Отмель

На мне потрепанные кожаные ботинки, мятый свитер и драные штаны. Я всегда так выгляжу до десяти утра. Могу себе позволить, будучи на пятом месяце беременности. Когда ждешь ребенка, целых девять месяцев разрешается жить в свое удовольствие. Удивительно, что комплексы, связанные с внешностью, мелькают в голове даже сейчас, несмотря на хаос, царящий в доме соседей.

Джорджия остается дома, но подсматривает за мной из окна; я чувствую на себе ее неотрывный взгляд, когда спускаюсь с крыльца и иду по дорожке, ведущей к воротам Ариэллы. Я просто обязана убедиться в том, что ей ничего не угрожает. Моей соседке, клиентке, подруге. В горле застревает ком, когда я вижу женщину, которая стоит у входа, скрестив руки на груди: натянутое выражение лица, строго зачесанные назад волосы. Детектив в штатском? Мужчина в защитном костюме криминалиста протягивает ей полицейскую ленту, чтобы опечатать дом. Из скорой выскакивают санитары, толкая перед собой тележки с медицинским оборудованием. И тут я понимаю: о чем бы ни хотела поведать мне Ариэлла, кто-то явно позаботился, чтобы я ничего не узнала.

Три месяца назад

Приглашение в дом Ариэллы и Матео приходит на следующий день после того, как мы поговорили и она при помощи записки рассказала мне о своих проблемах. Перспектива посетить ее тюрьму и весь вечер делать вид, будто я наслаждаюсь ужином и не догадываюсь, насколько уязвима Ариэлла, вызывает у меня страшную головную боль, которая длится весь день и никак не отступит. Ведь я даже не уверена, что соседке угрожает опасность. Я не знаю ровным счетом ничего. И еще не успела позвонить Джеку, а Чарльз – последний человек, которого я стала бы просить о помощи.

Во-первых, как мне теперь общаться с Ариэллой? Обмениваться записками, как в старших классах? Надо бы обратиться в полицию, но, что бы ни происходило за закрытыми дверями наших соседей, наверняка Матео хватит ресурсов, чтобы сохранить тайну. Да и как отреагируют копы? И что я вообще им скажу? Мол, соседка оставила мне записку, в которой просит о помощи?

Если позвать Ариэллу на прогулку вдоль реки, Матео заподозрит, что его жена хочет поговорить наедине. Возможно, если мы с ней будем часто встречаться, а Матео узнает нас получше, рано или поздно телохранитель перестанет таскаться за нами по пятам, и я наконец смогу докопаться до истины.

Чарльз в восторге, что нас пригласили на ужин. За последнее время они с Матео успели несколько раз созвониться и даже пару раз пересечься в городе. Это меня беспокоит. О чем они разговаривали, где проводили время, были ли с ними стриптизерши? Чарльз, как обычно, скрытничает и говорит, что это не мое дело. Вот почему я никогда не рассчитываю на его поддержку.

Впрочем, мы оба хороши. У каждого из нас свои секреты.

Куп прыгает по нашей кровати в пижаме с узором из самолетиков, а Кики снимает себя на смартфон, сидя на полу рядом с моей шкатулкой для драгоценностей.

– Итак, ребята, сегодня мы будем примерять украшения моей мамы. Вы ведь тоже этим балуетесь? – Она говорит с легким американским акцентом и склоняется к микрофону, как заправский видеоблогер.

Чарльз надел вечерний костюм и теперь, разговаривая по телефону с клиентом, выбирает галстук. Очень уж ему хочется произвести впечатление на Матео. Никогда не видела, чтобы муж так пекся о своей внешности. Раньше, когда Чарльз только вернулся со службы в первой зарубежной кампании, он казался мне красивым. Нас свел общий друг, сказав, что мне полезно познакомиться с солдатом, настоящим мужчиной, которого не заботят деньги. Думаю, так говорят только для того, чтобы подстраховаться, отвадить жадных до денег пиявок. Хотя я ходила на свидания и с пафосными богачами, прежде чем в моей жизни появился Чарльз. К слову, имя никогда ему не шло. Лучше бы его назвали Гасом или Бреттом. Чарльз звучит слишком царственно, слишком напыщенно.

Сейчас, когда муж обрызгивает одеколоном мускулистую шею, я не вижу в нем красавчика. Передо мной незнакомец, который изредка заглядывает к нам, чтобы поужинать и заснуть раньше меня. Он больше не мой муж. Он моя обязанность. Мужчина, которого я, по мнению общества, «обязана» иметь, которого «обязана» осчастливить и брак с которым «обязана» сохранить, будь я хоть трижды несчастна. Я пытаюсь вставить в мочку уха сережку и, промахнувшись, морщусь от боли.

– Слезай с кровати, – говорю я Купу. Сын готовится прыгнуть на меня, но я качаю головой: – Не вздумай.

Его плечики трясутся от смеха, и он все-таки прыгает, повисая у меня на шее. Я целую его светлые кудри.

– Иди к Джорджии. Попроси ее почитать тебе книжку.

– Когда вернешься?

Я снова чмокаю его в макушку.

– Когда ты уже будешь спать, дружок.

– Поцелуй меня, пока я сплю, – требует сын.

– Всегда так делаю.

– Эта тиара очаровательна, – говорит сидящая на полу Кики. Надетая набекрень корона съезжает ей на глаза, и я прошу дочь прекратить съемку. Затем наклоняюсь и целую ее в лоб.

– Помни: нельзя выкладывать ролик в Сеть, – шепчу я.

Она подмигивает и улыбается:

– Само собой.

