Осторожно, двери открываются

И так она украдкой, как списывая контрольную по физике, наспех забивая телефон в мессенджер, пишет обычное, простое, механическое. Озлобленное:

"Я не передумала. Завтра встретимся на Тверской"

Приятное.

Для Юры.

Авто свернуло во двор, а чья-то входная дверь с тяжестью открылась. На пол в прихожей небрежно был скинут рюкзак. Юра вздохнул и, не включая свет, прошёл по мрачному коридору вглубь квартиры. Можно теперь отдохнуть. Осталось из головы убрать сообщение директора.

"Стрельников, ты получаешь ещё один штраф и последнее предупреждение. Следующий отгул и увольняю".

На кухне загорелся свет, спускаясь на пол из-под абажура старой советской люстры. Через два оборота вокруг своей оси в вечернем мраке располагалась единственная маленькая комната. Уютный жилой угол. У окна стол заброшен бумагами, карандашами, линейками и красками. Бесконечная инсталляция "Хлам", где в её недрах запрятаны чертежи и портреты.

Скрипнуло окно. Курьер опустился на стул, закрыв усталые глаза. Наверное, ему как образцовому художнику, немного архитектору ночами стоило под уличный шум создавать шедевры или около того, но парень не брался всерьёз за эту историю вот уже три года. С тех пор, как закончил университет. Многочисленные картины и макеты никому не смогут принести пользы. Это будут убитые в пустую минуты. Иногда даже дни. И садился теперь Юра только лишь затем за свой стол, чтобы говорить по телефону и крутить между пальцев карандаш. На каждом повороте он улыбался и проводил ладонью по хаотичным бумагам как по чьей-то голой спине. Это она перед его глазами, та, с которой он говорил вечерами. Любимый и иногда нежный голос. Чаще уставший и обиженный. Но ведь любимый.

– Ты обещал приехать на восьмое марта, почему теперь нет? – любимая душа художника Майя сидела в позе лотоса на кровати, неловко держа плечом трубку телефона. Перед ней валялся смятый выпуск екатеринбургской газеты, на которой сушились покрашенные баллончиком кроссовки.

– Я проштрафился. И теперь на меня повесили куча работы. Буду работать без выходных, – грузно вздыхал парень, запуская пальцы в волосы. А в трубке звучало обидчивое мычание.

– Как проштрафился? Почему? Зачем ты это сделал? Ты не скучаешь по мне, раз позволяешь косячить и не приезжать на праздники?

Горькая улыбка в ответ. Любить на расстоянии было странно, но не тяжело. Екатеринбург – Москва. Они быстро научились так жить. Говорить нечасто, встречаться по праздникам, обмениваться подарками через "Почту России". И иногда Юра представлял, что его девушка в долгой-долгой командировке.

– Дадут выходной, ты приедешь ко мне сама.

Скоро Майя вернётся и будут ужины, прогулки, завтраки и занятые до отказа выходные. Вдвоём.

– Сама я могу и без тебя отдохнуть, – она обижено делала долгие паузы и после них всегда хотела одного – поскорее завершить вызов, – ладно, я спать, мне бутик открывать в восемь утра.

Юра глянул на время. Десять. Всего лишь десять вечера. А рядом, на циферблате, зарубка маркером – "+2 часа".

– Постоянно забываю, что у вас уже ночь.

– Звонил бы почаще, помнил бы всегда. День и ночь.

В ушах расстроенный голос. Юра подумает, что именно уставший. Да, середина рабочей недели и она точно устала. А он… Он вздохнул и улыбнулся. Палец по столу кончиком прочертил линию. И ещё одну. Тонкую. Они сливаются в контур незнакомого лица. Стоит сделать изгиб шеи и она будет узнаваема. Было бы неплохо не чувствовать сейчас усталость на завтра. Сказать "сладких снов, люблю тебя" и сесть за стол. Поближе к бумаге и карандашу. Продолжить контуры, линии, глаза… Но он уже забыл, как это – рисовать по памяти.

– У тебя ещё что-то? – сонный голос в трубке внушал обойтись без лишней болтовни напоследок. Но так нельзя. Не по правилам. Сейчас Юра не скажет, а завтра Майя обидится, послезавтра трубку не возьмёт и затем перестанет читать СМС.

Он сделал линию ещё, сдувая пыль с бумаги. Улыбается невольно и ведёт линию другим пальцем.

– Я люблю тебя. Вот и всё.

– Так просто?

– Да, незатейливо и так просто.

В конце концов, Мая всегда проигрывала и сменяла тон нытика на влюблённую девочку, прижав телефон к себе поближе.

– Люблю. Крепких снов. И всё-таки ты… Приедешь ко мне?

– Да, сегодня же. Приснюсь.

Нарисую шею, ключицы. Карандашом, которым не пользовался два года. Растушую тени подушечками пальцев, чтобы они создавали продолжение тела. Наклоню лампу поближе к бумаге, полусонный добавлю к мыслям Тверской бульвар, чистые облака, поменяю серые цвета на яркие. Зафиксирую карандашом улыбку в три часа ночи и потом приснюсь. Обязательно.

