– Никак нет, тащ майор! Без здорового скептицизма в нашем деле никак!
– Скептицизма? – вообще выпал в осадок майор. – Тебя этому где научили, салага?
– В Силовой спецшколе МГБ…
– Твою мать! Гнать поганой метлой таких учителей! Лечи, говорю! Я задействую протокол Жи7…
– Слушаюсь, тащ майор! – Просветлел лицом старший лейтенант, прекрасно зная, что ни одна тварь, даже стократ усиленная, не выберется на свободу, если майор задействует протокол Жи7. Правда, и от них с майором даже мокрого места не останется. Но это же такая мелочь!
Я почувствовал, как в меня хлынула освежающая струя энергии. Слабость потихоньку отступила на второй план, а вскоре и совсем исчезла. Зазудела и перестала кровоточить рана на макушке. Стихла головная боль, и я вновь смог сносно соображать. Наконец-то перестало драть в глотке. Похоже, что этот сопляк меня и от ангины избавил, а мож, и еще от каких болячек. Пока все тело не почувствую, сказать с точностью все равно не смогу.
– Спасибо тебе, внучок! – искренне произнес я, облегченно выдохнув. – Намного лучше стало! Может, ты меня, малец, еще и от катаракты избавишь?
– Нет, на такое воздействие меня не хватит, – покачал головой лейтенант, устало опуская руки. – Всё, больше я ничем помочь не смогу.
– Хех, – проворчал я, чувствуя себя просто замечательно, – а у вас еще и лучше лечить умеют?
– А у вас разве не могут? – незаметно вклинился в разговор майор. – В Рейхе, говорят, лучшие Медики в Европе… Только, тля, за чужой счет!
– Ты че эта, майор, – не заметить такого техничного «подката», мог, разве что, сущий младенец, – этаким хитрым Макаром меня сейчас поганым фрицем обозвал либо их пособником?
– А как еще это твое «у вас» воспринимать? – не стал темнить майор. – У нас – это в Союзе! А вот у вас, хрен его знает где? Куда такие старые контрики после Восстания семнадцатого лыжи навострили? А сейчас вдруг полезли со всех щелей, как тараканы в темноте? С кем пришел, дед? С Власовым и его, – майор скривился, словно проглотил огромного мерзкого слизня, – Русской Освободительной Армией? Куда еще податься такой контре?
– Сам ты контра, майор! – Внезапно нахлынувшее раздражение отдалось слабой ломотой в висках. Опять, похоже, давление скакануло. Ну, в моем-то возрасте это норма. Просто спокойнее надо быть! Так мой лечащий врач говорил, покуда сам кони не двинул. А он, к примеру, помоложе меня лет на тридцать… Выбесил меня этот майор! Ох, как выбесил! Надо же, за предателя-коллаборациониста принял! – Да какой из меня аристократ? – хрипло прокаркал я. – Видно же, что насквозь свой брат-пролетарий!
–Видел я таких братьев! – презрительно фыркнул Станислав Борисович. – У кирпичной стенки перед расстрелом! Возрастом не вышел, папаша – староват ты для нашего брата-пролетария! С такими-то способностями ты никем иным, как Сенькой царского разлива, быть в принципе не можешь! Так что не свисти понапрасну – меня этим не проймешь! Насмотрелся…
– Погодь, майор, – попросил я. – Не гони напраслину! Поясни старому на пальцах, что имеешь в виду? Почему это я никем иным, как этим вашим сенькой царского разлива, быть не могу? И чего это за хрень такая – сенька?
– Дед, ты на старости лет совсем крышей поехал? – выпучился на меня майор, как будто я сморозил несусветную глупость. – Хотя да, чему я удивляюсь, мой старикан уже в шестьдесят ничего не понимал, а тут сто два! Тебе, правда, сто два года, старый?
– А по мне разве не видать? – даже с некоторой гордостью ответил я. А чё, чем не достижение? Кто еще таким солидолом похвастать может?
– Да не, дед, – не порадовал меня майор, – и краше в гроб кладут!
– И спорить не буду, начальник, – я криво ухмыльнулся, – потрепала меня жизнь! Один раз даже сдохнуть довелось. Не думал, что как птица Феникс, возродиться смогу. Только Феникс обновленным из огня выходит, а я такой же старой развалиной и остался! Стоило ли…
– Ты о чем, старик? – Оборвал мое старческое брюзжание майор. – Как это помер и возродился? Пока еще ни одному Силовику не удалось вернуть с того света разумное, да и не разумное тоже, но живое существо! – воскликнул Станислав Борисович. – Фашистские Некры, оно да, Умрунов поднимают… Но то – безмозглые создания, не способные на сознательные действия в отсутствии кукловодов.
– Негры поднимают? – с интересом переспросил я, слегка не расслышав.
– Некры, – повторил майор, поглядывая на меня, словно на какую-то неведому зверушку. – Некроманты. Специалисты по работе с мертвой плотью. Если Силовые Медики работают с живой плотью, то Некроманты – преимущественно с мертвой. Темнишь ты что-то, старик! Не поверю, что ты никогда о Некромантах не слышал!
