Крылья для героя

Да кому-то мы поём —

Слава!

Да тому и выпоем —

Слава!

Кому кольцо вынется – скоро сбудется,

Тому сбудется – не минуется!

Ходит покойничек по кругу,

Ищет покойничек мертвее себя».

Во время подблюдной песни Ждан с парнями символично вытерли лицо и руки влажными салфетками, чтобы убрать запах живых, затем обмазались пахучей мазью – в ней ощущалась мята и черемуха. Добрав подошел к каждому, поочередно вручив кубок из рога тура, обитого серебром. Ждан тоже отхлебнул, стараясь не морщиться. К его удивлению, вкус у напитка оказался приятным, там явно угадывались костяника и голубика. Ждан некоторое время подержал гладкий, медово-желтоватый рог, чувствуя, как напиток скользит по нёбу, проваливаясь в гортань.

Затем волхв взял кубок из рук Ждана, а тот смотрел, и казалось, что все происходит, словно в замедленной съемке. Вот кубок медленно плывет в воздухе, и уже Влад отхлебывает из него, а затем провал и – раз! – кубок теперь у Шестого. Волхв стряхивает последние капли на снег, и они рассыпаются по нему кровавыми бусинами.

«На море на Окиане, на острове на Буяне, на полой поляне, светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый; а в лес волк не заходит, а в дол волк не забродит. Месяц, месяц— золотые рожки! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гады, чтобы они серого волка не брали и теплой бы с него шкуры не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской», – Добрав читал заговор, задрав голову и обратив взор к месяцу.

Сопровождающие мужчины снова завыли и затопали ногами. Ждан ощутил, как тепло разливается по телу, как бьется жилка на правом виске, как учащается дыхание. Волхв подвел парней к огромному пню, посреди которого был воткнут нож.

– Давайте, – велел Добрав, и Ждан прыгнул первым.

Казалось, он завис над пнем, и тут же мир изменился.

Изогнутый нож с черной ручкой раскалывает действительность на две части. На одной из них застыл Добрав с поднятым посохом – наполовину медведь, наполовину человек. Ждан видит, как руки Добрава обрастают темной шерстью, как укрупняется голова, как вытягивается челюсть, как сам волхв увеличивается в размерах. Чуть поодаль стоят волки-мужчины; содранные с убитых волков шкуры прирастают к человеческим телам. Напротив, в прежней реальности, – пятеро парней, которым предстоит обрести новую суть. И он, Ждан, – в процессе перерождения, на пути из обыденного мира в сказочный.

В следующий миг Ждан уже бежит по лесу, по пояс проваливаясь в снег. Зрение и прочие чувства обострены. Несмотря на темень, Ждан хорошо различает деревья и кусты, спрятавшиеся в предрассветной мгле. Ждан слышит малейший звук, ноздри раздуваются, улавливая запах. Кровь все быстрее бежит по жилам, придавая скорость ногам.

Вдох-выдох, вдох-выдох, грудная клетка раздувается подобно кузнечным мехам. В виске бьется жилка, точно пойманная птица. Ждану чудится: он не бежит, а словно летит над сугробами. Телу легко и невесомо, будто за спиной выросли крылья – золотистые крылья вилы. От них разгорается свет, он окрашивает горизонт и подсвечивает макушки деревьев, черными контурами выступающими на посветлевшем небе…

…Ждан очнулся далеко за полдень. Он обнаружил себя в снежной норе, которую, видимо, вырыл, когда устал носиться по лесу. Ждан раскопал снег и выбрался наружу. Вдалеке били барабаны, звучал горн; благодаря усилителям, звук разносился по всему лесу. Ждан отряхнулся и только тогда заметил: руки были в крови. Он набрал пригоршню снега и вытер кровь, затем вновь посмотрел на руки: не разбиты. Значит, кровь не его.

Ждан огляделся: никого и ничего. Он попытался вытащить хоть какое-то воспоминание, но в памяти всплыли лишь отрывки заполошного бега по лесу, на этом всё. А еще отшметок слова.. Парень потер виски: Несмеян… Наверное это его тайное имя, обретенное во время ритуала. Ждан пожал плечами и, слегка покачиваясь, отправился на звуки барабанов. Его мутило от голода и жажды, пришлось останавливаться и черпать снег, чтобы слегка притупить сушняк.

