Ты – мне, я – тебе

Шиллер с трудом сдерживал злость. Чтобы Сольвейг была одна на обложке «Голден Пипл»? Было слишком рано расхваливать достоинства «его» будущего фильма. Он направился в центр холла. Она там позировала перед главной композицией цветов.

Сольвейг была неувядаема. Место и дата ее рождения были изменены с самого начала ее карьеры. Ее биография? Там все было перепутано: народы и исторические события. Там были немцы, русские, англичане, Вторая мировая война, эмиграция. В двухлетнем возрасте она тайно приехала в США, но когда именно? В десять лет у нее появился «покровитель». Когда ей официально исполнилось шестнадцать лет, она снялась в своем первом фильме. В то время надо было сделать ее старше: человек, который «заботился» о ней, рисковал быть обвиненным вначале в педофилии, а потом в растлении несовершеннолетней.

– Я сниму вас вдвоем? – спросил официальный фотограф.

Шиллер обнял Сольвейг за талию – он рассчитал движение, чтобы подставить перед объективом свой красивый профиль.

– Надеюсь, для первой полосы, – сказал он. – Можете добавить к снимку слухи о нашей предстоящей свадьбе…

Фотограф сделал несколько снимков.

– Теперь пойдем, – сказал Шиллер Сольвейг. – Могу я предложить тебе бокал шампанского?

В это время служащий отеля принес ему записку.

– Господин Шиллер…

– Да?

– Это вам.

Он развернул бумажку. Там были всего две строчки, написанные рукой Элизабет: «Сожалею, но меня срочно вызвал отец. Передайте от меня привет Сольвейг и займитесь гостями. Объясните все Борову. Спасибо».

Он повел Сольвейг в салон, обнимая правой рукой ее талию. Гости перестали бродить по залу и выстроились в два ряда для почетного приема. Сольвейг приветствовала их символическими поцелуями, время от времени сдувая их с ладони, – «поцелуйчики», улетавшие, словно бабочки, как она однажды сказала одному репортеру. Шиллер был сбит с толку, почувствовав под черными кружевами и шелком нечто вроде каркаса, который должен был делать все такой же тонкой талию его кино дивы. Он бы охотно пощупал, чтобы узнать, есть ли и впрямь что-то между телом и тканью, но не посмел этого сделать.

– Миссис Кларк-Гаррисон счастлива и польщена твоим присутствием здесь. Увы, ей пришлось уйти: проблемы в семье.

– Семья? Это все извиняет, – сказала Сольвейг. – А вот у меня семьи нет. Зато намного меньше проблем, не так ли? Ну, так что насчет шампанского?

Шиллер взял бокал со стоявшего на столе подноса. По легенде, Сольвейг пила только минеральную воду, ела миндаль и сухофрукты. Каждое утро она принимала по кофейной ложке оливкового масла для питания кожи. Именно в этом она призналась в одной из статей, посвященной диете.

– После приема, как договорились, – заверил Шиллер, – мы отправимся ко мне, и я покажу тебе комнату Тимоти… спящего Тимоти. Моему сыну уже семь лет. Как же он красив! Я начинаю объяснять ему правила игры в американский футбол… К несчастью, у него конституция европейского типа, как у его матери. Он не такой мускулистый, как наши американские дети…

Сольвейг сделала вид, что это ей было интересно. Шиллер в настоящее время был ей очень нужен. Все, к чему он прикасался, превращалось в золото. Выйдя за него замуж, она могла бы сняться в трех фильмах за четыре года. Да, внешность позволяла ей сниматься в течение четырех лет. А потом должен наступить ужасный момент: появятся морщины, лицо потеряет приятную овальную форму. От страха у нее по телу побежали мурашки.

– Я захватила чемодан… самое необходимое, – сказала она. – Но мне хотелось бы сегодня развеяться.

Они прошли в двойной зал приемов. В отсутствие Элизабет Шиллер должен был заботиться обо всех гостях. Увидев в углу два кресла, он отвел туда Сольвейг.

– Подожди меня здесь секундочку.

– В одиночестве?

– Пару минут, сокровище мое.

Он увидел своего самого расторопного ассистента.

– Ступай посиди с Сольвейг. Живо. Поговори с ней…

Сольвейг только что уселась в одно из глубоких кресел. И сразу почувствовала себя очень неудобно. Нижний край сделанного на заказ в Японии корсета сдавил ей ягодицы в горизонтальном направлении. Словно экватор железным ободом сковал землю. Но надо было терпеть. Вытянув свои длинные ноги, она стала любоваться итальянскими туфлями. Переплетение полосок крепило подошвы и высокие тонкие каблуки. Перед ней вырос посланный Шиллером ассистент.

– Мадам, счастье оказаться рядом с вами заставляет меня терять голову.

– Держите ее, молодой человек. Вы очаровательны.

– Моя мать, говоря о вас, часто…

Это было ужасной ошибкой: он намекнул на принадлежность к другому поколению.

– Я этому рада, – сказала она. – Но куда же подевался Рудольф?

– Сейчас подойдет, мадам. Моя мать также говорит…

Чтобы она сдохла, эта мать, со своими воспоминаниями, которые так старили ее!

– Она рассказывала мне о фильме «Лунная соната»…

Гнев нарастал. Фильм «Лунная соната» был снят двадцать лет тому назад. Она добилась, чтобы этот фильм был вычеркнут из репертуара музея киноистории.

Растерявшись без Элизабет, Шиллер позвал на помощь другого своего ассистента по имени Дон.

– Ходи от группы к группе, спрашивай, не нужно ли чего-нибудь еще. Элизабет Кларк уехала по семейным делам. Извинись за нее. И не оставляй Сольвейг надолго с этим идиотом… Слушай, не ты ли пригласил сюда эту блондинку?

– Она очень фотогенична, – сказал Дон. – Восхитительный профиль, густые волосы, тонкий нос, длинные ресницы… Я подумал, что она будет вам интересна в роли наркоманки в «Потерпевших кораблекрушение». Простите за то, что перебиваю вас, но есть звонок по вашему сотовому телефону. Возьмите, там указан вызывающий вас абонент.

Шиллер воскликнул:

– Это из дома!

Он перезвонил домой. Ему ответил телохранитель Тимоти.

– Господин Шиллер?

– Да. В чем дело? Что случилось?

– Тимоти сегодня ночью плакал, сэр.

– Мой сын плакал?

– Да. Горничная сказала ему глупость.

– Что?

– Она ему сказала: «Уж лучше иметь мать в маленькой комнате, чем кучу игрушек в зале для игр. Тебе не хватает матери. Она бы приехала к тебе, но ей это запрещено…»

– Эту гадину надо вышвырнуть вон.

– Нет. Она сказала это не по злобе. Она говорит…