– Хошь – верь, хошь – не верь! – наплевательски отмахнулся я. – Ни о каких некромантах и силовых медиках до недавнего времени и слыхом не слыхивал. Вот о педиках слышал, даже видел по телеку. Их у нас частенько по телеку показывали.
– Телек? Это телевизор, что ли? – уточнил майор.
– Он самый, – кивнул я в подтверждение, благо шея, после снятия блокиратора и лечебного воздействия лейтенанта, теперь отлично работала.
– Видел я до войны такую новомодную штуковину у комиссара одного, – ударился в воспоминания Станислав Борисович. – Занятная фитюлька, но только чего там показывают, хрен без аквариума с водой рассмотришь! А педики, это что за «зверь» такой? – неожиданно спросил он. – Педагог или педиатр?
– Упаси господь от таких «педагогов»! – закашлялся я. – Передерасты-мужеложцы, гомосня, голубки…
– Твою, сука, медь! – выругался майор с видом глубочайшего омерзения и передернул плечами. – А я ведь догадывался… Но чтобы так! Напоказ! И где такое непотребство творится, старый? В какой буржуйской стране?
– Сильно удивишься, начальник – в России!
Майор даже задохнулся от праведного возмущения, пошел пятнами, а после покраснел, хоть прикуривай.
– Да я тебя за такие слова! Сам… – Его рука потянулась к кобуре. – К стенке! Без суда и следствия! Как вражеского пропагандиста…
– Подожди, майор! – Я усмехнулся, наблюдая за его незамутненной реакцией. – Я тебе еще такого порассказать могу про мое житье-бытье…
– Обязательно расскажешь! – неожиданно злобно пообещал контрразведчик. – Сказочник нашелся! Егоров! – окликнул он своего помощника, неподвижно сидевшего в укромном уголочке. – Сходи, глянь, Мозголом еще не подъехал?
– Слушаюсь, товарищ майор! – Егоров подскочил с лавки и стремглав выбежал из камеры.
– И это, лейтенант, – крикнул ему вслед главный контрразведчик, – на обратном пути Силомер прихвати! Нужно, в конце-то концов, и замерить твой резерв, дедуля!
– Захвачу, товарищ майор! – Донесся из коридора удаляющийся голос старшего лейтенанта.
– Ну, расскажи мне еще чего, сказочник? – произнес слегка успокоившийся майор, вынув из кармана мятую пачку папирос «Боевые».
– Ух, ты, папиросы! – искренне обрадовался я, увидев знакомую пачку с выбирающимся из окопа танком и красным флагом на лицевой стороне. У нас таких не выпускали уже несколько десятилетий. – «Боевые»? Барнаульский табачок? – полюбопытствовал я.
– Нет, – мотнул головой майор, прикуривая и с явным наслаждением выпуская клуб сизого дыма. – Ленинградские. Фабрика «Клары Цеткин». Они покрепче барнаульских будут.
– Слышь, начальник, угости табачком! – Вожделенный папиросный дух коснулся моих ноздрей и проник в легкие. – А то я уже, пожалуй, неделю, как без курева обхожусь! Ухи опухли… – Я тряхнул головой, и мои, действительно опухшие отмороженные в горах уши, мелко завибрировали.
– Кури, старый, мы ж не фрицы какие… – Майор выдул из пачки еще одну папиросину и воткнул мне в зубы.
Я крепко зажал её протезами, дождался, когда он поднесет спичку к свободному концу и с огромным, просто не передаваемым блаженством затянулся полной грудью. Вот таперича можно и ихнего мозголома обождать.
Глава 4
Из мемуаров бывшего горного стрелка
штурмбаннфюрера СС Роберта Хартмана,
единственного выжившего участника
секретной экспедиции Аненербе в Рипейских
горах 1943 года
Вот уже вторую неделю лучшие из лучших бойцов одиннадцатого горнострелкового полка «Рейнхард Гейдрих», входящего в состав прославленной горнопехотной дивизии СС «Норд», вгрызались ледорубами в заснеженные и заледеневшие отроги Рипейских гор. За плечами горных стрелков, измотанных низким давлением, морозом и шквальным ветром, остались километры пути, непроходимые на первый взгляд перевалы и закоченевшие трупы однополчан.
Штурмбаннфюрер СС Роберт Хартман, уже немолодой, но оттого не ставший менее опасным, умеющий выживать там, где совсем невозможно уцелеть, – за что и получил в среде горных стрелков гордое прозвище «Горный Лев», внезапно был назначен руководителем боевой группы секретной экспедиции Аненербе под кодовым названием «Колыбель Асуров», не задавшейся с самого начала. От большой диверсионной труппы[14], заброшенной в тыл врага по личному приказу бригаденфюрера СС Кляйнштеркампа, к сегодняшнему дню не осталось даже полноценного шара[15].