Осколки разбитой кружки

– Восстал день восьмилетней давности. Те же лица, тот же тон, те же обвинения. В общем…

Аран вздохнул и постарался обобщенно описать свой визит к родителям.

– Я все испортил, – завершил он свой непродолжительный монолог. – Все.

– Не вини себя, – успокоила его девушка после недолгого раздумья. – Разумный человек должен осознавать все зависящие от него вещи и, самое главное, вещи, от него не зависящие. Ты сделал все, что мог, пришел попросить прощения. Понимаешь, Аран, всю важность этого поступка? Ты исправил свою ошибку. Но дело в том, что у каждого человека есть выбор. И не тебе судить, что выбрали твои родители. Это дело – в прошлом, все участники случая с кружкой сделали каждый свой выбор и поступили так, потому что посчитали это наиболее верным. И теперь тебе действительно нужно постараться все забыть. Займи себя чем-нибудь. Но только тем, что нравится тебе.

– Мне ничего не нравится.

– Так не бывает. Будь серьезнее. Подумай, чем бы тебе хотелось заняться? Из того, что доступно прямо сейчас. А то как скажешь: «Виндсерфинг!» или «Яхтенный спорт!».

Аран усмехнулся. И задумался. Первое, что пришло ему на ум после путешествий – которые пришли в ту же секунду, как он только задался этим вопросом – была музыка.

– Хм, а знаешь, есть одно. Я хочу разбираться в музыке. Хочу понять, что это вообще такое, какие стили бывают, какие исполнители, как инструменты называются. А то я все трубы – саксофоны там всякие и дудочки и что еще бывает – называю все просто трубами. Или твои друзья, музыканты: они, когда друг с другом говорят, это как иностранный язык для меня, а они друг друга понимают. Я тоже хочу говорить на их языке.

– О, Аран! – выпучила она глаза и по какой-то важной причине схватила его за предплечье. – Это же потрясающе! Я тебе столько всего расскажу! О! Придумала! Пошли со мной!

Она потащила его через весь зал в комнату для персонала рядом со сценой, на ходу бегло проговаривая:

– Я тебе не могу давать пластинки на дом, но ты можешь приходить сюда в любое время и слушать музыку тут. У нас, в нашем баре, самая богатейшая коллекция пластинок и дисков, а еще столько всего есть! И я уже не говорю про нас с Яном, мы тебе столько рассказать можем! А еще ребята приходят сюда, если ты будешь успевать до девяти вечера сюда заскакивать, то можешь им вопросы задавать про музыку! А еще ты можешь попробовать сыграть что-нибудь! А вдруг получится? А еще…!

Аран настороженно посматривал на нее сбоку, опасаясь ее внезапного энтузиазма и при этом пытаясь сдержать улыбку. Она провела его внутрь комнаты и включила свет:

– Ну вот, та-да!

Аран изумленно огляделся, чувствуя, что его рот невольно открывается. Небольшая комната была заставлена стеллажами с пластинками, дисками, фолиантами и книгами потоньше, несколькими проигрывателями пластинок, одним граммофоном с настоящей изогнутой в виде раковины трубой, музыкальным центром, а в углу стояли музыкальные инструменты ребят, которые они оставляли здесь на хранение.

– Ты шутишь? – ошеломленно выдавил из себя шокированный Аран, медленно поворачивая голову по периметру. – Я даже с чего начать не знаю…

– А мы тебе поможем! – с еще большим энтузиазмом, если это возможно, воскликнула Кристин. – А начать нужно с того, с чего начинали мы сами с Яном. Владелец бара просто помешан на музыке, он разбирается абсолютно во всех ее стилях и сам играет на нескольких инструментах. И он требует от нас, чтобы мы тоже знали основы. Для этого он в общем-то и организовал эту библиотеку. Вот, смотри, – она стянула с полки темно-красный фолиант с черными надписями на торце и бережно положила ее на стол. – Это полная энциклопедия музыки. Вся ее история, все ее яркие периоды и события, разные группы и отдельные, индивидуальные исполнители – все! Здесь ты получишь представление о музыке в целом. В других книгах можно уже искать по стилям. Прочел в этой книге стиль рок-н-ролл, лезешь потом вот сюда, – она вытащила еще одну энциклопедию с большими словами «Рок-Н-Ролл навсегда!», – и читаешь, что интересно. А потом идешь вот сюда, к дискам или пластинкам и смотришь раздел рок-н-ролла. Все просто. Кажется сложным, но все просто. А можешь начать с обратного. Ставишь себе первую попавшуюся пластинку, если нравится – читаешь про исполнителя и про его стиль. Ян так учился, поэтому он знает только то, что ему нравится. А если пластинка была для него так себе, он до книг так и не доходил, как правило.

Аран все еще был прикован к тому месту, к которому прирос на входе. Его голова шла кругом, но при этом все его нутро заполнялось новым чувством – предвкушением.

