Столбы. Сказка для себя

– Что-то я теперь сомневаюсь, что нам нужен Максим, – синоптик качал головой. – Не думается мне, что, найди мы сейчас способ с ним связаться, он уговорит их еще раз нас выручить таким способом. Не станет он нас слушать, думаю.

– Не станет, – подтвердил Дятел. – Я знаю.

Синоптик молча кивал, заместитель рассматривал акации за окном, а директор стоял рядом с креслом Дятла и гладил его по голове.

– Ничего-то я о тебе не знаю, – ласково и грустно сказал, наконец, директор.

– Это не так уж и важно, – Дятел улыбнулся ему в ответ. – Захочешь – узнаешь больше. Важно то, что мы друг у друга есть, ты меня забрал, вырастил… такого. Заботишься.

– Ну хорошо, – синоптик внезапно хлопнул себя по коленям. – Я согласен. Деваться все равно некуда. Эта головная боль с ума сведет все равно. Без обезболивающих-то… Шар мне доставят на той неделе. Обещал продавец, вроде. Отзывы у него хорошие. По-крупному не лажал. Если отзывы не трет, – усмехнулся он.

– И что? – заместитель невесело ухмыльнулся. – Ты слышал? Вертолетчикам, на боевых машинах – и то страшно было. Страшно так, что сразу, молча встали и ушли.

– А вариантов-то нет, – развел руками синоптик.

– И мы еще должны эту неделю как-то провести, – добавил свое директор.

– Я к лучшему. По крайней мере, дней на пять, – Дятел смотрел поверх их голов. – Па, у тебя фрезубин еще остался?

– Да, – повспоминав, кивнул директор. – Ты когда последний раз надолго выпадал, я много купил.

– Па… – Дятел признательно прижался щекой к руке директора.

– Не переживай, – улыбнулся тот и снова погладил сына по голове.

– Доротей, – синоптик не решился назвать его по-другому, – а вы сегодня столбы видели?

Дятел не отвечал. Просто сидел и молча смотрел на синоптика. Тому как будто и не требовалось ответа, он снова заговорил:

– А крышу?

– Я знаю про крышу, – Дятел отвернулся в окно, где единственным, что было вообще видно, были акации и акации. – Я видел, как она появилась.

– Это страшным не было? – синоптик изучал выражение лица Дятла.

– Нет, – Дятел повернулся к ним и по очереди переводил взгляд. – Это не страшно. Никого ведь там не было. Страх – это эмоция сложной нервной системы живых организмов. А облака… к ним не относятся. То есть, – Дятел снова закурил, и директор сокрушенно покачал головой, вздохнув. – То есть это ж не организмы. И системы их не те, и нервной среди них нет. Нервной ткани нет. Но… – Дятел отвернулся в окно и замолчал.

Директор нервно сменил позу, с опасением посмотрел на своих гостей и, поймав их взгляды, рубанул себя ребром ладони по горлу и показал им кулак.

– Один последний вопрос. На сейчас, – уточнил заместитель. – Потому что, сдается мне, мы не последний раз видимся.

– И мне сдается, – Дятел спокойно смотрел на заместителя в ожидании.

– Что ты видел сегодня?

– Как появилась крыша, – устало пожал плечами Дятел. – Так же, как и столбы, – он перевел взгляд на книжный стеллаж, где стояли книги его отца, книги всех размеров и мастей, – сконцентрировалась. Но вы ведь не совсем это хотели услышать, – Дятел вернулся к заместителю.

– Точно, – кивнул тот. – Ну, и это тоже. Но не только.

– Ну да. Так вот. Страха там не было. А был абсолютный покой. Настолько абсолютный, что его можно было бы принять за ничто, за ноль, пустоту. Но это, – Дятел склонил голову, – было бы катастрофически неверно. Фатально. И эта ошибка, она идет в сторону, обратную жизни. Не совершайте этой ошибки. Не позвольте себе ее совершить.

Дятел закончил свой прием. Он закрыл глаза и откинулся на подголовник.

– Сынок, я хочу отойти, – тихонько проговорил директор рядом с его ухом. – Тебе что-нибудь нужно?

– Воду я найду. Больше ничего. Я буду спать, – едва слышно ответил Дятел и затих совсем.

Директор на цыпочках отошел от инвалидного кресла, одновременно подавая жестами сигналы гостям убираться вместе с ним вон.

– Мы его загоняли, – все так же тихо, хоть они и были уже на улице, сообщил директор.

– Анфис, – строго обратился в ответ заместитель. – Кто он?

– М-мой сын, – растерялся директор.

– Это ладно, – отмахнулся заместитель. – Я не об этом. Кто он?

– Он мой сын, – повторил директор уже увереннее. – Это – главное. А остальное… остальное я плохо знаю. С ним сложно разговаривать. Так, как сегодня, бывает не всегда. Вот предыдущая ваша, э-э, встреча, если можно так выразиться, он ведь не принял вас, вот она была более типичной для него.

– Так. А как вы поступите с претензией? – сменил тему синоптик, шаря по карманам.

– С какой? – заместитель подставил ладонь за таблеткой.

– Ну той, что ваши хреновы активисты накатали. Против стационарной тени.

– А-а. А мы ее на комиссию вынесем. Это еще через две недели. Шар успеет прийти. Если не задержится, конечно. Тогда, если задержится, отложим до следующей, на месяц. Ввиду необходимости сбора дополнительной информации. Об этом не переживай.

– А если они усилят активность? – все-таки переживал синоптик.

– Ну, спустим в отдел пикетирования пикетов. Найдем, за что зацепиться.

– Ушлые вы, – хмыкнул синоптик.

– С волками жить, – пожал плечами заместитель.

Вечером синоптик сидел у открытого окна, не включая свет, чтобы комары не налетели, и думал. Он любил посидеть вечером у окна и подумать. Да не беседка это, покачал он головой сам себе. Какая это беседка? Он глотнул из стакана. Хорошо. Это не беседка никакая, а стол. Вот. Он довольно кивнул. Натуральный стол. А мы – под столом. Конечно, он спокойный. В жизни своей синоптик не встречался с беспокойными столами. Но про все те спокойные столы, что ему до сих пор попадались, он не смог бы с уверенностью сказать, что их природное спокойствие исполнено хоть чего-нибудь. И фатальных ошибок он тут не ощущал.

Этот стол – другой.

Тут в дверь позвонили. Синоптик открыл, снова забыв о цепочке, и никого не увидел. Только большой белый конверт на коврике у двери. Еще раз посмотрев по сторонам, как и положено, когда находишь что-то самостоятельное и неожиданное у себя под дверью, он поднял конверт, зашел в дом и запер за собой дверь. А то ишь. Мало ли.

Вернувшись в кухню, он уронил себя в кресло, едва не расплескав содержимое стакана, и повертел конверт в руках. Пусто. Ничего.

– Анонимка, – тревожно повеселел синоптик.

Конверт он решил не вскрывать. Но заместителю позвонил.

– Это она? – заместитель нависал над журнальным столиком, сверля конверт взглядом.