Сделка

– Мужа посадили: он избил прокурора!

– Боже… – сказал Лабби, обхватив её голову руками.

Он не думал ни о прокуроре и ни об её муже. Она расстроена, она в отчаянии, она плачет. Он поцеловал её в макушку, она говорила:

– Теперь зовут меня к нему. Разбираться будут, а его посадят!

– Ну что ты!

– Я говорю, как есть. Его посадят: он напал на прокурора! Весь Битенбург его и так жалел за разбойничество; я извлекала его из тюрьмы, да и он всякие байки сочинял: будто его родители инвалиды, хотя они умерли три года назад; будто я в положении…

– Правда?

– Господи, нет! Он специально вешал лапшу детективам на уши, чтобы те пожалели его, а он ограничивался только штрафами. Ну всё, его точно посадят – на года три как минимум…

Она замолкла и громко всхлипнула. Лабби потянул её лицо к себе, поцеловал и вытер ей щёки платком.

– Тише, тише. Если нужны деньги, я помогу.

– Да ладно… Всё равно уже подыскивала работу. Я справлюсь.

– Ну смотри. Если нужна будет помочь, позвони мне.

– Да вы и сами в помощи нуждаетесь.

Он фыркнул.

– Господи, четыре здоровых мужика – и все работают! Нет, мы сами неплохо справляемся, а вот за тебя я волнуюсь.

Она вздохнула.

– А ещё кредит у нас на машину, квартира съёмная…

– Помогу я тебе, по-мо-гу. Ясно?

Она сжала зубы и кивнула.

– Как бы это во всеобщий скандал не вылилось. Его могут, конечно, и оправдать… Не знаю, не знаю, что из этого выйдет!

Лили снова заплакала, на этот раз громче. Лабби так и не понял её последние слова, но ясно понимал одно: она расстроена и сама попала в беду. Ей нужна помощь, хотя бы поддержка. Он сильнее прижал её, и от этого протяжного воя встал в горле ком.

…Она успокоилась и после завтрака отправилась в полицейский участок. Лабби же её проводил, а сам отправился домой: время приближалось к половине второго, надо было помочь навести порядок в доме. Он на полпути остановился: «А братья? Что они скажут, если я ушёл без спроса? – Но тут же он поморщился и махнул рукой. – Без спроса? Я что, маленький мальчик? Мне двадцать четыре, какое разрешение?!»

Но всё же внутри его нарастала тревога, и ему стало совестно, что он хотя бы не предупредил их. Да и почему? Слушать язву Георга, поучения Артура и смотреть в вечно грустные глаза страдальца Рейнера? Он мотнул головой, откинув эту мысль.

***

Тем временем в доме ничего не происходило. Рейнер, встревоженный ночным звонком от брата, до самого утра не мог заснуть, а проснулся около восьми часов, когда почувствовал, как что-то ползёт по нему. Он поднял одеяло и увидел крысу. Маленький зверёк, почти точная копия того, что он убил в ванной, прыгал с одной ноги на другую. Когда же старший Бёргер раскинул одеяло, крыса так и замерла между ног, глядя на него чёрными бусинками. С яростным криком он отшвырнул её в сторону, и та скрылась под дырявым плинтусом. «Они выбираются, – думал он, – крысы выбираются уже из подвала… Надо их травить, пока не расплодились!»

Он отправился в ближайший ранний магазин бытовых приборов, но там яда не оказалось.

– И что теперь? – говорил он продавцу. – Надо же их как-то выгонять! Газ не хочу использовать: мы все задохнёмся – к тому же там продукты хранятся…

– Ну-с, заводите кота или собаку, других более-менее эффективных способов нет, – сказал продавец и рассмеялся.

Рейнер вышел из магазина и направился домой. «Ладно, – подумал он. – Сейчас лучше убрать продукты и сходить за подарком». Он купил духи. Мать обожала парфюмерию, и он никогда на это не жалел деньги – выбрал самый лучший и дорогой флакон, по совету консультанта, без резкого запаха. В магазине играло с утра радио, и ведущий сказал:

– Прогноз погоды на сегодня: ожидаются вечером аномальные осадки, дождь, а также похолодание на два градуса.

