Цена рока

– Мы слышим вас!

– Дайте мне шума! – ответный свист, хлопки и поднятые вверх руки.

– Он для вас!

– Ваш не слышен кри-и-ик! – песня призвана раззадорить, и она с этим справляется на сто процентов. Благодаря суровым, жирным басам людей качает не меньше, чем самого Кейда, довольно скалящегося на правильную реакцию. Теперь это действительно похоже на флешмоб – кажется, что он своим голосом закинул цепкий крючок к каждому слушателю, и теперь волен крутить ими, словно марионетками. И это чистый кайф для обеих сторон. Лучше любой зависимости и любого допинга – когда музыка превращает всех в единый организм. На втором же повторе эхо уже не нужно: скандировать начинают сами люди, как и планировалось в идеальном варианте:

– Дайте мне шума! – просит Анархист, взывая к нутру каждого.

– Он для вас! – послушно подхватывают зрители внизу, и у Кейда туго сворачивается клубок в животе: это чувство не передаётся словами, когда слышишь ответ на свои призывы.

Сьюзен в упоении пританцовывает, на всякий случай поставив камеру на штатив, но понемногу меняя угол обзора. Кей отрывается: запрыгивает на ящик, расставляет руки, словно птица, которая вот-вот взлетит с этой крыши и сгорит в закатных лучах. Кадры выходят, словно из фильма. Он настолько в своей стихии, настолько легко берёт даже сложные по звучанию октавы припева, на грани с экстрим-вокалом, что мурашки идут по позвоночнику горячими стайками. Всё-таки его тембр можно назвать невесомой магией, уж ей-то знакомо, как он может проталкивать свой голос на подкорку сознания:

– Мы хотим доверия от вас… Мы хотим, чтоб ты поверил в нас. Мы хотим занять ваши сердца. Мы хотим остаться в них до конца, – даже не пение, а шёпот, настолько захватывающий в свой плен, что его оттуда уже не вытряхнуть. Кажется, люди внизу будут ещё несколько дней ощущать это щекотание в затылке. А главное – они запомнят, кто засунул в их мозги въедливый ритм. – Узрите бурю!

– Мы видим вас!

На последних победных аккордах улица разрывается громом аплодисментов: такой вступительный трек моментально завладевает всеобщим вниманием. Кейд тяжело дышит от переполняющих его эмоций – если есть синоним чувству «подняться с колен», то сейчас он ощущает именно это. Всеобщее восхищение, которое дёргает внутри за тонкую ниточку: может, он не так плох, как кажется себе сам. Может, если публику любить так, как любит он – она ответит взаимностью. Вновь вскочив на ящик, он громко приветствует в микрофон:

– Мы снова с вами, Мидлтаун! Вы готовы к чему-то горячему?! – довольно улыбается на свист и хлопки снизу. – А готовы петь сегодня с нами? Давайте призовём настоящий пауэр-металл! – восторженные крики людей всё громче, заводящаяся толпа понемногу сходит с ума, и Кей оглядывается на свою команду, проверяя их готовность.

Перекрёстные взгляды Джейка и Нила: темнят парнишки, но лица у обоих абсолютно счастливые. Они что-то нашли в рядах «Неудачников», важное и правильное, что не даст уже свалиться обратно на дно. Данди поправляет шляпу на взмокших волосах и смотрит куда-то вниз – проследив за его взглядом, Кей замечает стоящую на лавочке светловолосую девчушку в компании с Мэй. Милли приехала посмотреть на отца, и теперь хлопает в ожидании нового трека громче всех. Напоследок Кейд кивает Сьюзен, ловя самую нужную искру в глубине агатовых глаз. «Ты сможешь» – в одной короткой улыбке.

Звон колокола, и первым вступает Джейк – забинтованные пластырем пальцы мальчишки ловко перебирают струны, и Кей даже испытывает за него гордость, словно за собственного сына. Они с Данди составляют идеальную комбинацию, бодрый темп, под который так и хочется прыгать и танцевать. Проигрыш раскачивает зрителей, и Кей подбадривает их, руками показывая: «отрывайтесь». Глубокий вдох, обнимая микрофон двумя ладонями и прикрывая глаза, успокаивая бешено колотящееся сердце – такие ритмы ему вообще запрещены медицинской картой, но кто об этом думает сейчас?

– Приходит ночь. Приходит ночь, приносит мрак. На эту землю сделав шаг, они придут, оставив ад,[19 - POWERWOLF – «Demons Are A Girls Best Friend» (художественный перевод Олега Абрамова).] – его голос должен звучать с правильной таинственностью, но всё же достаточно грубо и веско. Куплеты не сложные, они как раз дают ему настроиться, подготовить связки. На короткий момент абстрагироваться от гомона внизу, ловя только вибрацию музыки ботинками, внутренностями, кончиками влажных пальцев, микрофон из которых не выскальзывает только за счёт перчаток. – Позволь же им тебе помочь, и увести подальше прочь, оставив свою веру в эээту нооочь, – секунда полного внутреннего равновесия, чтобы затем громыхнуть в раскрытую мощь своего голоса: – Воооу, воу, воу – демон искушает своих прислуг! Воооу, воу, воу – демон это лучший друг!

