Блудный Сын

Отдавая сына в университет, Хармен полагал, что там студентов учат уму-разуму, чего и Рембрандт наберётся. Но на его сына занятия в университете, наверное, подействовали в обратную сторону, посчитал Хармен. Через несколько месяцев Рембрандт обьявил им с Нелтье: он хочет стать художником и торговцем картинами и по этой причине уходит из университета. Отец с матерью сначала опечалились: пропали их планы о завидной доле для сына, но потом поразмыслили и заключили, что это ремесло ничем не хуже любого другого. Младшенького определили в обучение к господину Якобу ван Сваненбюр[8 - Якоб ван Сваненбюрх (1571 – 1638) – голландский художник. Работал в Италии и Лейдене. Отец и брат тоже были художниками. Сейчас известен, в основном, тем, что был учителем Рембрандта.]ху, известному в городе художнику из благородной семьи. Отец Якоба ван Сваненбюрха несколько раз был бургомистром Лейдена и Хармен с Нелтье рассчитывали на выгодные заказы для Рембрандта в будущем. Три года оттрубил младшенький у ван Сваненбюрха, но тем не удовлетворился, отправился учиться к амстердамской знаменитости – Питеру Ластману. Хармен сам поехал с сыном в Амстердам и отдал Ластману деньги за первые полгода обучения. Это Ян Ливенс его навострил, не иначе. Ян сам три года обучался у Ластмана, а затем поехал учиться в Утрехт. И вот теперь Рембрандт возврвщается, хочет работать здесь, в их родном Лейдене. Что же, в добрый путь, побольше ему заказов. Сейчас многие хотят украшать свои дома портретами и картинами, это стало модно…

Закончив работу, вернулись с мельницы отец и братья, пришёл Адриан с женой Лисбет. Рембрандт, услышав шум, бросил обустраиваться в приготовленной для него комнате и стремглав сбежал вниз. После веселой возни, возгласов и смеха, наконец, уселись за стол. В центре стола стоял кувшин с французским вином, купленным по случаю приезда «маменькиного сынка» и красовался белый воздушный пшеничный каравай – лакомство, покупаемое не каждый день, в Голландии мало своей пшеницы.

– В Лейдене художнику сейчас непросто работать, – вслед за поздравлениями, тостами и шутками глава семьи первым настроил застольный разговор на серьёзный лад, – гильдии Святого Луки здесь нет. Когда существовала гильдия, местные художники процветали.

– Да, – кивнул Рембрандт, соглашаясь с отцом, – иные прославили Лейден по всем пределам. Но работать можно и без гильдии, наши с Яном планы как раз на это и рассчитаны. Мы встретимся завтра и обсудим с чего начать, как действовать. В Лейдене живут и работают художники, найдется место ещё для одного.

– Верно, живут и работают, – вступил в разговор Адриан, – но при гильдии значительно легче, она помогает с заказами и не допускает произвола в отношении своих членов. Вот что имел в виду отец. Мы рады твоему возвращению, желанию работать в Лейдене, рядом со всей семьёй и чем можем поможем тебе.

Хармен одобрительно кивнул головой, Лисбет и Махтельт подливали всем вина и пива.

– С первыми заказами мог бы помочь твой учитель, Рембрандт, господив ван Сваненбюрх, – уверенно предложил Геррит. – Он из влиятельной и уважаемой в нашем городе семьи и, как ты говорил, прекрасный человек и дельный учитель.

– Да, говорил, и это правда. Возможно, он мог бы представить меня заказчикам как начинающего художника.

– И талантливого, – хором добавили Нелтье и Лисбет.

Рембрандт с благодарностью смотрел на своих родных домочадцев. Семья, несомненно, обсуждала его возвращение после получения письма. Следующие слова отца подтвердили его догадку:

– Мы выделим тебе под мастерскую наш старый склад, новый уже выстроен прямо около мельницы. Зачем тебе арендовать помещение, склад всё равно пустует и мы не станем его разбирать. Там и для Яна места хватит, если вы задумали работать вместе.

– Спасибо отец, это здорово мне поможет – поблагодарил Рембрандт, затем добавил – я всем вам очень благодарен, я понимаю, что это общее решение.

– За тебя, Рембрандт, пусть вам с Яном сопутствует удача – кружки с пивом в руках поднялись в последнем тосте. Нелтье счастливо улыбалась, довольная таким поворотом дела для своего любимца.

