Как живется вам без СССР?

– Ты что привезла? – возмутился редактор. – Мне о тружениках надо, о мужественных людях… А тут о какой-то полоумной бабке. Эгоистов и без нее на этой земле хватает.

– Нужно лишь «Итоги радуют»?

– Ну…

На столе заведующего отделом лежала центральная газета. Наклонившись над нею, Анна увидела на первой полосе – портрет секретаря Суданской компартии Махджуба. С петлей на шее. И виселицу за его спиной.

«Казнили, все-таки казнили. Такого человека… За что?» – в ужасе спросила она себя и опустила руки.

– А если они, итоги эти, не совсем радуют? – тихо спросила Анна своего коллегу, но спросила, конечно же, только себя. Кого в этом райцентре интересовали проблемы далекой африканской страны?

С ужасом на лице читала она репортаж о том, что в Судане – полнейший развал экономики, почти все заработанное страной уходит на оплату лишь процентов от займов, взятых в западных банках. В городах невозможно найти работу, взметнулись цены, и даже такое простенькое в Африке лакомство, как бананы, становится для детей недоступным, потому что прекратился подвоз продуктов в города. Президент же провозгласил в стране однопартийную систему и разорвал с коммунистами, которые требовали создать правительство «народного фронта», в котором все партии пользовались бы равными правами. Вскоре легальное руководство Суданской компартии было арестовано.

Тогда люди, как описывала газета, вышли на улицы. Офицеры захватили дворец и президента, который потратил двести миллионов долларов на закупку американских танков. Но от кого и от чего защищаться в стране двух Нилов танками? От личинок шистоматоза в речной воде, от суховея? В долинах срочно нужно иное: ирригация. Иначе засуха окончательно разъединит людей и по одному уведет в смерть.

– Мы так и остались рабами! – вещали с трибуны ораторы. – Только гонят нас теперь по пыльным дорогам экономическими плетьми. Хотите быть рабами и дальше? Опять в собственной стране жить как за печкой?

– Нет! – кричали люди в ответ.

Ораторы говорили правду, но в очень далеких, донельзя сытых, олигархических кругах планеты решили иначе. В результате… президент чужой страны – Анвар Садат – бросил на Хартум военный десант. Парашютисты, не имеющие никакого отношения к Судану, их предки испокон веков жили в нижнем течении Нила, с воздуха расстреливали восставших. Их убивали даже в водах реки. Также безжалостно, придет время, на центральной площади Египта будет расстрелян на глазах всего народа и Анвар Садат.

В эти же дни отличился и молодой полковник Муаммар Каддафи. Узнав, что в самолете над Ливией в районе Бенгази летят из Лондона лидеры Суданского восстания Бабикер ан-Нур и член совета майор Хамадалла, он распорядился посадить самолет. Ливийский диспетчер передал на борт, что если лайнер не совершит посадку, то будет сбит. Самолет имел возможность за пять минут исчезнуть из пространства Ливии, но пилот почему-то совершил посадку.

Пленники понимали, что прекращение полета стоит им жизни, но, как сообщили газеты, не могли удержаться от шутки, мол, хорошо бы выпить до посадки еще одну порцию виски – ведь в Ливии сухой закон.

После посадки лайнера руководителей восстания Ан-Нур и Хамадаллу арестовали. Лидер Ливийской революции Муаммар Каддафи, молодой бравый офицер, козырнув в приветствии Западу, преподнес беглецам свою чашу с цикутой: депортировал их в Судан в наручниках.

Казнили Махджуба, секретаря Суданской компартии, несмотря на обращение Брежнева, на рассвете во дворе тюрьмы, на глазах всех заключенных, которые в эту минуту клокотали яростью, рвали решетки на окнах, кричали от возмущения, пели Интернационал.

Казнили Махджуба в тот день, когда его младшему сыну исполнился год. Президент Нимейри нарочно выбрал этот день, чтоб навсегда отравить жизнь семье покойного, чтоб сын никогда не мог отметить свой день рождения.

