На этот раз чувствовалось, что он заплыл очень глубоко внутрь себя, в такую глубину, где забывают почти всё о внешнем мире, растворяясь в мутных и тёмных глубинах бессознательного. Не в силах открыть глаза, он задавал себе только три вопроса, напрягаясь всем существом, чтобы на них ответить.

Первый вопрос был «Кто я?». Обычно, просыпаясь по утрам, мы не задаёмся ответом на этот вопрос, и только в крайних случаях, когда сон был необычайно глубок, этот вопрос иногда возникает. Словно в ночном многоэтажном здании, где до этого не светилось ни огонька, зажглась первая лампочка, и этот первый огонёк сознания попытался осветить весь мрак необъяснимого бытия. То, что Чак не помнит себя, почему-то не удивило и не испугало его. Ведь, даже не задавая себе вопросы, мы всё равно существуем в виде вечного и неуничтожимого сознания, которому не страшна смерть несознательной физической оболочки.

Задав себе первый вопрос, Чак стал по крупицам собрать представление о себе. Для начала нужно было вспомнить своё имя, ведь имя – это ключ к личности. Всё это выглядело так, словно он набирал запрос на дисплее своего мозга, и через минуту работы компьютер выдал единственно правильный ответ: «Тебя зовут Чак». Чак… Значит, он американец, мужчина, смутно также наш герой ощущал свой возраст, характер и своё положение в обществе. Постепенно вспоминался также город, в котором он жил, его знакомые и друзья, работа, даже соседи и домашние питомцы.

Когда первая задача была выполнена, и Чак получил некоторое представление о себе, настало время для второго вопроса: «Где я?…» Здесь нужно уже было напрячься и вспомнить некоторые обстоятельства своей жизни, приведшие его в определённое время и именно в это место, что тоже было довольно не просто. Самое сложное было определить, должен ли он прямо сейчас вскочить и побежать на работу, куда-нибудь на завод или в офис, или же он свободный художник и может ещё полежать здесь с закрытыми глазами, беседуя со своим мудрым и глубоким подсознанием.

Через пару минут мучительных воспоминаний о своём недавнем прошлом Чак понял, что он на отдыхе где-то на Гавайях, поэтому можно никуда не спешить, расслабиться и задать себе третий вопрос. Когда очередь дошла до третьего вопроса, Чак понемногу начал ощущать своё тело, и первое, что он почувствовал, была чья-то рука, которую он сжимал в своей руке. «С кем я?…» – подумал Чак, пытаясь припомнить обстоятельства вчерашнего вечера и перебирая в уме всех тех, кто мог с ним быть накануне. Так как он был мужчиной традиционной ориентации, он сразу же исключил, что это рука мужчины. Оставалось предположить, что это женская рука, да и по размеру она ощущалась как женская, но кому же она принадлежала? Что за женщина могла заснуть в его объятиях, как её звали, и как она могла выглядеть?…

И вдруг он вспомнил: его девушку звали Дилайла, но он потерял её так давно, в то время, когда мир вокруг был ещё другим, то есть традиционным. Вот здесь-то, читатель, и начинается фантастика этого рассказа, действие которого происходит в недалёком будущем. Впрочем, об этом чуть позже, а пока, чтобы проверить свою догадку, Чаку просто было нужно открыть глаза и посмотреть, кто же лежит рядом с ним в постели. После такого глубокого ухода на глубину даже открыть глаза было довольно сложно, он чувствовал слабость во всём теле, но всё же, наконец, он собрался с силами, и как только его глаза открылись, он увидел перед собой её, Дилайлу. Она мирно спала, раскинув свои длинные чёрные волосы по белоснежной наволочке.

В комнату пробивался слабый утренний свет, и Чак снова, как и много лет назад, залюбовался её прекрасным лицом, похожим на лицо ангела. Затем он высвободил свою руку и пошёл в душ, чтобы посмотреть на себя в зеркало и проверить свои догадки. Всё было просто: если он чувствует слабость и испытывает трудности с самовосприятием, значит, его тело побывало в машине времени и подверглось изменениям. Оказавшись в душевой, Чак полностью разделся и стал пристально рассматривать себя в зеркало. Да, его тело значительно помолодело, и из зеркала на него смотрел не мужчина средних лет, каким он был ещё день назад, а красивый и молодой юноша, полный сил и энергии. Только глаза выдавали накопленный с годами опыт и некоторую усталость от жизни. Зато исчезли седые волосы и дряблость мышц, появились потерянные зубы, он был снова строен, крепок и подтянут, как ливанский кедр.

