Осколки разбитой кружки

Аран удивленно нахмурился, но комментировать не стал, просто ответив:

– А это и есть мои последствия. Мне теперь смелости не хватает бросить все это дело. Учебу, работу. Потому что этого хотят родители. Я слабый человек. Мне теперь ни на что смелости не хватает.

– Это тебе-то смелости не хватает? – цинично усмехнулся Гард, вспомнив наконец про сигарету. – Ага. А то я не видел, как ты за Гоббинса в столовой заступился перед всеми, когда эти придурки… Или как ты методично врагов себе наживаешь среди профессоров. Я бы на твоем месте не осмелился.

– Это не смелость. Это глупость, – закатил он глаза.

– Как скажешь, – в явном несогласии с улыбкой ответил Гард, слегка сощуриваясь.

Аран внимательнее посмотрел на него. Он совсем не понимал Артура Гарда, балансирующего на грани унижающего высокомерия и человеческого сопереживания или простого любопытства. Каждый раз, когда усмешка или равнодушие исчезали с лица Гарда, в его глазах читалась легкая агрессия и противление к Арану.

– Можно тебя спросить кое о чем? – Аран задумчиво вглядывался в лицо сокурсника.

– Рискни.

Аран выждал несколько секунд и наконец спросил:

– Зачем ты себе мою ручку забрал? Когда я свои вещи уронил в коридоре.

На лице Гарда вновь обрисовались одновременно непонимание, неприязнь и надменность:

– Забрал я? Твою что, ручку? У тебя с головой непорядок, Рудберг?

Аран лишь закатил глаза и выдохнул:

– А, забудь.

– Если тебе ручка нужна, бери, какая понравится, – Гард с приподнятым подбородком вяло кивнул в сторону стеклянного шкафчика, в котором хранились канцелярские принадлежности. Аран открыл рот, чтобы съязвить в ответ, но тут раздался телефонный звонок, и Артур достал из кармана свой телефон:

– Да? Ну что? Я же сказал, что с Лейлой на свидании буду. Вернусь, когда вернусь.

Он снова отключил телефон и убрал его в карман пиджака.

– Ладно, – подытожил Аран, не желая злоупотреблять вынужденным гостеприимством или становиться для кого-то новой проблемой, – я пойду уже.

– Насколько я понял, тебе теперь некуда спешить, – иронично пошутил его сокурсник.

Аран не сдержался и раздражительно съязвил в ответ:

– Насколько я понял, ты – нарасхват.

Он все-таки сделал глоток горячего чая, тут же пожалев, что не выпил его раньше: приятный жар прокатился по его телу до желудка; и поднялся на ноги, собирая с соседнего стула свои мокрые вещи.

– Как хочешь, – зевнул Гард, тоже вставая на ноги. – Поехали.

– Я сам дойду, мы с братом здесь недалеко живем, – возразил Аран, однако Артур полностью проигнорировал его.

Уже несколько минут спустя он ждал у своей машины, когда Аран сядет в автомобиль. Дождь еще покрапывал, но улицы окончательно стихли. Не было даже машин, такси или припозднившихся прохожих. Аран объяснил, куда ехать, и некоторое время они оба молчали, глядя в лобовое стекло и думая каждый о своем. Уже подъезжая к знакомому району, Аран взялся за край своей новой рубашки и неуверенно произнес:

– Я не знаю, как их тебе…

– Это не мое. Я такое не ношу, – снова поднял подбородок Гард, будто его личные вкусы и стиль только что были задеты словами Арана. – Себе оставь.

Аран злобно сжал губы. Ну почему явная помощь в случае с Гардом кажется подачкой? Он не стал ничего говорить и даже не желал выражать каким-то образом свою благодарность. Но больше всего Арана злило то, что Гарду будто даже его признательность была не нужна.

– Почему ты мне помог? – серьезно спросил Аран, уставившись хмурым непонимающим взглядом в панель бардачка перед собой. Артур думал над ответом недолго:

– Для собственного удовольствия.

Это подтвердило ожидания Арана, и он цинично усмехнулся:

– М, понятно, чтобы заставить чувствовать меня твоим должником? Унизить так?

– Нет, Рудберг, не поэтому, – громче перебил его Гард, но почему-то в этот раз не злясь, – а потому, что не тебе одному совершать иногда человечные и благородные поступки. Я, может, тоже что-то могу сделать. Никогда не думал о таком варианте?

Арану стало стыдно. Он коротко посмотрел на Артура и тише сказал:

– Извини.

Однако спасибо он и из себя выдавить так и не смог. Они подъехали к дому Арана, и Гард, откинувшись на сиденье, повернул голову на бок, флегматично глядя на него:

– Рудберг, сделай одолжение, не попадайся больше мне на пути.

Уже позже Аран подумал, что таким горделивым способом Гард просил его больше не попадать в неприятности, чтобы больше не было поводов спасать его, и таким образом хотел проявить свою человечность, возможно, частично завидуя той, которую проявлял Аран. Но в тот момент Аран воспринял его слова буквально и как грубость и лишь кинул в ответ:

– Пошел ты.

И вышел из автомобиля, громко хлопнув дверью.

Несмотря на то, что Аран простоял под горячим душем целых полчаса, стараясь себя отогреть, и долго отпаивал себя горячим кофе, наутро он обнаружил себя с температурой и сопливым носом. Стоя по обыкновению у ворот университета и куря сигарету, он злился на собственную болезнь, потому что понимал, что в таком вот состоянии ему придется отучиться и отработать весь день сегодня и завтра, пока не настанут выходные.

Гоббинс подошел к нему, подозрительно разглядывая его еще за несколько метров:

– Привет, Аран. Ты чего, забо-олел что ли?

Аран громко чихнул и на мгновение закрыл глаза, чтобы унять давящую боль.

– Отвали, Нэти. Держись от меня подальше, если не хочешь вирус словить. И знай, что болеть я буду долго, как минимум полгода.

Нэт не обратил внимания на его остроты. Он был действительно обеспокоен.

– Что-то я не по-онял, ты же еще вче-ера нормально себя чуувствовал. Когда успел простыть? Но-очью что ли?

Аран устало вздохнул, не желая ни с кем разговаривать. У него разламывалась голова, было все стянуто в носу, и он жутко хотел спать. Поверх плеча Гоббинса он увидел идущего к университету Артура Гарда в обнимку с какой-то новой девушкой и двумя приятелями. Гард одарил его тем же долгим и безразличным взглядом и с тем же презрением отвернулся.

– В се-таки хорошо иногда, что в мире ничего не меняется, – задумчиво проговорил Аран. – Всегда в таком случае знаешь, чего ждать от завтрашнего дня и к чему готовиться. Ведь да, Нэти?

Все действительно осталось на своих местах. После разговора с родителями Аран лишь получил подтверждение всем своим опасениям, нашел ответ на вопрос о последствиях, но в целом ничего не изменилось. Артур Гард приписал себе благородство, о котором, судя по всему, не собирался никому рассказывать, но агрессивного отношения к Арану не поменял. Ожидая от самого себя, что он как минимум разочаруется и в себе, и в окружающих людях, и во всем мире, Аран скорее почувствовал облегчение: иногда хорошо, когда ничего не меняется.