Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 1

– И что там было? – улыбается Золкин, – Мухи тучей кусали? Или еще что?

– Как сказать… – задумывается Велигонов, – Сначала снилась муть какая-то неразборчивая.

А потом будто провалился я куда-то вниз… И оказался в темном беспросветном помещении, не то в бункере, не то в подвале.

Непонятная такая комнатка, не все в ней видно… Я значит приглядываюсь, никого нет! Только замечаю сбоку что-то вроде старого замшелого саркофага.

И вот хожу я от стены к стене. Пытаюсь выход найти… А его нет! Куда не ткнешься – везде тупик! Сначала вроде проход видишь – чуть пройдешь, а он будто закрывается или исчезает, превращаясь в глухую стену, утопающую во мраке! Словно играет кто с тобой…

Так и маюсь, мечусь из угла в угол.

И тут раздается тяжелый противный скрип.

Я оборачиваюсь и вижу, что крышка гроба каменного отъезжает в сторону и там что-то шевелится…

Меня холодный пот прошибает… Щупаю что-нибудь на поясе, наган или нож и понимаю, что оружия никакого при мне нет! Конфуз полный!

Я отступаю назад, пытаюсь что-нибудь найти… А там в темноте что-то скребется и растет!

Я пытаюсь что-нибудь разглядеть, но ничего неясно. И тут из затхлой тьмы сырой, как из кокона, медленно, и словно танцуя, выползает что-то невиданное! Причудливый получеловек, полунасекомое, будто в сверкающих знатных одеждах, как мантии за спиной, или в переливающимся панцире, похожий на гигантскую саранчу…

Весь сверкает и проворно так зеленоватыми лапками перебирает, будто Силу набирает.

Я замираю на месте как каменный столп. Он ко мне лезет, ступает все ближе, врезаясь в пол конечностями, как отточенными ножами, и глазищи свои таращит огроменные, огнем феерическим горящие как у стрекозы… Я думаю, все, кончились мои дни! А это существо подкрадывается вплотную… и незаметно колет мне своей остро заточенной клешней как клинком прямо в сердце! И внимательно смотрит…

Потом будто яд в меня впускает, который с кровью смешивается. По мне как электрический разряд прокатывается! В голове все перемешивается, словно хмель бьет в разум, все стирается в сумеречный туман непроглядный. Я будто лечу куда-то, в какую-то завывающую живую бездну… И словно горю весь! Непонятным пламенем.

А оно подвигается ко мне еще ближе и говорит, будто поет:

– Теперь ты с нами! И будешь с нами всегда! Мы тебя ждем…

И словно усмехается… Вспыхивает глазюками форсеточно-огненными и исчезает во тьме!

Вот такая история! Никогда такого не снилось и не представлялось. Наваждение какое-то….

– Пил много накануне? – ерничает Золкин, – Не перебрал, Коля? Я бывает, тещиного самогона накидаюсь, так еще не таких драконов вижу! Там такие кикиморы скачут перед глазами, что на трезвую голову и не вообразишь! А тут насекомое подземное понимаешь… Просто смешно, детские забавы!

– А то Вы меня не знаете! – чуть обиженно восклицает Велигонов, – Кто у нас вообще в батальоне пьет? Спирт в медсанбате у Веры понюхают, вот и вся максимальная пьянка!

– Интересное происшествие, – загадочно улыбается Иевлева, – хоть и не наяву! Похоже на древние легенды и эпосы… Чтобы это все значило?

– Попробуй разбери эту галиматью, – вздыхает Велигонов, – привидится же такое! Но все так реалистично было, как-то ярче и глубже, чем сейчас в действительности. Словно там была настоящая жизнь, и боль, и кровь… Все натурально! До сих пор мурашки по телу… Эх, чего только в человеке не происходит!

– Мы на много чего можем, потенциал у нас большой, нераскрытый, особенно в фантазиях и снах, – качает головой Золкин, – там вообще все что угодно может быть… Любая нелепица и абсурд. Причем очень толково и убедительно, в самых ярких красках. Не отличишь! А по сути – привлекательный надутый шарик, пустышка… Игра воображения и чехарда мыслей, вылившихся в красочные формы!

А ты что там строчишь, Вера? Никак Колькин сон записываешь? Для стенгазеты! Забавное будет чтиво… народ встряхнуть!

