Столбы. Сказка для себя

Столбы. Сказка для себя
Ксения Жигалина

Действие этой фантастической повести разворачивается на фоне и вокруг необычного астрономического явления, возникшего в обычном провинциальном городе. Герои – синоптик, заместитель главы городского совета, директор краеведческого музея и Дятел – пытаются разобраться и понять, что это такое, почему, как и зачем оно появилось в их городе. Это расследование неожиданно заставляет их другими глазами взглянуть на себя, на свою жизнь и на жизнь вообще.

Столбы

Сказка для себя

Ксения Жигалина

© Ксения Жигалина, 2021

ISBN 978-5-0053-9115-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

______

Облака стояли столбами уже третий день. Синоптик вышел из обсерватории, задумчиво вгляделся в небо, зачем-то сверился с наручными часами и вернулся обратно. Снова. Снова, как и год назад. В том году справились своими силами. Сначала зачем-то вызвали пожарных. Как дети, ну честное слово. Те, натурально, не достали. Полиция тоже ничем не помогла. Решено было задействовать вертолетчиков, стоящих лагерем недалеко от города.

Они ведь обещали уйти еще сколько… лет семь назад. Говорили, учения у них. Научатся и уйдут. Улетят. Дудки. То у них топливо закончилось, и надо выписывать аж из Москвы. То главный в запой ушел, а без него они, как дети малые. То два месяца ставили весь город на уши – колеса у вертолетов кто-то увел. Все до единого. Главные подозрения тогда надежно падали на кочегара центральной котельной. Репутация у него была что надо, подходящая. Но улик так и не нашли, как и колес. И кочегар остался на свободе. На радость местным незамужним дамам. Да и некоторым замужним. Колеса тоже решили выписать из Москвы. Чтобы уж тогда точно, наверняка тогда чтобы уж. Подходящие колеса нашлись ближе, в соседней области. Их решено было в рамках культурного обмена, приуроченного ко дню города, культурно обменять на памятник, недавно установленный на площади у железнодорожного вокзала. Зачем соседней области памятник Миклухо-Маклаю, осталось неясным. Но вертолетчикам решили пойти навстречу. Чтобы уже наверняка.

Только они снова не ушли. Не улетели. Нашелся опять какой-то повод. Железный. И, вроде, все было опять логично, не подкопаться. Но директор местного краеведческого музея затаил на них обиду. Он в установке этого памятника принимал самое деятельное участие. Язву нажил почти. А тут эти колеса. И зачем? Чтобы ушли вертолетчики? Улетели. Да кому до них есть дело?! Ясно кому! В общем, директор музея сам лично почти ничего против вертолетчиков не имел, но это вопиющее кощунство не забыл. Поэтому, когда год назад в небе над городом появились облачные столбы, он первым предложил натравить на них вертолетчиков. А потому что памятник – это вам не просто так. Это – Прекрасное! И язва. Почти. Так что на экстренном заседании городского совета он им всем и отомстил.

К вертолетчикам послали парламентера. Максима. Он, конечно, был еще зеленый и самостоятельно дел пока еще не вел. Но предыдущий парламентер мало того, что ушел на пенсию, но уже и умер. Максим честно штудировал его конспекты. Поэтому тут сбоев быть не должно было. Боевое крещение. Бой с вертолетчиками.

Максим тогда отправился в лагерь вертолетчиков прямо в понедельник. А уже во вторник перестал выходить на связь. Выключил телефон и был таков. Когда в дело вмешалась полиция, выяснилось, что Максим сам решил податься в вертолетчики. С детства, дескать, мечтал о винтах и небе. Их главный только руками развел – уж коли душа лежит у парня к этому делу, то как тут можно спорить, о чем вообще говорить? Правда, справедливости ради надо заметить, что свое первое, оно же и последнее, самостоятельное дело в качестве парламентера Максим все же довел до конца. Вертолетчики тогда подняли в небо свои вертолеты и разогнали эти низкие столбы. Быстро так. Минут десять.

Снова, видимо, придется привлекать вертолетчиков, думал синоптик, сидя за своим столом. Только как? Уже год в городе ни одного парламентера. Никто не хочет туда идти. Шутка ли? Один умер. Другой вообще вертолетчиком стал. Уж лучше б умер. Дошло до того, что родители стали своих недорослей пугать перспективами парламентерства. Дескать, не учишься? Не хочешь приличным человеком стать?! Куда после школы-то?! Только в парламентеры и возьмут!

Придется-таки ему, видимо, брать это на себя. Он уже и сам, уже второй день, чувствовал, что с головой все не так, как обычно. Когда занимался какими-то отвлеченными делами – еще ничего. Но когда смотрел или думал об этих столбах – голова тут же начинала болеть. Значит точно, городской совет решил это взвалить на него. Облака ведь. Синоптичья вотчина.

______

В дверь позвонили. Синоптик накинул цепочку на дверь и приоткрыл ее. В дверную щель сунулся нос и по полглаза по бокам. Директор музея попытался втиснуться весь, вслед за носом. Сразу не получилось. Поэтому он отстранился, поправил галстук и, прочистив горло, спокойно и с достоинством произнес:

– Доброе утро, Степан Палыч. Я к вам по делу.

Синоптик прикрыл дверь, снял цепочку и впустил раннего гостя. Директор оглядел улицу и закрыл за собой дверь, аккуратно и плотно.

– Доброе утро, Анфис Иванович.