3

Следующий день с раннего утра Рембрандт помогал отцу с братьями на мельнице, а к вечеру отправился повидать Яна. Они встретились в кабачке «Три короны», популярном среди студентов. Заглядывали сюда и местные художники. Таверна была довольно шумная, но где же ты найдёшь тихую таверну, особенно, если неуёмная студенческая братия там обычные гости. Когда Рембрандт прибежал в таверну, Ян уже сидел за деревянным грязноватым столом и флиртовал с разносчицей пива.

Годом моложе Рембрандта, Ян Ливенс, тем не менее, не относил себя к начинающим художникам. Ян Ливенс являл собой лейденскую достопримечательность. Его способности к рисованию стали очевидны с детства. Отец Яна, не чуждый миру искусства в силу своего ремесла ткача гобеленов и вышивальщика, не мешкая, отдал сына в обучение к местному художнику Йорису ван Схотену[9 - Йорис ван Схотен или Йорис ван Шутен (1587—1651) – голландский художник.] когда ребёнку едва исполнилось восемь лет и продержал его там три года. Затем мальчика на столько же отвезли в Амстердам учиться у Питера Ластмана, самого модного исторического живописца[10 - Питер Ластман писал преимущественно библейские и мифологические сюжеты. В то время такую живопись называли исторической.] Амстердама. Ластман, соответственно своему статусу, брал за обучение дороже других художников. Но что не сделаешь для своего талантливого чада, пришлось раскошелиться, чтобы потом при случае сказать – Ян вышел из мастерской Ластмана. Даже мастерской Ластмана, обучавшегося в Италии, Яну показалось недостаточно, он уже сам изъявил желание поехать в Утрехт. Утрехтские художники писали особенным, ни на какой более в Голландии не похожим стилем. За образец своей живописи они ставили итальянцев – обожавшие свой город утрехтцы оставались верны католицизму.[11 - Господствующей религией Голландии во время жизни Рембрандта был кальвинизм.] В Утрехте Ян не пошёл в ученики к одному художнику, считая, что после шести лет обучения уже изрядно подготовлен, а предпочёл брать уроки у разных мастеров. Вернулся Ян заболевшим «утрехтской болезнью»: все утрехтские художники сходили с ума по скандальному итальянцу Микеланджело Меризи.[12 - Микеланджело Меризи да Караваджо или просто Караваджо (1571—1610) – выдающийся итальянский художник. Ведущий представитель барокко. Оказал мощное влияние на развитие живописи 17 века. Имел репутацию неоднозначного художника и скандального, неуравновешенного человека, хотя о его частной жизни известно немного.]

Тем времемем слава о незаурядном ребёнке разошлась по Лейдену и за его пределы. В перерывах между обучением от заказов не было отбоя. Лейденские коллекционеры, бюргеры, желающие украсить свои дома, хотели иметь картины от одарённого ребёнка-художника. К нему приезжали из других городов Голландии. Но прошло время, Ян подрос и, хотя у себя в Лейдене он ещё не утратил известности, слава его утихла. То, что он так и остался отличным живописцем, знали теперь только художники, читай – соперники, да разбирающиеся в искусстве коллекционеры. С утиханием славы его самомнение и честолюбие, напротив, возрастали.

Ян Ливенс и Рембрандт ван Рейн представляли собой любопытный дуэт: высокий, стройный Ян, светлокожий и светловолосый, с тонкими, правильными чертами и крепкий, коренастый, смугловатый Рембрандт, кареглазый, с тёмно-каштановыми жёсткими, непослушными кудрями. Оба молоды, честолюбивы, полны надежд и готовы работать день и ночь во имя признания.

Они заказали по кружке пива, Рембрандт немедленно поделился с Яном новостью:

– Отец отдает свой старый склад мне под мастерскую… нам под мастерскую – поправил себя Рембрандт, – если ты по прежнему желаешь работать под одной крышей, как предлагал. Ты можешь переехать, как только я там устроюсь. Да

уймись, Ян, оставь девушку в покое, – пришлось сказать Рембрандту, так как Ливенс продолжал перемигиваться с разносчицей, в его голосе слышалась лёгкая досада.

– Вечно ты, Рембрандт, одно другому не мешает.

– Мешает. Сначала поговорим о деле, а затем заигрывай со всеми барышнями подряд.

– Ладно, – посерьёзнел Ян, – общая мастерская – необходимое условие для нашего предприятия. В этом вся соль, иначе не имеет смысла начинать. Разговоры пойдут непременно, возникнут любопытство и интерес…

– А далее всё зависит от нас, – в тон Яну продолжил Рембрандт.

