Битва за ясли господни

– И не только созерцает и завидует! – словно возражая императрице, заметил Николай Павлович. – Она еще и наполняется злобой против меня! Но почему? Если бы ни Россия, революции и бунты в сорок восьмом и сорок девятом годах превратили бы половину Европы в пепел!.. Ну ничего!.. Они уже не раз поплатились за это. Поплатятся и еще! Ибо берут на себя великий грех!

Александра Федоровна согласно кивнула головой.

– Да… да… Я помню, – сказала она, – как австрийский фельдмаршал Кабога валялся в ногах у нашего генерала Паскевича, моля его спасти Австрию от венгерской революции…

– А император Франц Иосиф, при всех целовал мне руку, – добавил Николай Павлович с горькой усмешкой. Немного помолчал и продолжил: – Короткая же у них память… И это не мудрено. Старая шлюха Европа всегда была себе на уме. И попомни мои слова: все наши беды замышлялись, замышляются и будут замышляться в Европе! И кто об этом забудет – горе тому!

Эти слова Николай Павлович произнес настолько прискорбно, что у Александры Федоровны даже екнуло что-то под сердцем.

Ей вдруг показалось, что перед ней уже не тот Николай I, перед которым пресмыкалась Европа в страхе и ужасе от обрушившихся на нее революций и переворотов. А совсем другой, истерзанный мучительными сомнениями и обидами, человек.

Она радовалась за него, когда в 1826 году Николай I предложил чопорной Англии заключить договор о совместных действиях против Султаната, дабы заставить ее признать независимость православной Греции и Лондон поспешно согласился. Дал свое согласие и Париж. Теперь же все они готовы были выступить против России и ее законных требований.

«…Значит, что-то произошло, что-то случилось… – подумала она с тревогой. – А впрочем, чему удивляться: сатана и святых искушает».

– …Единственная держава в Европе, на которую я еще могу как-то положиться, – продолжил свою мысль Николай Павлович, – это Австрия… Возможно Пруссия. Но прусакам я не верю. Ты уж не обижайся на меня…

Александра Федоровна была хорошо осведомлена графом Нессельроде о планах Николая I по отношению к Австрии и Пруссии. Одно время Николай Павлович даже вынашивал мысль о передачи Австрии польского города Кракова, а чтобы укрепить трон Габебургов, Николай I послал за Карпаты 100-тысячную русскую армию для подавления восстаний в Венгрии и Ломбардии – владениях Австрийской империи.

…Ужинали они вместе. Затем Александра Федоровна удалилась в свои покои и до полуночи, стоя на коленях, молилась перед святыми образами, вымаливая у Всевышнего милости божьей и благословения для супруга в его помыслах во имя спасения веры христианской. Она верила – велико имя Господне на земле и потому полагала, что он не оставит их в делах божьих.

…Утро следующего дня выдалось на редкость солнечным. В девятом часу Николай I вернулся с прогулки. Выглядел он посвежевшим и был в хорошем расположении духа.

В девять часов в столовую подали кофе. Этот распорядок был заведен Николаем I давно и неукоснительно соблюдался.

Александра Федоровна с утра оделась по-дорожному, чтобы своим видом показать супругу готовность возвращаться в Петербург.

Николай Павлович это заметил и улыбнулся.

– Ты знаешь, за что я тебя люблю?

– За что? – спросила императрица.

– За то, что ты всегда умела показать свою покорность.

– Для женщины это необходимо, – ответила Александра Федоровна. – Это для вас покорность связана с честолюбием… А для нас – это оружие против вас. Так что ты решил? – вдруг спросила она.

Николай Павлович сделал глоток кофе из чашки, поставил ее на стол и только после этого ответил:

– По приезду в Петербург я немедленно отправлю князя Меньшикова в Константинополь. Если он не убедит султана изменить свое решение в отношении ключей от Вифлеемского храма, я заставлю его это сделать иным путем…

2

Решение Николая I направить в Константинополь князя Александра Сергеевича Меньшикова чрезвычайным послом для ведения переговоров с турецким правительством было не случайным.

Князь Меньшиков, правнук светлейшего князя Ижорского, одного из сподвижников Петра Великого, в свои 65 лет был человеком известным не только в России и в Европе, но и в Турции.

В первой турецкой кампании он командовал отрядом отдельного кавказского корпуса, овладел крепостью Анапа, затем брал Варну. Был начальником главного морского штаба, а когда в Финляндии началась смута, Николай I назначил туда князя Меньшикова генерал-губернатором.

