Зима приходит в октябре

– Замолчи! Я всё делал для тебя, для нашего комфорта. Ты поменяла тепло, уют, спокойствие на него!

– Да! Потому что это то, что мне надо! Мне не нужен ты. Твои деньги. Твоя любовь и забота. Не нужны. Ты мне не нужен, – кричала Полина. – И знаешь, что? Он не первый, с кем я тебе изменила! Удавись!

Но больше она ничего сказать не успела. Сначала Тимур хотел просто расставить руки пошире, чтобы всё же вздохнуть. Грудь продолжала выталкивать поступающий воздух раньше времени. Но вместо этого левая рука наотмашь поразила Полину внешней стороной кисти прямо по щеке. Раздался шлепок. А затем глухой стук и недовольное мычание дёрнувшегося Ярослава.

Полина лежала на черно-белой плитке туалета, с трусами на коленях и приподнятым платьем, с огромными от удивления глазами. Она потрогала щёку, не веря в то, что только что произошло. Ярослав попытался приподняться, но Тимур подошёл и стукнул его ещё раз, и тот осел. Зато теперь наступила тишина. И как-то вдруг сразу отпустило. Мужчина смог нормально вздохнуть.

– Да, ты потрясающая. Ты великолепная. С тобой все обычные моменты жизни превращаются в фейерверк, всё вокруг искрится! И твои глаза: они раздевают до самой души. Ты способна видеть меня совершенно голым. Это одновременно восхищает и пугает. Я не могу обуздать такую невероятную энергию. Она меня топит. Ты неконтролируема. Ты дикая. Хочется и спрятаться от тебя, и убежать, и раствориться, и поглотить, Полин. Но меня не хватает. Прошу. Оглянись – это всё, что я делаю, я делаю для тебя и нашего будущего. Будущих детей. Ты их не хочешь, я знаю, но ведь когда-то мы придём к этому. Поэтому прошу: ответь на мои попытки исправить нашу жизнь.

Тимур хотел присесть и коснуться Полины. Но та отползла от его порыва подальше.

– Не смей. Не трогай меня, тварь.

Он сам не ожидал от себя того, что произошло, стоя посреди укрытого в броню кафеля и плитки помещения. Тимур оглядывал тех, с кем недавно играл в одной пьесе, желая продолжить вечер с удовольствием, а видел поверженные пороки. И от этого накатила тошнота. Нет. Он не мог быть таким. Он никак не мог ударить женщину, свою жену. Так сильно избить другого, потеряв над собой контроль. Зажав рот, Тимур выбежал из туалета в коридор, виляя по его изгибам. На пути ему встречались взволнованные люди, но он несся мимо них, вытаращив глаза.

Залетев в гримёрку, Тимур захлопнул дверь с такой силой, что она отскочила от косяка и вновь приоткрылась. Он же взял сумку с пола, скинул в неё одним махом все лежащие на столе вещи, накинул пальто и выбежал вон. За ближайшим поворотом располагался запасной выход. Тимур с разбега влетел в дверь, вынеся её, и припустился в ночь, укрываемый редким осеним снегопадом, посыпавшим землю крупными хлопьями снежинок.

Осенняя погода добивала своим характером: позавчерашний дождь, оставшийся на улице лужами, застыл в ледяной корке на деревьях, карнизах и, что самое важное, на асфальте; морозец, сковавший воздух, при каждом вдохе пробирался в самые бронхи, выходя обратно густым облачком; снег медленно опускался на не до конца опавшую листву, создавая впечатление, что его время пока не наступило. Приходилось постоянно бороться с катком под ногами, каким-то чудом удерживая равновесие в самых неожиданных позах. Ещё и руки мёрзли, а в карманах им места не находилось – слишком незаменимыми они оказались в процессе эквилибристики на ночном катке.

Тимур шёл бесцельно. Он не знал, куда направляется. Домой? Скорее всего полиция там будет ждать в первую очередь. К кому-нибудь из друзей? Тимур не имел привычки беспокоить людей так поздно. На вокзал? В аэропорт? Но куда и зачем?

Время приближалось к полуночи, и вокруг ярко светилась ночная подсветка города. Её никогда не жалели, дабы подчеркнуть архитектурное богатство и соседствующую рядом нескончаемую рекламу. Экраны меняли кадр за кадром, выплёскивая свою яркость на асфальт, ворохи листьев, заснувшие офисы. В витринах уже мигали гирлянды, хотя до нового года оставалось почти два месяца. Автомобильный поток редел и редел. Город постепенно засыпал, оставляя в своём трафике только самых поздних и выносливых из жителей.

