Он развернул тачку и направился домой. Проходя мимо мусорных контейнеров, дед вытащил из тачки мешок и забросил в бак. Прямо на округлившихся от изумления глазах местного председателя.
– Вы у нас еще и мусор выбрасываете, – констатировал он.
– Выбрасываем, – согласился дед. И, не оглядываясь, засеменил к дому.
– А колодец у вас есть? – спросила соседка Клара, отвлекая от него местного председателя.
Ошалев от наглости, он сдался.
– Оттуда тоже брали. Когда пожар был. Может, набралась, не знаю.
До меня дошло, что в поселке жил дед Алисы.
– У кого пожар был? – со страхом спросил я.
– Да, есть тут один. Странный малый. Ветеринар.
– Ох, – сказал я. Пожар был у Чудика.
3.1.2. Погорелье
В центре крыши зияла дыра. Дверь в хлев сгорела. Внутри чернели обугленные столбы. Чудился запах жареной говядины.
– Рати? – спросил я.
Чудик кивнул.
– Не успел. Задохнулась.
На лице его чернела сажа. На правом локте вздулись волдыри. Он копал могилу.
– Еще лопата есть?
Мы вырыли глубокую яму. Расстелили на земле брезент и с помощью соседей перенесли на него тушу коровы. В опаленном хвосте я заметил вплетенные васильки.
Завернув Рати в брезент, мы положили ее на дно. Засыпали землей. Я нарвал ромашки и воткнул в холмик.
Чудик устало опустился на лавку. Схватился за голову. Начал качаться из стороны в сторону.
Я заварил ему чай: нашел на кухне жестяную коробку с самой вонючей травой, насыпал немного в кружку, залил кипятком.
– Удовольствия больше нет, – сказал он. – Рати, удовольствия, больше нет.
– Будут и другие коровы, – сказал я.
Чудовищное заявление.
– Нет, – сказал Чудик. – Коровы будут, а удовольствие – нет.
– Глупости говоришь. Тебе нужно отдохнуть, ожоги обработать.
Чудик покачал головой.
– Нет, – повторил он. – Коровы будут, а удовольствие – нет.
Чудик поставил кружку с чаем на землю и растянулся на лавке. Я вынес из дома полосатый плед и укрыл его.
– Удовольствия больше не будет, – услышал я, закрывая калитку.
Пока я нес воду из Солнечного, половина разлилась на дорогу. Я занес ведро в дом, переоделся в чистое и отправился в кабак. Надеялся увидеть Лизу.
Я забыл, что с утра мне навстречу шла баба с пустыми ведрами.
3.1.3. Вымышленное величие
Я сел за столик с Зиновием Аркадьевичем и Толиком. Оба молчали, но в воздухе висело напряжение. Словно они что-то обсуждали, но к консенсусу не пришли.
– Лиза! – крикнул Сергей, оглядываясь на кухню. Девушка не появилась, и бармен вышел из-за барной стойки:
– Чего тебе?
– Морс, – сказал я. – И еды какой-нибудь.
Сергей скрылся на кухне.
– Что нового? – спросил я, заводя за столом беседу.
Зиновий Аркадьевич крякнул, Толик нахмурился.
– Понятно, – сказал я.
– Наш председатель, – язвительно произнес Толик, – не понимает, почему должен дороги справлять, колонку чинить. Колодец, опять же, чистить.
– На какие шиши? – не выдержал старожил.
– Сан Саныч всему виной, пусть и платит. Его работяги колонку сломали. А машины дороги разбили.
Председатель снова крякнул.
– Почему вы его так боитесь? – спросил я. – Высокого Папу?
– Как это почему, как – почему?! – председатель раскрыл узкие глаза максимально широко. Похоже, что вопросов о Высоком Папе он боялся не меньше, чем его самого.
– Почему? – настаивал я.
– Скажешь тоже – почему! – слегка поутихнув, сказал председатель.
Сергей принес еду и клюквенный морс. Лизетт пряталась на кухне: только она могла так щедро наделить мой омлет колбасой.