Ждан пришел не первым, возле костра Ждан увидел двоих одноклассников. Вскоре появился третий, не хватало только Влада и Шестого. Ждана заставили перепрыгнуть через ухват, символизируя таким образом возвращение в мир людей и человеческую сущность. Затем он пролез под хомутом, что означало прохождение через родовые пути и новое рождение.

После этого к Ждану подошли парни и мужчины из лагеря, они обменялись рукопожатиями, принимая его в круг равных.

– Запаздывают, – волхв выглядел обеспокоенным.

– Если через полчаса не объявятся, начнем поиски, – мужчина, сопровождавший парней все это время в лагере, смотрел на монитор планшета. – Один-то неподалеку, движется к нам.

Как понял Ждан, в одежду были вшиты чипы, благодаря которым можно отследить любого из испытуемых. Но кто-то потерял одежду; наверное, Шестой, а потому сканер обнаружить его не мог. Ждан отправился в лесной дом, где навернул с голодухи двойную порцию борща, затем пюре с большой котлетой и горячий чай с пирожками.

После принял горячий душ, переоделся во все чистое и вернулся к костру. Там уже находился Шестой. Под глазами у него запали тени, но выглядел он счастливым.

– Прошел, – рот Шестого расползся до ушей.

Ждан от души пожал ему руку. Он огляделся: Влад все еще в лесу? Странно. Друг не хотел проходить инициацию, считая ее устаревшим явлением, но в том, что Влад справится, Ждан не сомневался: Влад не слабак. И теперь Ждан не знал: начинать волноваться или погодить? Он вновь подошел к мужчине с планшетом, тот взглянул на Ждана и отрицательно покачал головой:

– Надо объявлять поиск.

Глава 5. Граница миров

Влад скептически относился к инициации: игры для взрослых мальчиков, которым больше нечем заняться. Но когда он перепрыгнул пень, мир раскололся. У Влада возникло чувство, будто он прошел сквозь зеркало, разбив его, и осколки вонзились в тело. Влад оглядел себя: крови нет. Но каждый шаг отдавался болью, словно невидимые лезвия проникли под кожу и уходили все глубже.

Пространство вокруг изменилось. Темные силуэты деревьев проступали на покрасневшем небосклоне, точно театральные декорации. Снег посерел, укутавшись в тени, но холода Влад не ощущал. Он обернулся: пень, друзья, волхв и новоприбывшие мужчины в волчьих шкурах – все исчезли. От земли поднимался дым, но Влад не удивился, откуда взялся туман посреди зимы. Он бездумно шагал, не проваливаясь в снег, будто утратил всякую телесность.

Впереди слегка посветлело, деревья словно расступились перед Владом, и он вышел на небольшую поляну. Посреди нее стояла изба, утопая в снегу по нижний венец. В свете призрачных звезд она казалась состоящей из теней. Тени клубились и шевелились, то расползаясь, то сплетаясь во едино. Странное дело, у избы не было ни единого окна.

Влад приблизился, и тогда загорелись красные огни: вокруг дома были установлены шесты с насаженными на них черепами. Теперь их глазницы вспыхнули, реагируя на движение. Влад сделал шаг, и дом изменился: сруб теперь состоял из пожелтевших костей, в стене проступила дверь – ее наличники были сделаны из человеческих ног, вместо запоров – перекрещенные руки. Под руками болтался замок из челюстей, они громко лязгнули, когда Влад прошел мимо. Под крыльцом валялся каравай, с крыши свисали блины – поминальная еда.

Влад развернулся и двинулся прочь от избы, но она, как зачарованная, снова предстала перед ним. Он предпринял несколько попыток, но удалиться от избы так и не смог, пришлось заходить внутрь. Челюсти клацнули и сомкнулись на кисти, Влад с отвращением стряхнул их и осмотрел руку: крови не было. Скрещенные руки-запоры попытались схватить его, но Влад оторвал их от двери и забросил подальше от дома.

