Заговор жрецов

– Что это меняет, Роман Исидорович? Срочности требуют обстоятельства вам уже известные. Еще день, другой и главные силы армии генерала Ноги окажутся у нас под носом! Если мы не удержим Порт-Артур с суши, зачем нам тогда эскадра?

Возразить Стесселю Кондратенко не мог. Он тоже понимал, что сухопутная оборона Порт-Артура становится главной и ее надо усиливать. Однако и эскадра способна была сковывать японский флот и не давать ему возможности вести успешные атаки крепости с моря.

– Хорошо. Я согласен с вами, Анатолий Михайлович. Только у меня есть одно предложение.

У Стесселя отлегло от души. Кондратенко был самым авторитетным командиром в крепости, и не учитывать его мнение было нельзя.

– Я предлагаю разоружение кораблей начать с второстепенных и стоящих на ремонте, – продолжил Кондратенко.

Стессель слегка задумался. Потом махнул рукой.

– Пусть будет по-вашему, Роман Исидорович, – сказал он. – Если честно, мне тоже неприятно это делать. Но им там, – он указал вверх, – видней… Кстати, я сегодня телеграфировал наместнику, что Порт-Артур к осаде не готов. И без поддержки долго крепость не устоит.

Кондратенко промолчал. Он уже знал, что между наместником и Куропаткиным по поводу судьбы Порт-Артура произошла ссора. Наместник потребовал от Куропаткина наступать на юг на выручку Порт-Артура. Куропаткин же считал, что этого не следует делать, так как из Кореи во фланг русским войскам двигалась японская армия под командованием генерала Куроки. А между Ляодуном и Кореей у Дагушаня высаживалась еще одна японская армия.

Приказ наместника наступать на юг Куропаткин, на одном из совещаний командиров, назвал стратегической авантюрой.

Вскоре оба обратились к императору с просьбой рассудить их. В ответ из Петербурга на имя наместника пришел приказ: «Куропаткину продвинуться на юг малыми силами на 15—20 километров».

Скрепя сердце Куропаткин отдал приказ двигаться частью сил на юг…

2

К концу дня 25 мая Стесселю доложили, что основные силы 2-й японской армии прошли и заняли высоты перед Киньчжоуской долиной.

По данным разведки там сосредоточилось около трех дивизий сухопутных войск и одна артиллерийская бригада.

На вопрос Стесселя, сколько это будет по численности, начальник штаба полковник Хвостов сказал:

– Примерно около 35 тысяч солдат и не менее 120 орудий…

– А у нас что там?

Хвостов развернул на столе карту Цзиньчжоуской боевой позиции. С минуту изучал ее, потом проговорил:

– По сравнению с японцами не густо, Анатолий Михайлович… Наполовину меньше.

О том, что не густо, Стессель знал и сам. Укрепленная позиция на перешейке Квантунского полуострова состояла из невысоких холмов, снижающихся своими скатами к заливу Хунуэза, и оборонялась полком полковника Третьякова с 15 орудиями и 10 пулеметами.

Две линии сплошных траншей с ходами сообщения, блиндажи и несколько редутов, оборудованных для круговой обороны, огражденных колючей проволокой в четыре, а местами в пять кольев, – это все, что успели сделать к моменту подхода японцев.

– Та-а-а-к… – задумчиво протянул Стессель и поморщился, словно у него заныли зубы. – И все это обрушится на полк Третьякова…

– Анатолий Михайлович, в районе Киньжау у нас находится 4-я Восточносибирская стрелковая дивизия генерала Фока… Это еще 14 тысяч человек… – подсказал Хвостов.

– Фока трогать нельзя, – прервал Хвостова Стессель. – У него другая задача.

В это время в кабинет вошел офицер связи и подал Стесселю телеграфный бланк.

– Что это? – настороженно спросил Стессель.

– Только что приняли сообщение от полковника Третьякова… Еще одна японская дивизия заняла позицию во втором эшелоне японской армии.

Стессель перевел взгляд на Хвостова.

– Это что же получается?..

– Получается мрачноватая картина, Анатолий Михайлович, – произнес тот. – Японцы теперь превосходят нас на этом участке в артиллерии не меньше чем в восемь раза, а в пехоте раз в десять…

…Утром следующего дня, когда Стессель еще был в постели, раздался телефонный звонок.

Стессель взял трубку. Дежурный офицер связи доложил, что на линии полковник Хвостов.

В трубке сразу же раздался взволнованный голос начальника штаба.

– Анатолий Михайлович, я прошу прощения за столь ранний звонок…

– Ну, говорите же, черт вас возьми! Что случилось?

– Японцы перед рассветом без артподготовки пошли в атаку на Цзиньчжоускую позицию…

Стессель стиснул зубы, чтобы не застонать от бессильной ярости. Он откинулся на подушку, не выпуская из рук трубку, которая, как показалось ему, жгла ладонь.

– Докладывайте мне постоянно обо всем, что там происходит, – с трудом выдавил он из себя.

– Хорошо, Анатолий Михайлович. Буду докладывать.

Стессель положил трубку на аппарат и еще долго лежал, прикрыв глаза. В голове роилось множество мыслей, но ни одной утешительной. Он уже знал – полк Третьякова не удержится на позициях, даже если генерал Фок и окажет ему помощь.

В штаб Стессель приехал в 10 утра. Хвостов уже дожидался его.

– Что нового? – на ходу спросил Стессель.

– Первая атака японцев отбита, Анатолий Михайлович, – доложил Хвостов. – Хорошо поработали артиллеристы. Пока затишье…

– Затишье, друг мой, бывает всегда перед бурей, – усмехнулся в ответ Стессель.

Он прошел в свой кабинет и, не снимая шинели, тяжело опустился в кресло, которое стояло рядом с рабочим столом.

К этому времени Стессель уже немного успокоился. Долго решал, как поступить: сначала докладывать Алексееву или Куропаткину о бое за Цзиньчжоускую позицию. Наконец, решил повременить с докладом до полного выяснения ситуации.

Несколько раз порывался зайти к начальнику штаба и справиться об обстановке в районе боя, но усилием воли заставлял себя сидеть в кресле, чтобы не показаться нетерпеливым.

Около 11 часов Хвостов сам вошел в кабинет Стесселя.

– Есть новости, Анатолий Михайлович, – доложил он. – В Киньчжоуском заливе появились японские канонерские лодки и ведут сосредоточенный огонь совместно с японской армейской артиллерией по батареям полка Третьякова. Полковники батареи на огонь противника не отвечают…

– Почему?