– Спасибо Федор Михайлович, как говорится, – театрально чуть кланяется Велигонов, – на добром слове! Вот и доверяй вам секреты…

– А ты не дуйся, беглец ты наш дорогой… – смеется Золкин, – Уж сильно ты нервный стал в последнее время! Шучу я… Так над чем ты там трудишься, товарищ фельдшер?

– Письмо пишу маме пишу, в Инзу, открыткой хочу отправить… В стихах получается! Сама удивляюсь… Я же говорю, что-то начинает происходить с нами со всеми!

– В стихах? – удивляется Велигонов, – ну ты даешь! Так ты у нас еще и поэтесса? А чего раньше молчала? Почитала бы хоть что-нибудь… Интересно же!

– Да я толком не сочиняла ничего серьезно! Так в школе было чуть-чуть… Сумбурно все, до настоящих стихов далеко. Бывало строчки выскакивали, когда тоска нахлынет. А потом все как обычно…

– Не прибедняйся! – поддерживает Золкин, – Дело не в форме, а в силе и искренности! Когда все от сердца и души идет – такое народ понимает, верит этому и прославляет в веках! А ты врать не умеешь! Так что пиши, и про нас не забудь! Сотвори поэму про славные деяния 65-го железнодорожного батальона! Опиши наш непростой боевой путь!

– Да-да… Напиши про наши ратные подвиги, – предлагает Велигонов, – как завалы разбираем, рельсы кладем, мешки таскаем… Просто героический эпос! Достойный внимания потомков!

– Ну, Колька, ты у меня договоришься на пару суток ареста! – грозит Золкин, – что же эта за напасть такая сегодня? Весь как ужаленный скачешь, точно твоя муха тебя укусила, и не одна!

– Она нас всех покусала, муха инертности и сна, – с мрачной иронией произносит Велигонов, – и пора бы уже всем пробудиться!

– А это что? – неожиданно спрашивает Иевлева, указывая на движущееся облако пыли на привокзальной улочке, – К нам что ли кто-то летит? На всех парах?

– Похоже… – всматривается Велигонов, – Видимо что-то изменится, бог Марс услышал мои молитвы! И мы выступаем на передовую!

– Как же! – хмуро ворчит Золкин, – надейся… И вообще никаких богов нет и не было никогда! Все это больное воображение человека. Химеры, порожденные воспаленным и слабым рассудком! Марксизм-ленинизм наконец-то развеял всю эту чушь мракобесия… светом научного прогресса! И Новый мир будет честный, свободный и разумный! Без всякого там… А ведь и точно к нам несется, конек-горбунок!

Мчащаяся пыльная туча оформляется в резвого мотоциклиста, который лихо петляя между тюками и стоящими грузовиками, выруливает прямо на платформу. Аккуратно проезжает вперед, резко останавливается, и снимая защитные очки, осматривается…

Потом замечая компанию Золкина, быстро глушит мотор, спешивается с железного коня, и направляется к комбату.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – козыряя, вытягивается посыльный, – Разрешите обратиться?

– Обращайтесь, – поднимается с ящиков Золкин, застегивая гимнастерку, и одевая фуражку, – летишь быстрее молнии в наше сонное царство…

– Младший лейтенант Шарутенко из штаба фронта! Передаю Вам новый приказ, – посыльный протягивает пакет, – ознакомьтесь! И не медлите… Скоро будет большая передислокация войск.

– Понятно. Благодарю! – кивает Золкин.

– Разрешите идти?

– Разрешаю… Может чайку с дорожки, лейтенант? – предлагает Золкин, – Или водицы холодной? А то весь в пыли, видно умаялся…

– Спасибо, товарищ капитан! Чай не буду, итак жарища стоит невыносимая, да и времени нет. Мне еще до Еникале гнать, успеть надо… А вот от воды не откажусь!

– Пейте, – Иевлева наливает в кружку воды из рядом стоящей фляги, – почти как из колодца! Студеная…

– Благодарствую! – улыбается младший лейтенант, беря кружку из рук Веры, – Какие красавицы у вас в батальоне служат, – подмигивает посыльный, – нам бы таких! Была бы не служба, а праздник! Посмотришь – и сердце радуется…

– У каждого рода войск свои сокровища! – замечает Велигонов, – У нас вот, медики!

– Повезло… – мечтательно произносит младший лейтенант, – Ради таких врачей, я бы к вам перевелся, и сразу бы заболел, лег бы в лазарет… Ладно, поскакал я дальше, спасибо товарищи! Может еще свидимся!

– Бывай, лейтенант! – тепло улыбается Золкин, – На войне все может быть…