– Да, да, – энергично закивал Ян. Я переберусь как можно скорее и помогу с устройством. Что ты думаешь предпринять для начала? Тебе не помешает навестить ван Сваненбюрха – твоего учителя. Он может представить тебя тому и другому, Сваненбюрхи – влиятельная семья.

– Я так и собираюсь сделать. В ближайшие дни нанесу ему визит. Он должен быть на короткой ноге с возможными заказчиками. Он заботливо относился ко всем нам, ученикам.

– Он так и уперся в свою «адскую» тему, – усмехнулся Ян, – не хочет ничего больше писать. Такие сюжеты не пользуются здесь спросом, и он об этом прекрасно знает, хотя «адские» картины неплохо идут в Утрехте и Фландрии.

– Учитель упрямый, только свои адские сценки и рисовал, – вспоминал Рембрандт, соглашаясь с Яном, – и нам всё время твердил, пока мы тёрли краски или натягивали холст, что художник должен выработать свой стиль или выбрать свой жанр, чтобы стать узнаваемым.

– Доходы иные есть, поэтому и упрямый. А если только с этого ремесла кормишься, семь раз подумаешь, стоит ли упираться. Разнообразие стилей и жанров – тоже козырь, – Ян вопросительно взглянул на Рембрандта.

– А я согласен с ним, он прав, – убёжденно ответил Рембрандт.

На некоторое время воцарилось выразительное молчание. Затем Ян, как ни в чем ни бывало, возобновил разговор:

– Серьёзные коллекционеры в Лейдене – Скривериус[13 - Петрус Скривериус (1576 – 1660) – голландский историк, писатель, поэт. Покровительствовал начинающим поэтам и художникам.] и Орлес.[14 - Ян Орлес (1570 – 1646) – голландский книготорговец, писатель. Историк Лейдена. По традиции считается первым биографом Рембрандта.] Скривериус преподаёт в университете, а Орлес торгует книгами, он благоволит ко мне, и Скривериус покупал мои картины.

– Петруса Скривериуса я знаю, точнее знаю его сына Виллема. Мы вместе учились в латинской школе.

– Ах, верно, ты у нас образованный. Это мы простые люди, латинских школ не кончали и университетов не бросали.

– А самого Петруса Скривериуса я не раз видел у ван Сваненбюрха, – не обращая внимания на колкость, продолжал Рембрандт, – они друзья, поэтому Скривериус запросто вхож в дом ван Сваненбюрха.

– Уже нечто вырисовывается. Скривериус интересуется новыми именами, глядишь, закажет тебе написать картину. – Ян вдруг вдруг стал серьёзным и пристальным взглядом упёрся в Рембрандта, Рембрандт не отвёл глаза. Ян усмехнулся и продолжил полушутя-полусерьёзно, – соперник… ты упрямый, как твой учитель ван Сваненбюрх. Может быть ты и меня перепрыгнешь. У тебя всё для этого есть.

– Может быть и перепрыгну. У меня всё для этого есть, – полушутя-полусерьёзно ответил Рембрандт.

Ежегодний лейденский праздник 3 октября[15 - Праздник снятия испанской осады 1574 г отмечается в Лейдене до сих пор.] – праздник снятия испанской осады – в семье ван Рейнов всегда ожидали с радостным нетерпением. Лейденцы, гордые своей историей, отмечали этот день широко и разгульно. Хармен ван Рейн не раз рассказывал детям о патриотизме осаждённых горожан: после почти годовой блокады лейденцы так и не пожелали сдаться и, перед серьёзной опасностьювторжения испанцев в изнурённый город, пожертвовали своими домами – открыли шлюзы, разрушили дамбы, сдерживавшие воду, и затопили полгорода. Испанцам, не ожидавшим такого поворота, пришлось отступить. Хармен передавал детям слышанные от отца и деда истории, некоторые уже стали легендами: о жестоком, не знавшем ни пощады, ни жалости наместнике – герцоге Альбе, о противостоянии испанского командующего де Вальдеса и командующего войсками восставших голландцев Вильгельма Оранского по прозвищу Молчаливый, о герое – бургомистре Лейдена ван дер Верфе, обессилевшем от голода, но продолжавшем призывать народ к сопротивлению, о возлюбленной де Вальдеса Магдалене – голландке из Лейдена, сумевшей уговорить его отложить наступление и выигравшей время для затопления города. Во время осады Хармен был ребенком но по сю пору не мог забыть изнурительный голод, когда были съедены все кошки, собаки и даже крысы, была оборвана и съедена вся трава.

