– Перед смертью человек словно голый, – поддержал я парня, – с него вся шелуха слетает.
Наступила неловкая тишина. Мужчине нелегко признаваться в слабости, но признание своей слабости делает нас сильнее.
– Помогла комсоргу молитва? – прервал я затянувшуюся паузу.
– Она нам всем помогла. Когда бой был в самом разгаре и до немцев оставалось метров восемьсот, начало твориться непонятное. Над нашими головами, в строну фашистов, оставляя за собой огненные шлейфы, полетели странные снаряды. Мы от удивления просто онемели. А у немцев творился настоящий ад. Горела даже земля.
Когда всё закончилось, нам даже не пришлось идти в контратаку. Перед нами было обугленное поле, усеянное сожжённой техникой и трупами вражеских солдат. Страшное дело.
– Небось, «катюши» поработали? – усмехнулся я.
– Тогда я об этом ещё не знал. А когда мы двинулись дальше, то километров через пять увидел я это чудо. Гвардейские миномёты называется. Командир дивизиона, пожилой капитан с перевязанной головой, доложил нашему майору, что в машинах нет топлива и последние снаряды были истрачены на поддержку нашего соединения.
– Дорогой ты мой человек! – расцеловал капитана майор. – Да если бы не вы… Эх! – махнул он рукой.
– Мы бы хотели присоединиться к вам, – слегка поморщился гвардейский капитан, – помогите с топливом.
– Нет топлива, – виновато пожал плечами наш командир.
– Тогда я обязан уничтожить установки. Хочу, чтобы вы были свидетелями, что иного выхода у меня нет, – вытянулся капитан.
– Всё так серьёзно? – спросил майор.
– Техника сверхсекретная и в случае опасности подлежит уничтожению.
– Ну что ж, уничтожай.
А нас к «катюшам» так и не подпустили. Но оружие, я тебе скажу, сила! С таким воевать можно. Жаль, что те пришлось взорвать, мы бы с ними…
Рассказ Лоскутникова был прерван появившейся медсестрой Танечкой.
– А вы, полуночники, почему не спите? – строгим шёпотом произнесла она. – Немедленно спать! Дождётесь у меня, что я товарищу Лыкову пожалуюсь.
– Какая же вы, Танечка, красивая, когда сердитесь, – подкинул леща Паша. – Смотрел бы и смотрел на вас.
– Не подлизывайтесь, ранбольной. – Таня подоткнула спавшее с Пашки одеяло и, погрозив пальчиком, вышла из палаты.
– Эх! – вздохнул парень, провожая её взглядом.
– Спать?
– Спать! А то военврач здесь зверь.
И скрипнув на прощание кроватными пружинами, мы замолчали, думая каждый о своём.
Глава 7.
ЛЕТО СОРОК ПЕРВОГО НА ЮГО-ЗАПАДНОМ
Мою руку и плечо всё-таки закатали в гипс. На следующее утро военврач второго ранга Лыков посмотрел на меня, покачал головой и приказал:
– Этому герою гипс, а то он у нас до майских праздников отдыхать будет.
И вот мы с Лоскутниковым Пашкой стали оба леворукими. Павел как местный сторожил был в авторитете. Ещё больше авторитета придавало ему то, что попал он в госпиталь в начале января в самый разгар контрнаступления под Москвой, уже имел две медали «За отвагу». Самая крутая солдатская награда того времени. Не надо говорить, каково было в сорок первом году, во время всеобщего отступления, бардака и неразберихи заработать такую награду. Наградами в ту пору не баловали. Это было то же самое, что получить звезду Героя во второй половине войны.
После обеда в госпиталь приехал командир нашей бригады, чтобы лично вручить Орден Красной Звезды и запоздавшую егозинскую «Отвагу».
– Выздоравливай, Близнюк, ждём тебя в бригаде, – пожал он мне левую руку и тихонько сунул под одеяло флягу спирта.
После него пожаловали Серёга с Мыколой. На танкистских комбезах сияли такие же, как у меня, ордена. Николай, словно не веря в происходящее, то и дело косил глазом на орден и застенчиво улыбался.
– А вы какими судьбами? – удивился я.
– Да мы тут неподалёку, на переформировании, – во весь рот улыбался механик. – Командира нам дали, а вот от заряжающего пока отказываемся, ждём тебя. Так что давай тут не залёживайся.
– Как новый командир?
– Молодой, совсем пацан после училища. Кретову он не замена.
– Научится.
Мы помолчали.
– Эх, – вздохнул Сергей. – Кружки-то у тебя хоть есть? Сашку, командира нашего, помянем. Да и ордена обмыть полагается.
Я пожал плечами и скосил глаза на Павла.
– Обход закончился. Я сейчас Танюшку позову, – сел он на кровати.
– А она?…
– Всё в порядке.
Уж не знаю, что он там ей говорил и почему он вообще ей это мог говорить? Но через несколько минут пришла медсестра Татьяна и, выражая степень крайнего неудовольствия, поставила на тумбочку три медицинские мензурки.
– Только недолго, – строго посмотрела она на танкистов. – Это у нас категорически запрещено.
– Давай с нами, сестричка. – Серёга ловким движением фокусника извлёк из-под комбинезона бутылку французского коньяка. – Помянем нашего командира Героя Советского Союза Кретова Сашу.
Готовые было сорваться слова отказа при последних словах Сергея так и остались на губах. Девушка стала серьёзной и взяла протянутую ей мензурку с коньяком.
– Из старых запасов, – пояснил Серёга и, встрепенувшись, посмотрел на радиста: – Э, боец, а где сыр, колбаса, шоколад?
Выпили не чокаясь. Помолчали и налили по второй.
– Хороший был человек, пусть ему земля будет пухом, – сказал я.
– Ой, мальчики, я побегу, – всплеснула руками зарумянившаяся девушка. – Смотрите у меня здесь, – погрозила она пальчиком и упорхнула.