Умываясь в душе гостиницы, он вспоминал свою биографию и всё, что было связано с Дилайлой, любовью всей его жизни. Они познакомились, когда были ещё молодыми, и влюбились друг в друга с первого взгляда. Впрочем, как было не влюбиться в сияние молодости и красоты, исходящее от каждого из них? Это сияние сводило их с ума, и тогда никто из них не задавал себе вопрос, что там внутри, за красивой оболочкой. Каждый нашёл в другом тот идеал красоты, который долго искал, поэтому, в тот миг, когда они решили быть вместе на всю жизнь, в их мозгу пронеслась одновременно одна мысль: «Не старей! Не умирай!»

Их любовь, наверное, была слишком ослепительна, чтобы быть глубокой. Никто из них, глядя друг на друга, не мог бы с уверенностью сказать: «Да, это тот человек, которого мне послали небеса, и я хочу с ним прожить всю жизнь, поскольку верю, что это вторая половина моей души». В этом плане они были современными свободными людьми, для которых свобода и самостоятельность ценится выше, чем семья и налаженный быт, и никто из них не мог бы сказать, что семья является главным смыслом их жизни. Их отношения были немногим больше, чем любовь без обязательств, и немногим меньше, чем настоящий брак, когда двое клянутся быть вместе в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, а главное, при наличии сияющей красоты и без неё.

«Не старей» – это, наверное, и было разгадкой их отношений. Стоило им обоим постареть, как гармония их отношений была бы разрушена. В то время ещё не существовало лекарства от старости…

Впрочем, помимо страха старости и потери красоты, был и ещё один мотив, который мешал им оставаться вместе. Оба они были точной копией друг друга и имели одни и те же достоинства и одни и те же недостатки. Жизнь обоих была полна хаоса и перемен, они оба жили как на вулкане. Не проходило и пары лет, как каждый из них менял работу, место жительства и увлечения. Если бы не ослепительная красота друг друга, которая их притягивала, то каждый из них сменил бы множество партнёров, и среди всеобщего хаоса их жизни только их взаимная любовь оставалась чем-то стабильным и устойчивым. Всё остальное летело то ли в рай, то ли в ад, но уж точно не стояло на месте. Было даже странно, что в этом взаимном вихревом движении их жизней они до сих пор вместе, или по крайней мере, летят в неизвестность в одном направлении.

У Чака в те времена был друг по имени Том, который был его полной противоположностью. Если Чак был красив и нравился женщинам, хотя и чувствовал себя немного поверхностным, то Том был невысоким худеньким парнем, на которого девушки не обращали никакого внимания. Зато, если бы они заглянули в его внутренний мир, то разглядели бы его неординарность, самобытность и не похожесть на других. Они были знакомы с Чаком ещё со школьной скамьи, и потом на протяжении всей жизни были верны друг другу.

Щуплый Том всегда был под защитой рослого и сильного Чака, да и к тому же, среди вихреобразной жизни ветреного Чака Том был стабильным островком спокойствия, всегда готовым понять и выслушать, успокоить и даже помочь деньгами, потому что Чак при своём нестабильном образе жизни часто оказывался на мели, с разбитым сердцем и без крыши над головой. Наверное, Том был дороже Чаку даже больше, чем Дилайла, потому что их объединяла не поверхностная и мимолётная красота, а взаимопонимание и крепкая мужская дружба.

Том был гениальным изобретателем, какие рождаются один раз в сто лет, и его гениальность стала проявляться ещё в молодости. Такие люди своими изобретениями меняют весь ход развития человечества. И хотя Том был гений, он нисколько не заносился. Для Чака он всегда оставался школьным другом, с которым можно быть на равных, даже несмотря на то, что со временем Том приобрёл широкую мировую известность. Они часто собирались вместе и за бутылкой красного вина мечтали и шутили, ощущая негаснущий огонёк дружбы, согревающий их сердца.