В этот день Хармен ван Рейн вставал рано утром, шёл с сыновьями на мельницу, ставил её крылья вертикальным крестом, украшал лентами и цветами. То же самое делали все другие лейденские мельники, многие – предыдущим вечером. Но Хармену доставляло особое удовольствие украшать мельницу в праздничное утро. Завтрак имел символическое значение – напоминание о морских гёзах, ранним утром вошедших на кораблях в затопленный Лейден и принёсших еду голодающим жителям. Семья завтракала традиционным завтраком, которым завтракали в это утро все лейденские семьи – хлебом с сельдью, и отправлялась на службу в церковь Святого Петра. После службы и до позднего вечера – парад стрелков городской охраны, речь представителя Генеральных Штатов[16 - Генеральные Штаты – главный правительственный орган в республиканской Голландии.], специально приезжавшего из Гааги поздравить лейденцев, ярмарки, встречи с друзьями, развлечения.

Рембрандт и Ян встретились на городской площади. Ливенс представил Рембрандта человеку лет на десять старше их, пришедшему на праздник с семьёй – известному в Лейдене пейзажисту Яну ван Гойену[17 - Ян ван Гойен (1596 – 1656) – выдающийся голландский пейзажист. Работал в Лейдене и затем в Гааге.]. Пейзажист любезно пожелал Рембрандту успеха. Распрощавшись с ван Гойеном, они влились в компанию веселящихся до упаду студентов. Рембрандт вспоминал и с хохотом рассказывал Яну о своём недолгом учении в университете. Буйные лейденские студенты вносили во всеобщие гуляния особую шумливость, празднуя заодно и рождение родного университета, неразрывно связанное спобедой над испанцами. За храбрость и отвагу Вильгельм Молчаливый предложил лейденцам выбор: освобождение от налогов на несколько лет или основать в городе университет. Лейденцы выбрали университет и не просчитались. Лейденский Университет стал гордостью города и Голландии, самым значительным в стране и известным за её пределами. Попойки студентов, напивающихся за два праздника, продолжались всю ночь, даже после закрытия всех таверн в городе. Рембрандт почти не пил, но ему пришлось довести до дома подвипившего Яна – если он свалится в какой-нибудь канал, не видать им славы и почестей.

4

Якоб ван Сваненбюрх и Ян Ливенс ввели Рембрандта в круг лейденских художников и торговцев искусством. Как и задумал, Рембрандт прежде всего навестил своего первого учителя. Только он вошёл в гостиную, его встретила радостными восклицаниями и сердечными объятиями жена ван Сваненбюрха – чувствительная и эмоциональная неаполитанка Маргарита или Марго, как звал её муж и ученики за её спиной.

Якоб ван Сваненбюрх и Маргарита были счастливой парой. Всю жизнь горячо любимая мужем, Марго отвечала ему тем же. Благодаря любви, их разные характеры и темпераменты не противоречили друг другу, а гармонично дополняли. Иногда уравновешенная рассудительность Якоба гасила взрывчатость Марго, иной раз огненная страстность Марго зажигала спокойного Якоба. Их дети выросли в атмосфере не всегда согласия, но всегда любви и открытости. Рембрандт вспоминал своего первого мастера добрым словом и преклонялся перед упорством, с которым Якоб ван Сваненбюрх продолжал писать то, что считал нужным и что его волновало, невзирая на отсутствие спроса, хотя картины учителя в стиле Босха[18 - Иероним Босх (1450 (?) – 1516) – нидерландский художник. Один из самых загадочных и непостижимых в истории живописи. Знаменит в том числе сценами Ада. Эту традицию продолжил Якоб ван Сваненбюрх.] не производили впечатления на Рембрандта.

Растрогавшись, Марго заключила его в объятия:

– Ах, Рембрандт, дорогой мой, как любезно с твоей стороны посетить нас. Якоб будет безумно счастлив снова тебя увидеть. Он сейчас выйдет.

Якоб ван Сваненбюрх заставил себя ждать всего несколько минут. Он выражал свои эмоции гораздо сдержаннее, чем итальянка Марго:

– Надолго ли в Лейден, Рембрандт? Приехал навестить семью?

Ван Сваненбюрх знал об обучении Рембрандта у Питера Ластмана. Ученик не делал тайны из отъезда в Амстердам. Изучение живописи у двух или даже более мастеров являлось вполне обычным делом. Ван Сваненбюрху было приятно, что бывший ученик не забыл о нём, своём первом учителе.

– Я вернулся в Лейден, учитель. Буду здесь работать.