Суданских левых, которых сдал Нимейри ретивый Каддафи, повесили в этот же день.

Многих коммунистов в Судане в 1971 году даже не бросали в тюрьмы. Их убивали в квартирах, на улицах, во дворах, на глазах родственников и детей. Жены погибших с детьми на руках убегали в деревни, в джунгли, в пустыню. Их находили и в песках, где до смерти забивали и беременных.

И тогда оставшееся в подполье руководство партии бросило клич: – Не прятаться! Всем выходить на широкие улицы. Страшно? Да!.. Но под ярким солнцем на глазах сотен людей убивать будут меньше. Надо заставить Нимейри бросать коммунистов в тюрьмы. Пусть с вас берут подписки, что вы больше не будете заниматься политикой. Подписывайтесь. Мы уйдем в подполье. Партия должна перехитрить врага.

Компартия действительно перехитрила врага и этой уловкой спасла жизни многим.

Капитал, мерзкое мировое закулисье едино в порыве не терять ни цента от доходов в любой точке земли. Капитал хрустел людскими ребрами по всей планете как хотел. Какова была реакция Советского Союза? Ведь жертв в Судане было куда больше, чем в Чили. В ответ – лишь заявление ТАСС.

Капитал вешал, расстреливал своих противников по всему миру, а советская дипломатия соратников ни в одной точке земли не защитила. Лишь кое-где показала пальцы в растопырку, да слегка постукала ботинком по трибуне ООН. И то какой шок был у недругов лишь от одного этого тычка! А если бы еще прислать флотилию?..

В столичном издании, куда перебралась из районной газеты Анна, ей сказали то же, что и в прежнем.

– Нужен материал о тружениках, о мужественных людях.

Но добавили то, что никогда не произнесут в малой газете:

– Хочешь в Заполярье?

– Еще бы!

В городе, где «олень держит на рогах день», на широте Полярного круга, в гостинице Салехарда ненец Лэми Худи с удовольствием болтал с Анной.

– И живут тут налим, щекур, муксун, – охотно загибал он пальцы, – сырок, язь, горностаи, лисицы, песцы, медведи, осетр. Самые жирные на земле собаки. Котят иногда на рукавицы держим. Живет еще гусь. У меня дикий гусь с собакой оленей загоняют. Прижился Васька у моего чума.

Наконец-то Лэми Худи утомился от собственной скороговорки.

– Тебе куда ехать? В Панаевск? Тогда вместе едем…

– Это далеко?

– Как до Шанхая пешком. Одинаково.

Анна чуть не шлепнулась на пол от удивления:

– Ну и ну!..

– Значит, к Валентине едешь!

– Кто такая Валентина?

Лэми Худи вытащил трубку из рта и изумленно уставился на гостью.

– Не знаешь, однако?

Он порылся в карманах, вытащил какую-то бумажонку.

– Вот, гляди!

– Что? – не поняла Анна.

– Подпись, однако. Валентина – директор совхоза. У нас миллион триста гектаров пастбищ. Представляешь? А я оленевод…

Ночью солнце гуляло по Салехарду, как днем, и мало кто в разгар лета тут спит как в центральной России.

– Завтракала? – спросил Лэми Худи.

Он открыл чемодан, кинул на постель майки, трусы, достал огромную рыбину, порезал, лучшие куски сунул Анне.

– Ешь, твоя держаться надо. «Аннушка» – плохой самолет. Я приехал за дочкой, наши дети часто в лесной санаторной школе на юге живут. Сейчас отвезу ее в тундру. Ты, наверно, врач? Едешь проверять наших людей?

Конечно же, Анна автоматически кивнула и залюбовалась девочкой, которая сидела на койке. Тоненькая, с косичками, с умными глазами, девочка охорашивалась перед крошечным зеркальцем, застегнув в волосы ярко-красную заколку.

– Как тебя зовут?

– Майяне.