Однажды Чак пришёл к Тому, но был мрачен и грустен. Он рассказал другу, что с Дилайлой что-то не так. Кажется, она сошла с ума, как только ей стукнуло ровно 32 года. Она то молчит целыми днями, то начинает дико хохотать, несёт какую-то чушь. Недавно он познакомился с её матерью, и оказалось, что та тоже сошла с ума в возрасте тридцати двух лет, с тех пор никто так и не сумел её вылечить. Однажды Чак пришёл домой, а Дилайла сидела на диване в странной позе. Внезапно она вытащила из интимных мест селёдку и бросила ею в Чака, при этом заливаясь диким смехом. Всё её лицо при этом было разрисовано, как у индейца, а в спутанных волосах торчали перья. Потом Дилайла начала нести всякую чушь, что за ней кто-то следит и хочет её убить, и тут терпение Чака лопнуло. Любовь не выдержала испытания сумасшествием, Чак больше не мог жить с Дилайлой, и он пришел к другу, чтобы посоветоваться, как можно помочь Дилайле обрести разум без того, чтобы отдавать её в сумасшедший дом.

Том выслушал Чака и погрузился в глубокую задумчивость. Потом внезапно глаза у изобретателя загорелись, и он сказал, что знает, как помочь Дилайле и как вернуть её к нормальной жизни. Он рассказал, что недавно создал что-то вроде машины времени. Нет, он не может отправить людей в прошлое или будущее земли, то есть в другое историческое время, но он может отправить людей в их собственное прошлое или будущее. Чтобы пояснить это, Том привёл в пример Дилайлу и сказал, что совсем недавно, то есть до 32-х лет, она не была сумасшедшей. Перевалив за некоторую временную черту, она сошла с ума. Значит, если её отправить в возраст, например, двадцати лет, то она снова будет нормальной, по крайней мере, в ближайшие двенадцать лет.

Чак был поражён тем, что услышал от друга, в голове у него возникло множество вопросов. Риск воспользоваться предложением друга и омолодить Дилайлу был огромен: если что-то пойдёт не так и Дилайла умрёт, то они оба будут виноваты. Но и это не самое страшное. Если просто так взять и изменить судьбу одного человека, то в мире тоже всё могло круто поменяться. И потом, не известно было, выдержит ли психика Дилайлы такой поворот событий и не сойдёт ли она с ума повторно? Ведь если по карме ей было суждено сойти с ума, то если её «вылечили» таким способом, то карма может проявиться в чём-то другом. Включая машину времени, Чак и Том вызывали к жизни неведомые им страшные силы, способные, быть может, полностью разрушить этот мир.

Друзья просидели весь вечер, выпив не одну бутылку вина, под конец они осмелели и решили попробовать «омолодить» и «вылечить» Дилайлу. Том сказал, что он уже делал эксперименты на животных: кошка превращалась в котёнка, если машину включить назад, и наоборот, котёнок превращался в кошку, если включить машину вперёд. Он омолодил и состарил множество крыс, собак, кур, голубей и прочих животных и даже рыб. На его глазах взрослая рыба превращалась в икринку, а курица в яйцо, и наоборот. Как учёный, Том предлагал поставить эксперимент по омоложению сначала на нём, но Чак сказал, что если с ним что-то случится, то для человечества это будет слишком больная потеря. Вся история может пойти по-другому, если его не станет. Равных ему не было на всей планете, поскольку его наука была на грани магии и чародейства.

Вино развязало язык Тому, и тот рассказал, что ставил даже эксперимент с мёртвыми и живыми животными. Он поместил крысу в камеру и отправил её на 10 лет вперёд. Крыса, естественно, умерла, потому что эти грызуны столько не живут. Потом её труп он отправил на 8 лет назад, и крыса снова была жива и здорова. То же самое было и с другими млекопитающими, рыбами, птицами и земноводными. Все подопытные сидели в клетках и аквариумах во внутреннем дворе просторной виллы Тома, и возле каждой особи была краткая история её старения, омоложения, смерти и воскрешения из мёртвых.

Если бы Чак был трезвым, он бы вряд ли во всё это поверил, впрочем, он слишком хорошо знал Тома и не мог предположить, что тот врёт. Том был честнейший человек на Земле, а возможно, даже во всей Солнечной системе, да что там, наверное, и во всём ближнем Космосе. Поздно ночью друзья порешили заняться лечением Дилайлы способом, который предлагал Том. Коль скоро смертельный риск был исключён, то Дилайле больше нечем было рисковать, ведь с ума она уже спятила, а это и было самым страшным.