Директор кивнул, заметив повязку на голове синоптика:

– Я вижу, вы уже в курсе. Тем лучше. Тем лучше, – директор музея явно собирался с мыслями. – Я к вам, Степан Палыч, вот по какому вопросу. Раз уж вы, так сказать, теперь… я хочу сказать, Максим-то наш того, уже у них… В общем, все равно вам туда надо. Никак нельзя же с ними связаться, только лично… Так вот, – директор вдруг взглянул прямо в глаза синоптику, приблизился в тесноте прихожей почти вплотную и приглушенным почти шепотом тревожно зашипел: – Поговорите с ними! Ну, что-нибудь сделайте! Пусть! Пусть они уйдут! Разгонят, как тогда, и уйдут! У меня же сын! Сын у меня! А Максим этот… Я год уже как в этом кошмаре живу! Они ведь общались. И я чувствую, что сын может… может… тоже… – директор музея, не выдержав накала страстей, резко отвернулся к двери и прижал пальцы к зажмуренным глазам. – Я пойду.

Так больше и не повернувшись, он поспешно выбежал из обсерватории.

Синоптик запер дверь и остался в полутемной прихожей. Надо же. До сих пор он лично с этим человеком не пересекался. А теперь вот. Ишь ты. Тут в дверь снова позвонили. Вернулся что ли? – мелькнуло подозрение в его ноющем мозгу. Он на всякий случай снова накинул цепочку на дверь и открыл.

Перед ним возник фрагмент торжественного серьезного лица заместителя главы городского совета, Глеба Полуактовича Покойного. Синоптик закрыл, снял цепочку и снова открыл. Заместитель неспеша, со значением перешагнул порог и тут же начал:

– Вы, я вижу, Степан Палыч, в курсе.

– Да, – нехотя признался синоптик, – отпираться бессмысленно.

– Вот именно, – подтвердил заместитель. – Вот именно. Тем более что, я видел, к вам Анфиска забегал?

Синоптик кивнул.

– Что он тут вам наговорить-то успел? – саркастически заломив брови, усмехнулся заместитель.

– Да ничего особенного, – синоптик потер тупо ноющий висок. – Просил поговорить с вертолетчиками. Беспокоится за сына.

– Сына! Пф, – презрительно перебил заместитель. – Нет у него никакого сына! – он понизил голос и выпучил глаза: – Нету! И не было никогда!

– Так ведь…

– Нет! И слышать ничего не хочу! Это ж надо… И тут этого сына приплел… – заместитель негодующе замолчал, но потом спохватился: – Вы у нас человек далекий от, э-э, этих кругов. Разумеется. Так вот запомните. Просто запомните, что я вам скажу: нет у него никакого сына. Все. Нету. И не было никогда. Все. Все. Так… – заместитель провел ладонью по прическе: – О чем бишь мы? Да! Идти вам надо, конечно, ночью. Ночью оно, знаете, с головой легче будет. Мы вам, разумеется, льготный рецепт обеспечили. Вот, – порывшись в портфеле, заместитель протянул синоптику небольшой розовый листок с кучей печатей. – Сегодня его отоварите… лучше в дежурке, и тогда уж и выходите. Лучше сегодня, – повторил заместитель.

Покончив с формальностями, он даже улыбнулся, прощаясь. Но уже на пороге вдруг повернулся и повторил строго:

– Нет и не было. Никогда!

Проводив заместителя, синоптик сел на пол, прислонившись больной головой к стене. Посидев немного, он встал, положил рецепт на обезболивающее на рабочий стол и вышел во внутренний двор. Перед ним в небе стояли три четких облачных столба. В том году было два, вспомнил он. А в этом три. И, конечно, обязательно найдется какая-нибудь свинья, которая поинтересуется у него: а почему? Вот почему тогда два, а теперь три? А он знает?! Он синоптик. Всего-навсего. Нет, ну надо же… Он заранее расстроился и ушел получать обезболивающее.

______

Аптекарша подозрительно уставилась на него поверх очков, выдержала испытующую паузу, цыкнула, мотнула головой и вернулась глазами к рецепту. Гос-споди… И этот туда же. Ведь было же время! Мужики были! Что надо были мужики! А сейчас?! Гос-споди… Обезболивающее им… И рецептик ведь достал! И печати, как назло, все и в правильном порядке. Это ж надо! Щегол!

– Это еще зачем?! – гневно сверкнув бессильным презрением, бросила аптекарша в синоптика.

– Надо… – тот как-то даже съежился, хотя уговаривал себя, что ничего стыдного в этом нет! Ну, подумаешь, обезболивающее! Так ведь и повод ого-го! – Мне к вертолетчикам сегодня.

– К каким вертолетчикам?! – аптекарша, судя по ее лицу, собиралась рецепт сожрать, а синоптика закатать в трехлитровку без стерилизации.

– Ну как… – промямлил взмокший синоптик, – за городом которые… к которым Максим в том году… ведь столбы! – шелестел синоптик уже почти беззвучно.

– Гос-споди! – аптекарша рухнула на крутящийся табурет у ног, но тут же, вскочив, приникла к стеклу почти носом: – К ним?! К самим к этим?! Гос-споди! Да как же это?! Сам?!

– Ну как сам… – замялся синоптик, приходя в себя. – Больше ведь некому.

– Ох, ты ж, Гос-споди… – аптекарша снова уже видела его в гробу в белых тапках, но теперь уже по другому поводу, ее подведенные черным только снизу глаза были полны такого страшного сочувствия, что синоптику вновь сделалось дурно.

– А рецепт поэтому и выдали, – пытался как-то утвердиться на этом все-таки свете синоптик.

– Кто? – зачем-то спросила аптекарша, как будто от этого что-то зависело.

– Ну дак Глеб Полуактович, – удивился синоптик. – Покойный.