…На второй день по возвращению в Петербург Николай I вызвал к себе графа Нессельроде и поручил ему пригласить в Петербург князя Меньшикова, а министру иностранных дел графу Титову снабдить Меньшикова всеми необходимыми документами и подготовить его поездку в Константинополь в качестве посла с чрезвычайными полномочиями.

Граф Нессельроде внимательно выслушал государя и, когда тот закончил говорить, спросил:

– Ваше величество, простите, но меня интересует, каким временем мы располагаем для подготовки этой поездки?

Николай I на мгновение задумался.

– Не больше трех недель, – ответил он. – И еще, убедительно прошу вас, Карл Васильевич, забыть о своей неприязни к князю Меньшикову хотя бы на это время…

– Ваше величество!.. Помилуйте!.. – воскликнул граф Нессельроде и театрально взмахнул руками.

– Я все знаю, Карл Васильевич! – прервал его государь. – И прошу помнить, что я вам сказал. Спрос будет не только с князя Меньшикова, но и с вас вместе с министром Титовым. Все. Я вас больше не задерживаю.

Граф Нессельроде сделал низкий поклон и бесшумно, словно тень, вышел из кабинета Николая I.

…С министром иностранных дел графом Титовым Нессельроде встретился в этот же день на казенной квартире, которая располагалась на Васильевском острове.

Граф Титов ни сколько не был удивлен, когда услышал от Нессельроде волю государя.

– Все шло к тому, – спокойно и даже, как показалось Нессельроде, равнодушно ответил граф Титов. – Наши походы против засилья турками интересующих Россию территорий ровным счетом ничего не дали. Кроме бесчисленных жертв.

Нессельроде в ответ иронически усмехнулся.

– Я бы так не сказал, – возразил он. – Во-первых, вы, дорогой граф, забываете, что в результате этих, как вы выразились походов и бесчисленных жертв, Россия приобрела твердую границу с турками в Европе по Пруту и Нижнему Дунаю. Во-вторых, дунайские княжества получили свободу богослужения и независимое управление от султана. В-третьих, в Азии мы отодвинули свои границы к югу, получили торговый город Ахалцык и крепость Ахалкалахи. И наконец, в-четвертых, Сербия вернула себе шесть округов, ранее принадлежащих туркам. Все это стоило понесенных жертв, – заключил Нессельроде и выжидающе посмотрел на слегка смутившегося графа Титова, который почувствовал, что разговор с канцлером пошел не по тому руслу и даже мог стать небезопасным для него.

– Да… да… Вы правы, Карл Васильевич, – согласился поспешно граф Титов с видом человека, который глубоко осознал свою ошибку. – Государь иначе поступить и не мог. Отодвинуть турок с южных границ было заветным желанием и прародительницы его величества Екатерины. К этому же стремился и Великий Петр, – граф Титов сделал глубокомысленную паузу, затем продолжил: – Воля государя для нас – закон. К тому же, все, что случается, – не по нашему хотению, а по божьему изволению. И я тот час же приступлю к делу.

Титов подумал, что все вопросы уже обговорены и можно откланяться, однако Нессельроде не торопился его отпускать. Это было видно по всей его угрюмой фигуре.

– Карл Васильевич, вы что-то еще хотели мне сказать? – спросил Титов, заметив тень раздумья на лице канцлера.

– Да… – ответил тот и бесцельно поправил круглые очки в золотой оправе. – Надо полагать, поездка в Константинополь нашего чрезвычайного посла не останется без внимания европейских держав.

– Конечно, не останется! – живо согласился граф Титов. – И в первую очередь со стороны Парижа и Лондона. И если англичане пока ведут себя сдержанно, французы только и ищут повод для ссоры с нами…

– Этот повод у них уже есть… – задумчиво произнес граф Нессельроде.

– Карл Васильевич, видит бог, но они сами идут на обострение, – словно возражая Нессельроде, заметил граф Титов. – Насколько мне известно, архиепископ парижский Сибур открыто проповедует за священную войну с Россией, призывая сокрушить ересь! Надо полагать, он имеет в виду греко-русскую православную церковь!..

Нессельроде грустно качнул головой.

– Нелегко придется нашему князю Меньшикову, – сказал он. Подумал и добавил: – Как бы и нам с вами головы не сносить…

Последние слова канцлера, казалось, не произвели на графа Титова никакого впечатления.

– На все божья воля, – ответил он. – Человек ходит, а бог водит…

– Это верно, – согласился Нессельроде. – Однако на господа-бога надейся, а сам не плошай… Ну что ж… Я полагаю, мы все обсудили?