Брилонская вишня

Это конец… Мне точно конец… А если еще и поцарапаю…

Сглатываю. Пытаюсь ногтями отскоблить краску. Немного получается… Ну-ка, а если посильнее…

Дверь хлопает.

От неожиданности я чуть-чуть не роняю часы, но в последний момент успеваю спрятать их под кофту и прижать рукой.

– Ты все еще здесь?

Оборачиваюсь.

Комендант выглядит уставшим. Полузакрытые глаза, опущенные руки и медленное, тяжелое дыхание. Мундир слегка помят, а краешек кителя запачкан в пепле.

Киваю.

– Покрасийт?

Снова киваю.

– Все отмыйт?

– Да, товарищ комендант.

Он неприязненно морщится.

– Ну тогда пошла вон отсюда.

Бросаю взгляд на стол. Сглатываю. Прижимаю часы к телу посильнее и медленно, бочком протискиваюсь к выходу.

Покидаю здание.

Прислоняюсь к дереву и медленно выдыхаю.

Кажется, что в часах бьется маленький пульс. Или он бьется во мне?..

И что теперь делать? Я знаю что. Пойти в барак и попытаться отскоблить краску там. А потом… Зайти к коменданту в квартиру и незаметно ему подкинуть? Но как? Как я зайду к нему?

Интересно, он заметит пропажу? Наверное, нет… Он такой уставший вернулся. Вряд ли начнет выискивать и считать все свое имущество. Выглядел он так, словно вот-вот завалится спать, стоит ему только добраться до кровати.

А даже если заметит – разве помнит, куда и зачем их брал? Раз часы карманные, значит, он их носит с собой. Мало ли, где потерять мог. Я подброшу их возле его дома. Если сам комендант найдет – чудесно. Если кто-то другой – ему вернут. А даже если и не вернут, это будут уже их проблемы. Мои – краску отскоблить.

Марлин вчера распустила нас по баракам, едва зарумянилось небо, а Ведьма держит почти до самой темноты.

В баню бы сходить… Но мылась я позавчера. Так часто топить вряд ли станут… хоть и чистоплотные до мозга костей. А ведь тело все еще липкое, и волосы застывшими сосульками свисают.

Захожу в барак, взбираюсь на свою койку и замираю.

Ко мне тут же подсаживается Васька.

– Ты, – начинает она без всяких экивоков, – говорят, у коменданта сегодня была?

Киваю.

Васька щурится.

– И как? – улыбается она слишком уж ехидно.

– Ничего. Окна ему красила.

– Угу, – ухмыляется она. – Молодец.

Я вздыхаю. Мнусь и осторожно спрашиваю:

– Вась… Ты… Ты не поможешь мне?

– Чего такое?

Я колебаюсь и наконец вытягиваю из-под рубашки часы.

Васька аж чуть ли не зеленеет. Вздергивает брови, пучит глаза и протягивает:

– Да за какие такие заслуги комендант тебе с царского плеча… часы подарил?! Как говорится, даром только птички…

– Ничего он мне не дарил! Я сама их стащила.

– Ага, как Тоня винишко…

Все вдруг замолкают.

Тоня была упомянута зря.

И Васька это быстро понимает и захлопывает рот.

А мне неожиданно становится как-то слишком мерзко от Васьки, ее зависти и бездумных реплик. Я даже сжимаю губы от тошноты, беру часы и молча начинаю их царапать.

– Дура ты, Васька, однако, – вдруг подает голос женщина с мелко трясущейся головой. – Про ребенка такие вещи говоришь… Самой-то не стыдно?

– Ей тут часы не пойми за что дарят, а стыдно должно быть мне?! – мгновенно крысится Васька.

– А чего это мы такие смелые, однако? Ты же это… Поговорок у нас знаешь много? Ну так и про себя скажи, что по себе людей не судят. А еще такая есть: завидуй молча.

Васька психует, срывается и идет на свою койку.

А женщина подсаживается ко мне.

– Что с часами? – она заглядывает мне в руки.

Я морщусь и без лишних слов протягиваю их ей.