Как живется вам без СССР?

– В каком классе учишься?

– В седьмом.

– Книжки любишь?

Девочка вытащила из сумки «Айвенго», рассказала о простом парне, который на охоте отморозил ноги, таких несчастных у северных народов прежде отстреливали, чтоб не сидел на шее. Но благодаря тому, что везде в стране уже были открыты школы, парень выучился и стал капитаном корабля.

– Пора к самолету! – скомандовал Лэми Худи и быстро пошел вперед.

«Аннушка» действительно изводила своих пассажиров, то и дело ныряя к каждому озерку, будто хотела понюхать все ромашки на их берегах.

– Держись, еще полчаса терпеть! – подбодрил неопытную пассажирку ненец.

– Прилетели? Наконец-то Панаевск?

– Ты что? – воскликнул Лэми Худи. – Это Яр-Сале пока. Вон звероферма, большие деревья. Дальше на Харасавее ни одного дерева. Оленевод, чтоб чай подогреть, черный мох в огонек подкладывает. Вон райком, видишь?

– Вижу, – сердито буркнула гостья, потому что этот райцентр и впрямь с другим не спутаешь: дома на сваях, дорога – широкий деревянный настил – тоже на сваях. Под настилом плюхает зеленая жижа.

– И захоронения наши, однако, на сваях, – добавил ненец, кивнув на горку, на которой возвышалось скопление каких-то длинных ящиков. – Вечная мерзлота, – вздохнул Лэми Худи. – Совсем не хочет человека эта земля, ни живого, ни мертвого.

– Панаевск где? – спросила нетерпеливо Анна.

Ненец молчал, прислонив ладонь ко лбу, что-то высматривая вдали. Вместо него ответила Майяне:

– Еще плыть на катере надо. Отец верно сказал: как до Шанхая пешком. На пристань пойдем сейчас, там должен быть почтовый катер «Связь-7».

– Да, капитан Петелин. С ним мы и доплывем.

На катере из трюма неслась веселая музыка.

– Плохо дело, – испуганно сел на камень Лэми Худи. – Капитан гуляет. Банка пьет. Теперь сутки, чертяка, гуляет. Надо ключ везде искать.

– Какой ключ, папа?

Лэми Худи показал, мол, к душе капитана надо искать ключ.

Анна и девочка подошли вплотную к прохладной, не замутненной воде, в которую даже летом руки не опустишь, ноги – тем более побережешь, ибо заледенеют тут же.

– Александр Васильевич! – крикнул Лэми Худи.

Из трюма катера, так что колыхались вокруг травы, по-прежнему неслась музыка. Потом из него вылезли веселые подвыпившие бородачи, спрыгнули на дебаркадер, и, махнув капитану на прощанье, двинули в сторону города.

– Александр Васильевич, – вновь обратился ненец к оставшемуся на палубе мужчине, который стоял на холодных досках босиком.

– Когда Лэми Худи один, он может ждать, пока капитан банка пьет. Но Майяне ждать не может. Дочка по матери скучает. Зачем бродяга у тебя семь раз Байкал переходит, он уже запутался, на каком берегу, однако?

На берегу летало столько комаров, что отделаться от них можно было только авиационным пропеллером. Анна хотела было спросить о чем-то Майяне, но мгновенно ворвавшееся в глотку полчище мошек заставило умолкнуть надолго.

– Александр Васильевич, – напомнил о себе вежливо Худи, – хочешь, я тебе на борт почту загружу, вон курьер едет…

Капитан резво махнул рукой, мол, давай быстрей. Тюки и сумки пять минут ловко летали с машины на борт, и пока курьер подписывал с капитаном документы о том, что почта сдана, Лэми Худи тихонько напевал себе под нос песенку на стихи местного поэта Лапсуя: «я зайчонком кувыркался вокруг чума твоего»…

– У тебя тоже зайчонок уже семь раз вокруг чума перекувыркнулся, не надоело? – усмехнулся речник и пригласил всех на судно: – Жду, сударыни, пожалуйста, быстрее… Сейчас поплывем.

– На Севере порядок нужен, – согласился он и подтвердил: – Не переживай, папаша, скоро будем в Панаевске, языком оленьим после забоя угостишь как-нибудь?

Катерок охотно сорвался с места и рванул на середину реки.

– Петелин чего гуляет? – спросил себя моряк и отчитался: – Петелин дом в Ханты-Мансийске купил, вот и гуляет Александр Васильевич от души. Скоро службу закончу, на юг уеду.

Суденышко долго мчалось мимо плоских, заросших тальником берегов.

– В прошлый раз лось прямо перед нашим носом переплыл, – рассказывала Майяне. – Вон видите, белуха идет, фонтанчики пускает.

– Да, целый косяк идет, – заворчал ее отец. – Жаль, под рукой сетей нет.

Проводив жадным взглядом косяк, ненец вдруг спросил Анну:

– Не обманываешь меня? Вдруг едешь плохую бумагу на нас писать.

– Зачем плохую? Совхоз у вас хороший, много оленины даете, рыбы…

– О, да! – оживился ненец, начал опять перечислять: – И живут тут налим, щекур, гагара…

– Что вы все о налиме, да о щекуре? О людях лучше расскажите… – взмолилась Анна, вспомнив наконец-то о своих прямых профессиональных обязанностях.

Ненец в ответ махнул рукой, отреагировав по-своему:

– Одни Окоттэто живут и Лапсуй. Фамилии Худи мало.

Затянувшись трубкой, он вдруг предложил:

– Хочешь, анекдот расскажу? От тундрового ненца услышишь.

– Есть еще и другие ненцы? – поинтересовалась Анна.

– Лесные еще есть, – объяснила Майяне.

– Детей у вас, наверно, в чумах много…

– Детей? Ну, да, а где их мало? – переспросил отец Майяне и вдруг как-то легкомысленно подмигнул.

– Представляешь, сидит Окоттэто в чуме, вокруг его ребятишки ползают, бегают, кричат. На железной печке у хозяина котел с водой греется. Окоттэто, он ведь у нас в совхозе лентяй, лежит на шкуре оленя и думает. Знаешь, о чем думает? «Чи этих детей помыть, чи новых завести?».

Майяне опустила смущенно глаза, а родитель ее хохочет на весь катер.

– Вон Панаевск! – показала на мыс девочка.