Следующим вечером Чак привёз Дилайлу к Тому, сказав, что Том знает важную вещь о том, кто за ней якобы следит. Чак знал, что Дилайла быстро засыпает, стоит налить ей рюмку виски. Том накрыл на стол и полчаса выслушивал всякий параноидальный бред, который несла подруга Чака, а когда она заснула, мужчины перенесли её в прибор, уложили на дно, обитое тёмным бархатом, и закрыли дверцу прибора, похожую на иллюминатор. Дилайлу решили омолодить лет на семь, чтобы разница в возрасте её бывшей и её грядущей не слишком бросалась в глаза, и чтобы у людей не возникали ненужные вопросы. Перекрестившись, Том нажал кнопку, и машина времени загудела. Чак и Том напряглись, в который раз спрашивая себя, имеют ли он моральное право делать то, что делают, и, не находя ответа, они про себя они читали молитву.

Минут через пять прибор выключился, друзья открыли дверцу и переложили тело девушки на диван. Дилайла была жива, её дыхание было ровным, и она заметно помолодела, постройнела и обрела вновь сияние первой молодости. Она снова была такой, какой её запомнил Чак в первый день их знакомства. Друзья с нетерпением ждали её пробуждения, ожидая проверить состояние её разума. К утру Дилайла проснулась, но не как от обычного сна, а как люди просыпаются после общего наркоза, постепенно приходя в себя, как будто поднимаясь на поверхность из запредельной и тёмной глубины. И когда она всё же открыла глаза, то выражения безумия в них уже не было. Дилайла снова была такая же, как и до болезни: вменяемая, рассудительная, обладающая чувством юмора, и друзья убедились в этом, немного с ней побеседовав за завтраком.

Это была их первая победа, и оба друга радовались, словно дети. Дилайла, однако, не понимала причину их восторга. Её решили в курс дела не вводить, так как ни одна женщина на свете не умеет хранить секреты. Дилайла не могла понять, почему она так помолодела: исчезли мелкие морщинки, кожа снова сияла, и всё тело похудело и постройнело. О своей болезни она не вспоминала, словно её никогда и не было. Чак и Дилайла тепло попрощались с Томом и поехали к себе домой. Чак всю дорогу молчал и вглядывался в возможные изменения, которые могли произойти с городом из-за их тайного эксперимента. Ничего особенного он не заметил, разве что названия некоторых магазинов изменились, а из FM эфира доносились песни, которых он раньше никогда не слышал. Впрочем, всё это могло быть мелочами, которых он раньше просто не замечал. Песни и названия магазинов ведь всегда меняются, разве за всем этим уследишь?…

Однако, придя домой, он заметил более явные и странные изменения. Его любимый кот до поездки был чёрным короткошерстным с жёлтыми глазами, а после поездки он стал почему-то зеленоглазым, белым и пушистым зверьком. На стенах в его кабинете висели совсем другие картины, которых он раньше никогда не видел, а холодильник на кухне был совсем другой марки, да и набит он был продуктами, которых ещё вчера в нём не было. Чак нашёл там сыр, который никогда прежде не пробовал, и красное вино новой марки, которое никогда ещё не видел в магазинах. Вместе с Дилайлой они провели бурную ночь, так как за весь период её болезни у него не было желания ложиться с ней в постель, да и вообще, ложась спать, он закрывался от неё на все замки: мало ли что придёт в голову к сумасшедшей. Но в эту ночь он так и не смог заснуть: Чак думал о том, что с изобретением машины времени в жизнь землян ворвутся неизбежные, странные и сокрушительные изменения. Прощайте, покой и стабильность! Если изобретению Тома дать ход, то вскоре люди перестанут узнавать планету, а то и всю Галактику.

Но чему быть, того не миновать. Если уж планете суждено потерять стабильность, то пусть так и будет. Вскоре Чак и Том решили использовать прибор в скрытом виде, выдавая его за чисто косметическое средство для омоложения людей и их домашних питомцев. Они открыли косметический салон, в котором, для вида намазав своих клиентов всевозможными кремами, отправляли их в прошлое лет на 5–7. Клиенты были довольны эффектом омоложения, но друзья стали замечать, что в мире всё стало исподволь меняться. Клиенты тоже это замечали, но не догадывались о причине этих изменений. Менялись какие-то мелочи: от деталей гардероба до названия парфюма, но, так или иначе, омоложения не проходили бесследно. При омоложении у людей восстанавливались утраченные зубы, могла исчезнуть силиконовая грудь, но главное, Том и Чак вдруг поняли, что могут помочь миллионам инвалидов, так как при возврате в молодость у них могут появиться утраченные конечности и даже органы. Друзья понимали, что им нужно срочно брать патент и рассказать всю правду о приборе. Они уже отовы были это сделать, но жизнь распорядилась по-другому.