Потом проснётся она. Откроет свои карие глаза. Привычно утром от неудобного положения тела болят мышцы. Руки, спина, шея. Всё, кроме ног. Непривычно другое. За дверью, по коридору, через твёрдые стены сочатся запахи кофе, слегка подгоревшего хлеба и яиц. Таня поднесла к лицу будильник. Семь тридцать утра. Плотно к кровати приставлено инвалидное кресло, окно приоткрыто и холодный воздух вместе с солнечными лучами в комнату забегает на секунду, после растворяясь в тепле батарей.

Она с трудом приподнялась, ощущая невозможную слабость в теле. Ещё не до конца проснулась.

– Лёш, ты дома?

С громким стуком что-то грохнуло на кухне. Во сколько он пришёл? Не знала, но могла наверняка угадать, что пару часов назад. В районе четырёх утра. Рядом постель была не смята. Значит, Лёша на диване спал. Нормальная реальность. Совсем такая же, как мешком завалиться в кресло. Десять минут Таня каждый день тратит на то, чтобы пристроить себя. Собрать по частям на тесном сиденье. Поставить ноги на хлипкую подставку и выруливая между окном и кроватью, отправиться в соседние стены квартиры.

Из гостиной тихо звучала музыка. Попса, какую Лёша непрерывно слушает в машине. Между комнатами запах еды меняется на острый одеколон и яркий букет геля для душа.

– Доброе утро. Давно встал? – явившись на кухню, Таня проехала прямиком к холодильнику. Лёша был сильно занят. Кажется нарезанием овощей в контейнер для перекуса. Лучше не отвлекать.

– Не ложился. Привет.

Буркнет, бросит нож в мойку и быстро шагнёт обратно к столу. Обкусать сэндвич, черпнуть яичницу и глотнуть кофе. Быстрее испариться, пока не стало тесно на просторной кухне.

Дверца холодильника открылась, и постепенно на столе появились коржи, сахарные розы, тарелка с воздушным кремом. Всё, что Лёша позволять себе запретил. Не думая о завтраке, Таня сосредоточилась на своей работе. Придумала себе полгода назад от скуки ради. Кулинария. Вкусно, на заказ, не дорого. Смешивать сладкое со сладким, доводить до кипения и пускать струи сказочной пропитки по коржам. Делать что-нибудь. Умело. Просто. Ей нравилось суетиться среди многочисленных приборов, греметь посудой. Делать что-нибудь. Чтобы для самой себя казаться хотя бы на грамм живой. Занятой чем-то важным.

Лёша сделал вдох и закатил глаза, вальяжно удаляясь из кухни. Всего десять минут спокойствия и тишины. Их украли. Торт "Чудо" и кипящая на плите глазурь.

– Лёшечка, не убегай, мне хочется поговорить. С тобой. Пожалуйста.

По привычке он промычал что-то невнятно, но уточнять Таня не стала. Понятно, говорить они не будут, момент упущен. Значит, стоит погрузить всю себя в приготовление торта. Остался час, и девушка с убранными локонами волос на затылке делала невозможное, чтобы успеть. В маленькой кастрюле заходилась плитка шоколада. Закипала, выпаривая сладкий запах. Руки танцовщицы быстро, профессионально делали всё, чему она училась интуитивно. Словно балет творила из сладких десертов. Это оказалось несложно, спокойно соблюдая рецептуру превращать простые вещи в нечто вкусное, что немногие клиенты танцовщицы называют – "неповторимые шедевры".

По полу проскользнули шаркающие шаги. Танцор навис над столом, разглядывая сахарные лепестки цветов на бисквите.

– И что, во сколько кулинария откроется? – он язвительно протянул слова, смотря на то, с какой осторожностью, в пять раз замедленным движением Таня заливает глазурь, выдавливает из шоколада вкусные горы и расстилает из крема реки, облака.

Она посмотрела вглубь голубых глаз и бодро улыбнувшись, чмокнула парня. Наконец. Смогла, дотянувшись, поцеловать. Долгожданно и не сдержанно.

– Покупатель должен приехать через час, мне ещё нужно вафли использовать и дольки…

Лёша уже и не слушал. Зевая он уходил в сторону. Пил кофе и молчал, гоняя свои мысли из угла в угол, как в пустом вагоне товарного поезда. Извивался в модельных позах, смотря из кухни в гостиную. Как лучше ракурс издалека для съёмки – справа или слева? Важный вопрос на сегодня, на завтра и в остальные дни, когда выдаётся немного свободного времени.

Услышав тишину, танцор зевнул, вставив обязательные слова:

– Тебя отвезти куда-нибудь?

Таня помешивала быстро в миске безе, думая над вопросом. Куда-то на Тверскую. "Встретимся в пять вечера" – висело в телефоне СМС. Таня остановила вращение ложки в миске. Её кто-то будет ждать на Тверской. Улица давно забытая и глупость никогда не совершаемая – продолжать. Когда это успело случиться с ней? Кто-то ждёт.

– Ты разве не в театре сегодня? Мне в пять вечера нужно на Пушкинскую.

Парень пожал плечами.