Перед взором менялись улицы и улочки, переулки с их барами и громкими криками, проспекты, бульвары и парковые зоны. А в голове сохранялся вакуум. Никакие чувства и эмоции не могли расшевелить мыслительный процесс, запустить ретроспективу. И хотя нутро у Тимура жгло так, что пришлось ослабить шарф, черепная коробка впала в анабиоз.

Ноги сами привели к лавочке у края парка. Её доски обожгли накопившимся за несколько дней холодом. Но это наконец дало импульс. Мысли понемногу двигались, перед глазами появились картинки произошедшего в туалете. Жуткие кадры. Непохожие на описание жизни Тимура. Никогда, ни при каких обстоятельствах они не должны были родиться. Однако, он непроизвольно вспоминал отдельные фрагменты: опухающее лицо Ярослава, белый порошок в воздухе, разлетающиеся капли крови, окроплённые ими стены, злость в глаза Полины, её положение на полу. «Господи, прости меня.»

Чтобы как-то разгрузиться, Тимур решил перенаправить конвейер воспоминаний. Сидя в прохладе на лавке в одиночестве, ему вдруг вспомнилась лавка в Европе на берегу Атлантического океана. Сильный ветер, действительно мешавший общаться друг с другом, влажный воздух, шум накатывающих волн, лёгкая прохлада. Тогда они сидели вдвоём, и им не требовалось больше никого рядом. Они ни в чём не нуждались. Так в чём же дело?

На ум приходили только приятные воспоминания: утренние дурачества, будто ему не чуть-чуть за сорок, а едва стукнуло двадцать; завтраки в постель; невероятный секс, разбудивший Тимура после нескольких лет спячки; приятные ожидания друг друга; совместные путешествия; просмотры кино; репетиции пьес. Это всё сложилось аккуратной стопочкой на полке, заслонив то плохое, что конечно же, тоже имело место. Вздохнув, Тимур полез вглубь полки. Истерики в самом начале отношений, когда юное тело страдало от ломки по запрещённым веществам; постоянные перепады настроения; непредсказуемость и хаос, принесённый Полиной в жизнь; многое другое за последнее время. А теперь ещё и сцена в туалете.

«Что она там мне выкрикнула? Спала не только с Ярославом? Что ж… Сейчас мне кажется, что и такое возможно. Но за что? Чего ей не хватало? Причина в её эмоциональной ненасытности или в моей угасающей жажде приключений? Мне всегда казалось, что мы дополняем друг друга, а на поверке выходит, что различия в нас раскалывают и без того неимоверные усилия.

Друзья всё твердили, что ничем хорошим это не закончится. А, судя по всему, это лишь начало.

И у меня столько приятных воспоминаний! В разы больше, чем плохих. Но что с того? Их количество не играет теперь никакой роли.»

Мысли пошли совсем в другое русло. Теперь вспоминались вообще все ужасные моменты прошлого, от чего пробудилось давно забытое желание загасить их доброй порцией алкоголя. А ведь завязать оказалось действительно трудной задачей. И до конца с ней Тимур так и не справился. Ему припомнились и неудачи на прослушиваниях, и момент потери родителей, и собственная авария, отправившая его надолго в положение лёжа. И каждый раз он выбирался, находил силы встать. Но теперь… Вероломное предательство, малодушие и даже жестокость Полины и Ярослава что-то надломили внутри человека. Мужчина сидел, понурый, смакуя случайные моменты жизни, и тихонько плакал, шепча:

– Господи. Помоги мне. Да, я не самый праведный из твоих рабов, но я ведь старался. И в молодости, и сейчас. Ты послал мне столько испытаний, а я всё ещё тут. Живой. И сумел вернуть себе всё, что потерял, и ты мне вернул сторицей. Господи, но с этим испытанием мне не совладать. Поэтому прошу. Помоги. Я не хочу вновь падать в пучину, захлебываться алкоголем и теряться в пространстве, забывая прошедшие дни. Ты же знаешь, в этот раз я не смогу противостоять искушению…

Ты послал мне Полину. То ли, как испытание, то ли, как истинную жену. Но правда – я не вытяну. Она так глубоко засела в моём сердце. Появившись в самый подходящий момент. Я захлёбываюсь её энергией. Жизнь кажется совершенно иной. Но её слишком много, а мне не обуздать Полину… Скажи, ты решил посмотреть, как я унижаюсь? Как я уничтожаю сам себя? Зачем тебе это? Ты же знаешь, Господи, что я стараюсь. И старался всегда быть человеком, жить по совести.