Дилайле так понравилось омоложение, что она не давала покоя Чаку, приставая к нему с вопросами о приборе, словно Далила к библейскому Самсону. Иногда ему казалось, что он не выдержит и расскажет ей всё. И вот однажды, будучи пьяным, он ей всё же что-то ляпнул насчёт устройства прибора и принципа его работы. Наутро Дилайла исчезла из его дома, а вместе с ней из косметического салона исчез и прибор. Его большее было, и Чак проклинал себя за то, что сказал своей бывшей много лишнего. Он тотчас же помчался к Тому, но и Том пропал, лишь его собака бегала возле опустевшего особняка и жалобно скулила. Чак взял её к себе, и теперь ему оставалось только ждать и гадать, что будет дальше.

Чак сидел у себя дома, когда в дверь к нему позвонили. Когда он открыл, то увидел на пороге маленького мальчика со странным взрослым выражением глаз. Его черты были как будто знакомы Чаку, и ещё до того, как мальчик заговорил, тот понял, что это его друг Том, только омоложенный лет на тридцать. Когда приятели зашли в дом, то Том рассказал, что вчера ночью к нему в особняк ворвались люди в чёрном и похитили его. Завязав ему глаза, они привезли его в какую-то лабораторию, где также сидела Дилайла, связанная по рукам и ногам. Она была вся заплаканная, и когда они остались с Томом наедине, девушка рассказала, что её давно хотели завербовать эти люди в чёрном. Когда купить её не удалось, её отпустили, тайно снабдив всякими жучками и прослушками, о которых Дилайла и не подозревала. Она клялась, что ни в чём не виновата, но накануне Чак случайно проболтался ей, как устроен прибор. Их разговор был услышан людьми в чёрном, и они не заставили себя долго ждать. В ту же ночь эти люди ворвались в салон красоты, похитили прибор, а заодно и её, пока Чак спал и ничего не слышал.

Чтобы убедиться, что перед ними и впрямь машина времени, люди в чёрном решили проверить её действие на Томе и омолодили его лет на тридцать. Ещё вчера ему было тридцать семь лет, а сейчас он выглядит так, словно ему всего семь. Это было одновременно и смешно, и страшно. В теле семилетнего мальчика жил гений и разум взрослого человека. Люди в чёрном хотели оставить Тома у себя, а возможно даже убить, но ему удалось бежать. В свой особняк Тому было нельзя возвращаться, да и у Чака его тоже ждала опасность. Оставалось только одно: бежать вдвоём, скрыться куда-нибудь от людей в чёрном. Тягаться с ними и доказывать своё право на прибор было слишком опасно: люди в чёрном понимали, какое сокровище оказалось в их руках. Прибор давал возможность как омолаживать людей, так и оживлять их. Да и не только людей: люди готовы были бы платить большие деньги, чтобы омолодить или оживить домашних питомцев, которые живут обычно меньше, чем их хозяева.

Одним словом, на кону стояли многомиллионные и даже многомиллиардные прибыли, и отжать автора идеи от правообладания патентом на машину времени людям в чёрном ничего бы не стоило.

Чак не мог оставить друга в беде, поэтому он решил скрыться вместе с ним, пусть и потеряв надежду когда-либо вновь встретится с Дилайлой. Он быстро собрался, закрыл свой дом на ключ и, взяв с собой собаку Тома, сел в машину и удалился вместе с другом в неизвестном направлении. Вместе они выглядели как отец и сын, и для полноты семейства не хватало только матери… Они решили скрыться где-нибудь в глубинке, а возможно, даже покинуть страну и уехать куда-нибудь на красивые острова, где можно было бы затеряться среди нетронутых девственных просторов.

С тех пор прошло много лет. Мир очень сильно изменился за это время, и всё благодаря машине времени. Сначала она была засекречена и недоступна для простых людей: омолаживались и оживлялись только сильные мира сего: политики, бизнесмены и звёзды спорта и шоу-бизнеса. Потом всё произошло так, как это было с мобильными телефонами: сперва те были символом статуса и богатства, а потом стали доступны всем и каждому, даже школьникам. Машины времени вошли в обыденную жизнь и изменили её до неузнаваемости. Во-первых, люди перестали стареть и даже умирать. Нужно было заплатить немного денег, и все проблемы жизни были решаемы. Исчезли также многое болезни, в том числе и психические. Стоило человеку заболеть, как его тут же отправляли в прошлое, и он оказывался в возрасте, когда был ещё здоров. Одним словом, благодаря машине времени люди обрел и вечную молодость, здоровье и бессмертие.