Рейнер вернулся домой, думая о том, какой может быть дождь в самом конце февраля. Да, снег растаял, температура в целом плюсовая, но всё-таки это странно…

Георг ещё не спустился, Артур и Лабби не появились, поэтому он отправился в подвал, чтобы перетащить на чердак продукты. Как только включился свет, сразу же послышался крысиный писк. Рейнер напрягся и постарался спуститься бесшумно, наступая на всю пятку, но деревянные ступеньки предательски скрипели. Он оказался в небольшом помещении, где вокруг стен стояли деревянные шкафчики с овощами и законсервированной едой в банках. Он обнаружил высыпанный картофель, разбитую банку и труп крысы в углу. За всё время осмотра также заметил пять крыс, но почти все убежали: только одной не повезло, и Рейнер прибил её лопатой. Затем он перетащил всё на прохладный чердак, где между досками виднелись крупные щели и внутрь проникал слабый солнечный свет вместе с ветром. Перетаскивание еды заняло около полутора часов.

Внезапно он почувствовал пульсирование в висках, и перед глазами заиграли блики, а солнечный свет, проникавший из штор, так и обжигал глаза. Рейнер растёр их до слёз и, прищурившись, подошёл к аптечке. Вместе со шприцом лежали несколько капсул с морфием. Вспоминая все манипуляции Артура, он обнажил вену (другая уже не болела, шишки прошли, но она была в синяках, как будто по неё били молотком) и сделал укол. Немного отпустило, но на бледном лбу вступила испарина, вздулись жилки. Рейнер потёр лоб и лёг на диван.

В этот момент спустился Георг. При виде брата он поднял бровь.

– Плохо?

– Угу…

Больше Георг не говорил и старался вести себя как можно тише. Рейнер лежал на диване с закрытыми глазами почти два часа, стараясь уснуть. Он понимал, что стоило рассказать и о Лабби, и о случае с Артуром, но язык его не слушался и свисал, словно безжизненный кусок мяса, при попытке произнести хотя бы одно слово. Боль в затылке и пульсирование отошли, но глаза так и резало от света. Он чувствовал уже острую боль сбоку и, спустя два часа безуспешной попытки заснуть, со стоном прикрыл голову подушкой.

Георг, который в это время намывал стоявший в дальнем углу сервис, подошёл к нему и тихо сказал:

– Как давно ты принимал морфий?

– Два часа назад.

– Давай ещё. Пока хуже не стало.

Рейнер поднял голову и нахмурился.

– Это много. Может, кока-колу?

– Нет, она эффективна только при лёгких головных болях.

Он вздохнул.

– Ладно, неси капсулу.

Рейнер решил не рисковать и использовал лишь половину капсулы. Боль потупилась, а на разум снизошла такая усталость, что больной, отложив шприц в сторону, тотчас же уснул…

***

Матиас всю ночь спал плохо: сначала у матери разболелся живот, и её тошнило; он помогал Джанет выносить вёдра. Затем, как только мать начала засыпать, за окном послышались пьяные голоса. В окно Матиас увидел множество людей в рабочих комбинезонах, которые распевали гимны на польском, русском и немецком языках. Он разобрал только «Варшавянку» и «Интернационал». Не стихали они до самого утра; встревоженные соседи вызывал полицию, те приезжали, увозили, но из двухэтажного здания за углом появлялись ещё и ещё, словно муравьи. Это продолжалось до раннего утра, и только тогда он заснул. Проснулся почти в обед. Джанет давным-давно стояла на ногах, мать обедала. Матиас обнял их и сказал:

– Мама, Джанет, меня сегодня целый день не будет. До глубокого вечера не ждите; может, и на ночь останусь у Бёргеров. У их матери день рождения, надо поздравить…