Ловушка для музы. Сборник фантастической прозы

Блестящие не выплеснутыми слезами глаза уставились на гостью.

– К-кому – ей? – простучала зубами Лялька. – М-мыши?

– Вы, Леночка, главное, не волнуйтесь. Всё уладится. Паша у нас специалист по… таким вопросам.

Павел снял очки и вновь протянул их Ляльке. Его глаза вспыхнули, разрезая сумрак фарами встречной машины. Казалось, простому смертному не под силу вынести это сияние.

Судорожно вздохнув, девушка нацепила очки.

Хатира Керимовна с интересом озиралась, не замечая преображения спутника.

В тёплом свете обглоданная комната стала ещё неприглядней. Тень запищала, пятясь от обжигающего огня, скорчилась возле двери. И там, у всех на глазах, обернулась гигантской мышью… нет, какое там! Крысой размером с человека. Лоб крысы пересекала неровная белая полоса.

Онемев от ужаса, Лялька спряталась за спину Хатиры Керимовны.

– Только не надо маскарада! Здесь все свои! – предостерёг крысу директор «Гиппокрены».

Вздыбив загривок, тварь бросилась на незваных гостей. Сияние отшвырнуло её. Оглушённая, она замотала головой, и темнота поползла с неё хлопьями серого пепла. Словно стыдясь этого, крыса юркнула в кабинет. Лялька бросилась следом.

Крысы там не оказалось. Да и где бы она спряталась? Открывшуюся пустоту могло заполнить лишь воображение писателя. Тусклая люстра едва разгоняла сумрак. Сам писатель, исхудавший, в заскорузлой одежде, сидел возле заросшего паутиной окна. Пальцы Влада, как у пианиста, порхали по клавиатуре, извлекая слышимую только ему мелодию.

– Владечка… – сражённая видом любимого, Лялька начисто забыла о крысе. – Он… Он что, навсегда таким останется?

Хатира Керимовна пожала плечами.

– Он разве был другим? Мне казалось…

– Вам казалось? – Лялька дёрнулась, как от пощёчины. – И что же вам казалось? Вы ведь звонили ему! Не раз! И не два! Неужели по разговору было не понять, что с ним неладно?

– Он писатель, – ответил Павел и, видя недоумение девушки, снизошёл до объяснений. – Творческая натура. У таких часто что-то неладно. На каждый чих, знаете ли…

У Ляльки потемнело в глазах.

– Но он писал роман! Вам же, кроме романа, от него ничего не надо! Кто, как не вы, мог к нему музу подослать, а?!

Где-то на задворках сознания Лялька понимала, что нападки на «Гиппокрену» не обеспечат долгую и счастливую жизнь. Но ей стало всё равно. Если Влад повредился рассудком, зачем ей жить долго и счастливо?

– Я своим дочерям давно не указ, – мягко сказала назвавшаяся Хатирой Керимовной. – На то они и музы. Сами находят таланты, сами их лелеют. Я привечаю тех, кто своим упорством пробивается к источнику… К «Гиппокрене», образно говоря. Но к этому… случаю ни я, ни дочери отношения не имеем.

– А кто имеет? – дивясь своей наглости, спросила Лялька и скрестила руки на груди.

– Отцовская скука… или приступ великодушия, – пояснил тот, кто назвался Павлом Сиянским. – Услышал, как страждущий просит вдохновения… Взял да и выполнил желание.

– Сам Зевс? – не поверила Лялька. – Владино желание?

– Сам, – кивнула Мнемосина. – А кто ему запретит?

– А разве для этого… ну… вторая половина не нужна?

– Говорю же – скука! – Аполлон развёл руками. – И, начистоту… Создать музу с ограниченной специализацией – не Афину породить. Долго ли, умеючи.

Мать девяти муз нежно коснулась Лялькиного плеча.

– Музу, Леночка, привлекает талант. И чем он сильнее, тем больше вдохновения она дарит. Но ей… – Небожительница почему-то указала подбородком на Влада, – ещё многому предстоит научиться.

– Кому – ей? – тупо переспросила Лялька.

Пакостница-мышь в её сознании никак не ассоциировалась с музой.

И вдруг она увидела.

Вместо мерзкого грызуна из-за плеча Влада выглядывала тощенькая взъерошенная девчушка. Совсем ребёнок. Одеждой ей служила грива пепельно-серых волос, а украшением – белая, будто седая, неровная прядь в чёлке.

И не внушала больше девчушка ужаса. Ну вот ни капельки.

Влад не замечал её. Начни вокруг падать стены – в творческом угаре он бы даже не почесался.

Лялька, прикусив губу, сделала осторожный шаг. Больше всего на свете ей хотелось повиснуть на шее любимого, но нереальность происходящего завораживала.

– Вы посмотрите! – Аполлон указал на ноут. – Он же выключен!

– Он всего лишь хотел творить, – вздохнула Мнемосина. – И она дала ему эту возможность. Так, малышка?

Малышка сверкнула карими глазами. Но едва светоносный бог шагнул вперёд, сжалась и оскалила мелкие зубки.

Лялька медленно сняла очки и вернула их директору «Гиппокрены».

– Погодите… Позвольте мне…

Долго и внимательно разглядывала она ту, что испортила их с Владом жизнь. Ту, чьи невероятные фокусы едва не свели с ума. Ту, что выжила её из дома. Ту, что заставила Влада поверить в чудеса…

Вера в чудеса дорогого стоит, не так ли?

Приблизившись, девушка села возле юной музы. Кроха принюхалась, облизнулась розовым язычком и теснее прижалась к подопечному.

– Хочешь молока? – спросила Лялька, борясь с желанием погладить белёсую прядь. – С шоколадным печеньем?

ПРИБЛИЖЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

КЕНИДА – НОВИЗНА

…Вот же привязались, а! Родственнички, называется!..

Что, Аполлон, вытаращился? Думаешь, только ты озон чуешь? Велика важность – заглянуть под личину Павла Сиянского! Как ты, Лучезарный, раньше звался? Пабло дель Соль? Пауль Зонненшайн? О тебе, Мнемосина, вообще молчу. Думала, за арабскими именами спрячешься? Тебя даже эта, голубоглазая, раскусила…

Кстати, где печенье? А молоко? Смертная мне обещала!

Нет печенья? Шоколадного или вообще? Вообще? Да вы что, издеваетесь?!?