Но всё это было подобно джину, выпущенному из бутылки. Ни одно омоложение не проходило бесследно, и с каждым применением машины времени в мире что-то менялось. Это стало особенно заметно, когда омоложения и оживления людей стали применять массово. Вечером люди отходили ко сну с одним президентом, а утром просыпались уже с другим. Территории стран тоже непрерывно изменялись: ты мог заснуть в одной стране, а проснуться совсем в другой.

Понятие «возраст» также утратило свой смысл, ведь все люди теперь были молодыми и полными сил. Государство поначалу запрещало машины времени, так как это грозило хаосом и мировой анархией, но потом оно сдалось, так как распознало свою выгоду: ведь если больше не будет престарелых людей, то не нужно тратить деньги на армию пенсионеров. Поэтому машина времени вскоре была легализована, а её правообладатели, люди в чёрном, стали получать колоссальные прибыли. Но вскоре, однако, их монополия была подорвана, так как китайцы стали выпускать свои подделки машины времени, да и Том с Чаком в конце концов вышли из тени и стали правообладателями патента на машину времени в Латинской Америке.

Что же касается изменений в геополитике, то они стали глобальными после того, как люди нашли способ быть вечно молодыми и не умирать. Войны стали вестись более ожесточённо и повсеместно, так как солдат и офицнров теперь можно было оживлять, поэтому желающих повоевать значительно прибавилось. Люди позабыли страх смерти и начали жить как бы в эйфории, словно вечная молодость и жизнь стали главным наркотиком и кайфом. Деньги и потребительство также перестали быть главным смыслом жизни, и это было тем главным плюсом, который машина времени внесла в жизнь. Теперь в мире всё было нестабильно и непредсказуемо, как во сне: омолаживаясь, человек не знал, какие изменения его ждут в дальнейшем, когда он вернётся из салона омоложения к себе домой. Он мог уйти из одного дома, а вернуться в другой: даже само здание порою сильно менялось, не говоря уже о мебели, размерах жилища и дизайна помещений. После омоложения могли поменяться даже родственники, друзья и знакомые, счёт в банке и даже положение в обществе.

Тем не менее, несмотря на все виды риска, люди готовы были всем пожертвовать ради вечной молодости и бессмертия. Правда, не все были стопроцентно готовы к изменениям, которые следовали за омоложением или оживлением, особенно это касалось тех, кто омолаживался на слишком солидный срок: например, те, кто из стариков становились 20-летними, зачастую сходили с ума. Ведь их переставали узнавать знакомые и друзья, от них отворачивались дети, так как больше не те ждали получения наследства от родителей, да и вообще собственность стала чем-то эфемерным с тех пор, как джин омоложения и бессмертия был выпущен из бутылки. Государство было вынуждено мириться с этим, так как содержать армию сумасшедших было все же выгоднее, чем содержать армию пенсионеров. Впрочем, сошедших с ума всё же лечили повторным омоложением, поэтому их армия постепенно уменьшалась. Постепенно люди привыкали к жизни в режиме свободного вихря, отвыкая от старой жизни в режиме стационарной тюрьмы.

Одним словом, через пару десятков лет после первого применения машины времени мир стал совсем другим. В каком-то смысле он стал гораздо лучше, чем в прошлом, когда жизнь и молодость была быстротечной, а экономика и политика стояли во главе угла. Теперь в экономике царил хаос, а у президентов с каждым омоложением что-то менялось в голове, и наступал новый политический курс, а то и сам президент сменялся на другого. Мир стал похож на один большой сумасшедший дом, где всё постоянно менялось безо всякой последовательности и логики, которую мог бы уловить обычный человеческий разум. Так, например, безо всякой видимой причины могли поменяться правительство страны, её национальный валютный долг и даже направление геополитики. Развивающиеся и развитые страны почти сравнялись по доходам, потому что везде царило одно и то же всемирное сумасшествие.