Я прошу, помоги мне пройти это с высоко поднятой головой. Понимаю, что уже наделал дел, но должен же существовать путь, чтобы спастись. Не верится мне, что ты хочешь моего падения.

А ответа не следовало. Небеса молчали. Вместо него жужжал город, закладывая уши.

«Почему мне никто не звонит?»

Этот неожиданный и простой вопрос вернул в настоящее. Действительно, после такого жесточайшего общения с Ярославом телефон Тимура ещё не надрывался от звонков коллег. Он всегда отключал телефон за час до выступления, включая в гримёрке, чтобы не отвлекаться на раздражители в виде сообщений и новостных лент. В этот раз про телефон позабылось.

– Помоги мне… Помоги.

Но на его причитания никто не ответил. Небо молча склонилось над городом.

Тимур полез в сумку, чтобы включить телефон. Быть может Полина всё же звонила. Не для продолжения ссоры. Извиниться. И он попросит прощения. Как же Тимуру стыдно за несдержанность. Она же могла ещё позвонить ради мира? Могла? Но рука наткнулась не на телефон, а на предмет неправильной формы. Прохлада поверхности покалывала, и Антон, щупая её, никак не мог определить, что же лежит в сумке. Схватившись за выступ, он вытащил предмет на свет.

Конечно. Муляж пистолета мог лежать среди прочих вещей на столе. Но Тимур точно помнил, что выбросил его на сцене. Так как он оказался в гримёрной? Тимур поднял голову к небу. В уголках глаз в свете фонаря сверкнули круглые капли.

– Я понял. Всё предельно ясно. Преступление и следующее за ним наказание… Суд, порицание. Расплата. Забвение.

Мужчина покрутил муляж в руке. И вдруг грустно улыбнулся:

– Но сначала шутка.

Встав, он более уверенной и быстрой походкой отправился обратно. К судьбе. Полиция уже должно быть там. Значит у него будет только один шанс напугать Ярослава и Полину, ощутить их страх и своё превосходство. Пусть встанут на колени перед ним. И Тимур будет доволен.

Спрятав пистолет за пояс, Тимур перебегал пешеходные переходы на красный свет, благо улицы практически опустели. Даже в центре. Он возвращался на автопилоте, полностью доверяя себе. И вернулся обратно даже быстрее, чем добирался до лавочки.

У лестницы в театр уже стояли две полицейские машины и карета скорой помощи. Один полицейский из ночного наряда сидел в машине и дремал, кто-то стоял на самой последней ступеньке на фоне светящегося входа в театр. И больше не души. Под ложечкой заныло. Нервное напряжение вновь вернулось, стараясь замедлить ноги. Дыхание перехватило. Тимур шёл прямо в руки правосудия. Муляж холодил поясницу, повышая градус напряжения.

Внезапно из темноты вынырнула рука и крепко схватила Тимура за рукав. Тот отпрянул, ойкнув, но неизвестный держал его крепко. На звук обратил внимание человек у входа:

– Всё в порядке?

– Тимур, это я. Илья, – прошептал низенький человек из ночи.

– Как же ты напугал.

Тимур дёрнул рукав и всё же высвободился, выудив Илью из тени на свет.

– Извини. Я только хотел предупредить тебя – не ходи. Там уже все на месте. Твоё лицо печатается в ориентировки. Наделал ты дел.

– И что мне остаётся? Не идти и убежать? Как ты представляешь это? Видишь лицо? Оно висит практически в каждом городе на рекламных плакатах. Я не скроюсь. Попытка только отсрочит неизбежное.

– Может всё-таки попытаться?

– Нет! Я уже решил.

– Эй! С вами всё хорошо?

– Да, да. Иду.

Не обращая внимания на Илью, Тимур стал подниматься по лестнице. И краем глаза увидел такое, что заставило его обернуться: тень Ильи приняла какую-то странную форму: будто бы на асфальт проецировались крылья и хвост… Но ничего подобного. Такую игру теней создал облетевший куст. Илья просто растворился в темноте, а Тимур добрался до полицейского наверху.

– Вам помочь? – протянул тот, сладко зевая.

Его опухшее лицо и красные глаза говорили о том, что служитель закона не особо желал приезжать сюда, и ему больше понравилось бы дремать в кабинете.