Сейчас

Джорджия закончила уборку. Кухня наполняется запахом кофе: домработница готовит его специально для меня, чтобы помочь успокоить нервы. Я беру кружку и делаю долгий глоток, закрыв глаза. Джорджия перечисляет возможные варианты развития событий, но все они звучат смехотворно, например: «К ним просто влезли в дом», «Обычное ограбление, ничего страшного» и «Уверена, миссис Ариэлла в полном порядке». Потом накрывает своей пухлой ладошкой мою руку. Но это явно не похоже на ограбление. Судя по суете вокруг соседского дома, всё гораздо серьезнее. Думаю, Ариэлла ранена, а то и мертва. Нет, говорю себе я, качая головой. Я ни в чем не виновата.

– Они скоро придут, – бормочу я в кружку. – Полицейские. Придут и начнут задавать вопросы. Будут выпытывать, что мы видели.

По коридору эхом разносятся шаги, и в кухню врывается Чарльз с портфелем в руке. В складках между бровями блестит пот. Я издаю нервный смешок, сама не зная почему. Может, потому, что взгляд мужа кажется чужим и несколько пугающим. Глаза его превратились в круглые черные дыры, словно он под кайфом, только все еще хуже: Чарльза трясет. От страха. Чего же он боится?

– Надо уезжать. Прямо сейчас.

– Чарльз, по-моему, с Ариэллой что-то случилось…

– Послушай меня, Эмма. – Он с громким стуком роняет портфель на пол и хватает меня за плечи, обжигая раскаленными ладонями. Его пальцы впиваются мне в кожу, изо рта веет кислым запахом. Вот тут я пугаюсь всерьез. Чарльз никогда не схватил бы меня так грубо в присутствии Джорджии. Он хочет, чтобы все считали его любящим, заботливым мужем. Хотя, на мой взгляд, он жесткий и холодный, как кусок бетона. – Заберем детей из школы. Возьми с собой только сумочку и ключи. Надо валить отсюда как можно скорее.

Живот сводит спазм. Не понимаю, к чему такая спешка, но, боюсь, это как-то связано с Ариэллой.

– Зачем? Ты ведешь себя нелепо.

Он не отвечает. Мой муж буквально соткан из секретов. Мне вторит Джорджия:

– Зачем, мистер Дрей, зачем?

Он резко поворачивается к ней и тычет пальцем в ее удивленное лицо:

– Никому не говори, что мы уехали, слышишь? Никому, Джорджия.

– Но…

– Нет! Никаких, мать твою, «но»! – Он разворачивается ко мне: – Быстрее, Эмма. Собирайся.

Он рвет и мечет, как никогда прежде. А я вдруг понимаю, что мне сейчас ни за что не вспомнить, где лежат сумочка и ключи. И застываю как вкопанная, заливаясь слезами, словно ребенок, которому не справиться без мамы. Когда Чарльз берет портфель и направляется к выходу, Джорджия в истерике хватает его за руку. Почему нельзя никому о нас говорить? Мы уезжаем из-за Ариэллы? Муж роняет портфель и нагибается его поднять, а я чувствую, что меня сейчас вырвет. Вдруг я права? Таких совпадений не бывает. Сначала переполох у соседей, а теперь вот это. Случилось нечто важное, и вдруг Чарльз как-то в этом замешан?

– Не знаю я, не знаю, где моя сумочка, – лепечу я, снова уставившись в чашку кофе. – Это из-за Ариэллы? Что с ней?

Чарльз в бешенстве носится по дому, пытаясь найти сумочку. Я слышу его шаги то в одной комнате, то в другой. Он хватает какие-то вещи, а я жмусь к Джорджии. Она что-то бормочет по-испански, по пухлым щекам текут слезы. Почему ей нельзя никому о нас говорить? Сумочка висит на спинке кухонного стула, и я упираюсь в нее невидящим взглядом. Ну да, мы почему-то в опасности, но время просто замирает. Я вижу сумочку и знаю, что надо ее взять, но не могу пошевелиться. Рядом раздается фырканье. Клубы пара от горячего кофейника медленно поднимаются к потолку, и мой взгляд цепляется за это чувственное движение. Чарльз возвращается и перекидывает ремень моей сумочки через плечо. В руках у него плюшевый мишка Кики, одеяло Купера и рюкзак, который я раньше не видела. Муж хватает меня за запястье, резко выводя из оцепенения, и говорит, что нам пора.

– Садись в машину.

Три месяца назад

В холле и на этажах пятизвездочных отелей распыляют спрей с характерным запахом, и точно такой же аромат стоит в доме наших соседей. Богатый и землистый, навевающий воспоминания о каникулах в Европе. Я предполагаю, что стол будет либо сервирован в стиле упаднической роскоши (тарелки с золотым ободком, искусственные бриллианты), либо украшен душистыми белыми цветами с непристойно раскрывающимися лепестками. Иными словами, нас ждет либо кричащий блеск Матео, либо приземленность Ариэллы.

Нет ни того, ни другого. Все строгое, белое, стерильное и голое. Еда, приготовленная домашним шеф-поваром и поданная бессловесными официантами, выглядит под стать интерьеру: гребешок на белой шапке мусса, украшенный серебристым листом цикория. Кругом белизна, сплошь белизна и пустота. Мне от этого неуютно. Я смотрю, как Матео подцепляет гребешок ложкой и всасывает целиком, после чего вытирает скользкие губы салфеткой. Мой лежит на тарелке в форме идеально круглой монеты, но я не могу его съесть. По крайней мере, пока. Я отпиваю газированной воды и думаю о записке.

– Чем занимаешься, Эмма? – спрашивает Матео с набитым ртом. – Кроме того, что мелькаешь на страницах светской хроники, конечно.

Это шутка, но в ней слышится намек.

– Она коуч по здоровому образу жизни, – говорит Чарльз.

– Я коуч по здоровому образу жизни. – И могу сама за себя ответить, кретин.