Наступила всеобщая эйфория и повсеместно настала необратимая лёгкость бытия. Правда все, кто не мог этого выдержать, сходили с ума. У вечно молодых людей также пропало желание заводить потомство, так как уже не нужны были те, кто позаботится о них в старости. Кстати, отношения между людьми улучшились, потому что, если у человека были плохие отношения с окружающими, и не было близких друзей, то никто бы не стал оживлять его после смерти. Ведь, несмотря на молодость и здоровье, смерть всё же присутствовала среди людей и собирала свой урожай через убийства, самоубийства и несчастные случаи. Убийств в новом мире было не много, так как экономика перестала играть в мире свою сокрушительную роль и люди почти перестали драться за деньги, территорию и власть. Стало гораздо меньше самоубийств, ведь какой смысл кончать с собою, если завтра тебя найдут и снова оживят?

С изобретением машины времени изменилась и вера людей в Бога. Она стала более бескорыстной, поскольку люди перестали ждать от него воскрешения из мёртвых. Теперь они обращались к нему только за моральной поддержкой, как к воплощённый совести, а также молились ему, чтобы не чувствовать себя одинокими в этом мире, где самой ценной монетой стали не деньги и здоровье, а душевная и духовная близость.

Итак, машина времени заставила весь мир завертеться совсем по-другому. Люди стали свободны и бесстрашны, так как исчезли их главные пугала: старость и смерть, остался только страх одиночества. Человек был напуган лишь погружением в вечное одиночество, которое было страшнее старости и смерти. Лишь немногие люди предпочитали по старинке состариться и умереть, как все их предки. Это были сторонники старого доброго миропорядка, полного хоть и давящей, но стабильности. Они считали, что в старости и смерти тоже есть и приятные моменты, связанные с погружением в себя и встречей с Богом. Но всё равно большинство людей предпочитали бежать из глубины бескрайней и мудрой смерти к конечным очертаниям мелководья жизни, туда, где светит солнечный свет и копошатся вечно живые и вечно молодые люди.

Обо всём этом думал Чак, разглядывая своё совершенное тело в зеркале незнакомой гостиницы на Гавайях после ночи, проведённой с Дилайлой. После долгого расставания они всё же встретились и теперь могут быть вместе всю жизнь. Наконец-то сбылось их невысказанное вслух желание, которое обожгло их в тот день, когда они впервые подумали: «Не старей, не умирай!» Возможно, целый мир изменился только потому, что они пожелали тогда быть вечно молодыми и вечно живыми. Глупые, лучше бы они пожелали, чтобы не старела и не умирала их любовь… А теперь любовь всё же состарилась и умерла, а они так и остались молодыми и прекрасными!

Чак никогда не верил, что она предала его и Тома и сдала их за деньги людям в чёрном. Всё произошло случайно, и она могла доказать, что в этом нет её вины. Через много лет она вернулась, как прежде, молодая и красивая, хотя им было уже по паспорту пора в бабушки и дедушки. Он почти не помнил обстоятельств своего нынешнего омоложения: может быть, его воскресили после внезапной смерти от несчастного случая или инфаркта, а может быть, он сам согласился на омоложение, и вот результат: Дилайла возникла как бы из ниоткуда, словно Афродита из морской пены, и в этих играх вечно молодой и ветреной Вселенной они снова вместе. Теперь только ему решать, быть ли им вмести или врозь. С ужасом он представлял себе ситуацию, в которой в один прекрасный день машина времени вдруг исчезнет, Дилайла постареет и сойдёт с ума, и только смерть сможет избавить её от неизлечимого недуга.

Стоя в оцепенении под струями воды, Чак думал о том моменте, когда внезапно лёгкость нынешнего эфемерного бытия исчезнет, и тяжесть реальности вдруг вернётся и придавит его и всех других порхающих мотыльков сознания своей безжалостной пятой… Сможет ли он найти опору и сумеет ли всё ещё любить постаревшую и безумную Дилайлу? Ведь безумие – это просто вид болезни, а настоящие влюблённые клянутся быть рядом в бедности и в богатстве, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит их…

Чак начал одеваться, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не разбудить Дилайлу. Он решил уйти из гостиницы и никогда больше не видеть её, потому что, даже несмотря на её молодость и красоту он чувствовал себя с ней одиноким. С нею он был не менее одинок, чем наедине с самим собой. И дело было даже не в её недуге: возможно, чувства имеют привычку стареть и умирать… Это уже заметили многое мыслители эпохи вечной молодости, у истоков которой стоял Чак и Том.