В избе оказалось темно. Пришлось выждать некоторое время, чтобы глаза привыкли к сумраку. Влад обнаружил себя стоящим в тесном помещении с низким потолком. Большую его часть занимала печка, на лежанке кто-то ворочался. Влад прищурился, пытаясь разглядеть обитателя избы, вышло не очень.

Сперва тень приняла обличье гигантской змеи, затем Владу померещилось, что на печи находится огромный козел, затем проступили черты старой женщины. Она лежала на спине, ее крючковатый нос упирался в потолок, левая нога была намного уже правой и больше походила на кость, обтянутую пожелтевшей кожей.

– Бросили меня, – она прошептала чуть слышно, но, благодаря обострившемуся слуху, Влад различил слова, как если бы старуха произнесла их прямо ему в ухо. – Я старая была, куда мне за всеми.

Из обрывочных фраз Влад понял, что давным-давно племя тронулось с одного стойбища на другое, а старуху оставили на прежнем месте, потому что она не могла перенести дорогу. Запас еды был скудный, вскоре пожилая женщина скончалась от голода.

– Никто не умирал от старости, это плохая смерть, неестественная. От болезни, ран, голода… – перечисляла старуха. – Наши дома становились домовинами. Рано ты сюда попал.

Между лопатками Влад ощутил неприятное чувство, будто кто-то подкрадывается со спины. Он резко обернулся – никого.

– Но лучше тебе остаться, – старуха пошевелилась, и дом заходил ходуном. – Потому что твоя жизнь принесет гибель другому.

В следующий момент обнаженный Влад уже возлежал на грубо сколоченном деревянном столе. Доски были не отшлифованы, так что Влад спиной ощущал занозы. Пожилая женщина нависала над ним, и Влад мог разглядеть кожу, покрытую пигментными пятнами, высушенное тело и обвисшие груди, похожие на два кожаных мешка. В руке старухи блеснуло лезвие, и она вспорола Владу живот.

Затем пожилая женщина неспешно вынула кишки, потянула за жилы, перебрала кости. Все это Влад наблюдал отстраненно, словно это происходило не с ним. Старуха прошлась по всему телу Влада, изучая его внутренности. После вставила все обратно и хлопнула Влада по животу. Влад очнулся и обнаружил себя возле порога.

Дом затрясся, словно в лихорадочном приступе, и Влад бросился прочь. Чудилось, что он бежит по бесконечному туннелю, петляя в кишках пожравшего его зверя и не ведая, как выбраться наружу. А следом доносилось бормотание психопомпа – проводника между миром живых и мертвых, представшим перед Владом в образе старухи:

«Не ходи, деточка, в темный лес, мир мертвых. Пойдешь, обратно вернёшься не ты. Нежить будет смотреть твоими глазами, говорить твоим ртом, обнимать твоими руками. А ты заблудишься в трёх соснах, заведешь вечный хоровод среди берез, потеряешься среди дорожек. Хе-хе-хе…»

Влад выскочил наружу и обернулся: избушка исчезла. Вместо нее стоял тесный ряд сплотившихся елей, их макушки закрывали небо. Хвоя поблескивала золотом, шафрановым цветом отливал снег и низкое небо. Казалось, Влад попал в Золотое царство, мир мертвых.

«И будем желты, как золото», – в памяти всплыла фраза из учебника истории. Эту клятву давали князья и воины; нарушив ее, они обрекали себя на смерть: ведь желтый – цвет мертвецов.

С ближайшей ели хрипло каркнул ворон, его глаза тоже казались янтарными. Ворон тяжело сорвался с дерева и полетел, Влад последовал за ним. У Влада возникло ощущение, что он отъезжает из этого пространства, падает в бесконечную бездну. Что мир такой тонкий, что скоро прорвется грань, отделяющая от небытия. И психагог-ворон ведет в тридевятое царство, где все умерли давным-давно, но Влад все равно следует за ним.

Качнулась ветка, осыпался снег и к Владу вышла пропавшая мать. На мгновение Влад остолбенел, но быстро опомнился и бросился навстречу. Как же он соскучился! Как долго ждал ее, прислушиваясь к дверному звонку и телефонному. День за днем, из месяца в месяц, из года в год.

– Ты где была?! – голос сорвался. Влад, не вытирая слез, обнял мать.