– Ну вот как-то так, – повернулась к нему лицом Кристин и развела руки в стороны. – Теперь можешь завязывать с барной стойкой и приходить сразу сюда и учиться музыке! Только делай музыку тише, когда будешь слушать ее, чтобы не перебивать ту, которая в зале играет. А вообще лучше прислушивайся как раз к той, которую я буду ставить. Мне кажется, тут где-то наушники были, но, по-моему, их кто-то стащил. Давно их не видела.

Аран уже не смотрел вокруг себя, он был прикован взглядом к девушке:

– Ты знаешь, какое ты удивительное создание?

– М, ты говорил уже, – она восприняла это как должное и кивнула.

Он улыбнулся шире, но потом добавил уже серьезнее:

– Правда, спасибо тебе. Я правда очень благодарен.

Она смотрела на него несколько секунд, чуть прищурившись, и пожала плечами:

– Ну, я ведь твой психолог. Диплом буду по тебе писать. Ты мой – первый сложный случай.

Аран рассмеялся:

– Годится.

– И знаешь, что еще? Я уже говорила это, кажется, но…, – она задумалась, подбирая слова и глядя куда-то вверх. – Тебе бы человека найти. С которым говорить можно. Я не имею в виду меня, твоего психолога, а друга. Понятно, конечно, что друзья по первому желанию или по заказу не появляются, но… ты ведь даже и не знакомишься ни с кем. Так они и не появятся.

– У меня есть друг, – особо не вдумываясь, возразил он. – Сим. Мы с ним…

– Ты про него говорил, – перебила она его. – Когда про кружку рассказывал.

– Да? Уже даже не помню.

– И что? Вы с ним говорите? О проблемах и переживаниях? О твоей семье?

Он затих и опустил голову, сжав губы.

– Нет.

– Ну вот. А я тебе толкую про такого…

– Но зато я говорю с Артуром Гардом, – опять не вдумываясь, ляпнул он.

– И кто такой Артур Гард?

– Кто такой…? Э-э, – теперь он задумался надолго. – Не знаю. Серьезно, я, оказывается, совсем его не знаю. Вообще-то мы с ним только раз говорили, в ту ночь, когда я от родителей ушел после неудачного разговора. Он увидел меня на улице и остановился.

– Хм, похоже, твой Артур Гард появился очень вовремя.

Аран скривился:

– Да не знаю. Правда. Он странный. То есть, я действительно это имею в виду: он странный.

– Странный говоришь? – Кристин принялась убирать книги на места. – Не хочется, конечно, напоминать кое-кому о странном желании увидеть меня при свете. Хотя, что это я, такое, должно быть, считается вполне нормальным.

Он рассмеялся:

– Разве психологу положено острить на тему нормальности пациента?

– Я объективна. А ты не задумывался, что, может, этому Артуру тоже одиноко как раз потому, что все его тоже, как и ты, считают странным? Может, ему тоже хочется говорить с людьми, а не с кем?

– Это его-то считают странным? Гард – самый последний, на кого косо посмотрят. Он наша местная звезда. Вообще, по-моему, его таким, каким видел я, больше никто не знает. Но я имел в виду, что иногда я понять не могу, мне кажется, что он меня просто ненавидит, но перебарывает себя, чтобы хотя бы здороваться. Хотя… он со мной даже и не здоровается. Да я и сам не знаю, ненавижу я его или нет ли… Но он точно меня выводит из себя своим высокомерием. И грубостью. И постоянным презрением. И…

– А я тебе про симпатии или ненависть ни слова не говорила. Всем нужны слабости. Знаешь, Аран, всем до единого на этой планете не хватает слов. Слишком мало стало настоящего общения. Люди теперь пользуются словами только ради облегчения своего существования: заказать пиццу, спросить дорогу или время и тому подобное. Серьезно, не сторонись своего ненавистного ангела-хранителя, ему наверняка тоже не с кем говорить. Если будет возможность – говори.

Аран теперь был серьезен. Он промолчал, но Кристин, похоже, и не ждала ответа.

– А сейчас пора домой спать! – подытожила она. – Завтра хоть и суббота, но она уже, между прочим, наступила!

Так у Аран впервые в жизни появилось «любимое занятие», если не брать в расчет футбол, которым он просто болел, будучи мальчишкой. Несколько раз в неделю он после работы появлялся в баре, но одиночеству с пивом за стойкой теперь он стал предпочитать компанию «хорошей музыки» в окружении раскрытых книг и разложенных по полу пластинок. В первые дни он лишь читал и прислушивался к музыке в зале. Время от времени в комнату заглядывала Кристин, чтобы кинуть отрывистое: «Это Энгельберт Хампердинг, «Тень твоей улыбки». Эстрада!» или «Фрэнк Синатра! «Когда мне было семнадцать»! Ух, обожаю его!» или что-нибудь подобное и снова скрывалась за дверью, будто ее и не было вовсе. А на день третий или четвертый ему стало настолько комфортно в этом музыкальном раю, где никогда до этого не бывал, что он стал с собой приносить бутерброды и лишь заказывать у Яна кофе. И, сидя или даже лежа прямо на полу, жуя бутерброды с кофе, он листал энциклопедии в поисках красочных картинок или интересных фотографий, слушал музыку часы напролет и чувствовал себя как дома. Даже лучше. Так он не чувствовал себя нигде.