Чак тихонько вышел из гостиничного номера туда, где вдали расстилалось море, уходя синей дымкой за горизонт. Он думал о том, что возможно, люди того мира, где он снова был молодым, были немного эгоистичны, потому что жили для себя, а не для своего потомства. Возможно, они нарушили какой-то закон природы, по которому поколения должны сменять друг друга, толком так и не научившись жить и любить, сметаемые с лица земли старостью, смертью и болезнями. Новое поколение неизбежно сметало старое, и Чак думал: что толку в новых поколениях, если они будут жить ещё хуже, ещё стеснённее, чем старые поколения, ведь несмотря на все старания смерти, рождаемость всё равно берёт своё и количество людей постоянно увеличивается?

С каждым поколением уменьшается количество и глубина любви, которая даётся человеку в его короткой жизни. Если его бабушка и дедушка ещё знали настоящую и верную любовь, то его родители развелись, а он вообще так и не женился. Каждое новое поколение в этом плане было обделено больше, чем старое. Но теперь, когда старость и смерть исчезли, всё в мире уже не так. По крайней мере, дети, родившиеся в новом мире, уже не могут упрекнуть своих родителей за то, что те привели их в поток, несущийся к старости и смерти. Мать-природа перестала быть для них мачехой, и теперь, создавая нового человека, она целует его в лоб с благословением: «Не старей, не умирай!» В этом мире оставалась только одна проблема: одиночество. Никакая машина времени так и не смогла преодолеть её.

Выйдя из гостиницы, Чак направился в сторону пляжа, где в лучах утреннего солнца наслаждались вечно молодые, бессмертные люди. Или ему показалось, или почти все они были не очень веселы: одиночество подступало к каждому, кто бросал вызов времени и его страшным законам. Чак вспомнил, как в молодости читал Библию, где о смерти человека из иудейского племени говорилось: такой-то и такой-то умер и приложился к народу своему. То есть читателю давали понять, что смерть не страшна, поскольку в ней нет одиночества. Приложился к народу своему – от такой формулировки должен был пропасть страх смерти как небытия или как вечного одиночества, пути во мраке небытия. Куда-то приложиться – это успокаивало больше, чем если просто уйти в перерождения, как у индусов: ведь каждый новый путь чреват страхом и одиночеством. А вот если приложился и больше никуда не идёшь, ничего не ищешь – вот это кайф…

Чак думал о том, как удивится Дилайла, увидев, что его нет рядом. Но стоило ему представить её осточертевшие камбэки, как он ускорял шаг и расправлял руки так, словно это были крылья. Ему хотелось улететь далеко-далеко, за горизонт событий, где он забудет и Дилайлу, и себя самого, и их вечную и осточертевшую молодость. Как ни чудесна природа, творящая оболочки человеческих душ, всё же не в её компетенции сделать кого-то понятым, любимым и не одиноким. Жаль, что это, скорее, вопросы к Господу Богу… Чаку показалось, что именно к нему он идёт по утреннему пляжу, всё ускоряя шаг. И когда он посмотрел в сторону отдыхающих, то ему почудилось, что сначала единицы, потом десятки, а потом и сотни вечно молодых людей встают с мест и устремляются вслед за ним. Вот уже целая толпа вскочивших со своих мест загорелых тел в купальниках и в плавках устремилась вслед за Чаком куда-то в бесконечность, в её немую жуть, к концу всех концов, навстречу к Богу.

Они все уже не шли, а бежали. Толпа ворвалась в город, и перепуганные жители сначала прятались, потом устремились вслед за ними. Так продолжалось целый день: толпа бегущих от одиночества и мечтающих встретиться с Богом прочесала весь остров от одного конца до другого, сметая всё на своём пути. Когда силы кончились, бегущие просто упали на песок, умирая от изнеможения. Всю ночь пролежали они на берегу, смотря на звёзды и шепча им свои желания, а под утро каждый встал и тихо побрёл неизвестно куда… Измождённые и перепачканные в песке, люди выглядели умиротворёнными и счастливыми. Чак тоже выглядел так, словно получил ответ на свой вопрос к небу. Он вернулся в гостиницу, чтобы ещё раз увидеть Дилайлу, но гостиничный номер с видом на море был пуст. Он был даже скорее рад этому. Теперь ничто не мешало запереть дверь и упасть в сладкое упоение одиночества, которое раскрылось перед ним, словно поле пшеницы. Расчищая себе дорогу среди злаков, он шёл по тропинке к Богу…