Он открывает глаза: это взрыв, визги с улицы и рёв потрясённой его силой толпы. С правильной глубиной, идущим из живота огнём и надрывом, Кей врывается в уши и сердца людей, распахивая каждое себе навстречу, словно он и впрямь – гипнотизирующий волю демон:

– Воооу, воу, воу – демон искушает своих прислуг! Воооу, воу, воу – демон это лучший друг!

Это настолько легко подхватить, что помимо вторящего ему Данди снизу тоже начинают подпевать. Вокальный беспредел в полном понимании этих слов, который превращает весь Мидлтаун в единую скандирующую массу. Люди слепо машут руками, несколько девчонок садят на плечи парням, и они снимают происходящее на телефоны. Небо над головами темнеет, и свет экранов виден всё чётче, а рокеры старой закалки достают зажигалки, качая ими в такт. Кей надрывается – сливает голос с музыкой, с толпой, с собственным сердцебиением. Это высший экстаз – какая-то невозможная точка. Долбит в висках.

– Вооооу, воу, воу! Демон искушает своих прислуг!

Сьюзен едва сдерживает восторженный писк, смотря на то, как Кей до предела напрягает связки. Ей уже до покалывания в пальцах хочется зацеловать его шею, каждую жилку, источник невероятного по глубине звука, разливающего дрожь по слабеющим конечностям. Она чуть не забыла, что скоро её выход – после такого мощного разноса от Кея кажется, что круче уже быть не может. Спохватившись, ставит камеру на авторежим и спешно пихает наушник в ухо, а с колонки подхватывает второй радиомикрофон. Её дело маленькое, всего-навсего бэк.

Кей заканчивает трек, от напряжения сгибаясь пополам. Отдышаться пересохшим ртом. Шквал аплодисментов купает в обожании публики, а последние торжественные ноты эхом разносятся по Сайлент-стрит. До ужаса жарко, но они ещё не закончили. Третья композиция уже на подходе, и даже на секунду жаль, что она будет последней – хочется остаться на этой крыше всю ночь, петь, пока не осипнет. Утерев пот со лба, Кейд выпрямляется и машет Нилу – «начинай». Тот тут же бьёт по барабанам, совсем другим мотивом, более знакомым массам. Что-то старое, что-то немного иначе исполненное, но непременно многим понятное.

– Я живая цель, я взят на прицел, и обречён на плен[20 - Skillet – «Feel Invincible»(художественный перевод Олега Абрамова).], – с баса на расщеп, уже как традиция. Ловит взглядом Сьюзен, которая всё это время практически не привлекала к себе внимания, но сейчас уверенно обхватывает микрофон. – Я попал в капкан, кровь течёт из ран, но я встаю с колен. Хэй-хэй-хэй, каждый прожитый день – благодаря только тебе…

– Я нахожу силы в себе! – звонким эхом вступает Сью, несмело шагая вперёд к центру крыши. Если бы не его зовущий взгляд – вообще бы не нашла в себе смелости. Но темнота в дымчатой радужке действует, как непреодолимый магнит, переворачивает угли в животе – там, откуда всегда должен идти настоящий и чистый звук.

– Хэй-хэй-хэй, с каждым днём я сильней! Не загасить пламя моё…

– Оно пылает! Оно поёт! – она тоже находит этот надрыв среди нот и среди громыхающих басов. В его почти неуловимой улыбке, в его призыве: «жжём».

– Ведь я с тобой непобедим, мне необходим огонь любви твоей – я становлюсь сильней! Ты мой бастион, ты мой легион – ты словно рёв победы, что взрывает стадион! – неловкость Сью толкает Кейда к ней навстречу, он не ощущает усилий, которые прикладывает для чистоты звучания, важной становится не толпа внизу, не музыка даже, а её холодные от волнения пальцы, которые крепко сжимает в своей руке. – Кто коснётся меня…

– Когда я пылаю! – ей даётся эта сложная высокая нота, как только она ощущает его поддержку.

– Остановит меня…

– Испепеляя!

– И я с тобой – непобедим! – торжествующе, с подбадривающим кивком утягивая её за собой к краю крыши.

Чтобы она тоже ощутила эту энергию, которой колыхается толпа внизу, словно атомная электростанция. Сью колеблется: это его звёздный час, а она всего лишь подпевка. С извиняющейся улыбкой вытягивает свои пальцы из его руки и остаётся на шаг позади, давая ему исполнить куплет наедине с его зрителями:

– Я не оступлюсь, сложно, ну и пусть: мне нет пути назад. Это наша жизнь, снова вверх, то вниз: её не предсказать. Хэй-хэй-хэй, каждый прожитый день мне говорят, что я устал…

– Они идут, ты проиграл.

– Хэй-хэй-хэй, но с каждым днём я сильней! Не отступай, не сожалей!

– Кто теперь жертва? Смена ролей! – Сью всё легче даётся общее внимание, а слова звучат не как нечто отрепетированное, а как сказанное вслух. Осмелев, она на секунду кладёт руку ему на плечо, и Кей поворачивает к ней голову, а затем подмигивает и легко запрыгивает на ящик, приглашая её с собой:

– Словно ракета, лечу к небесам, вновь закрываю глаза! Ведь я с тобой непобедим, мне необходим огонь любви твоей – я становлюсь сильней! Ты мой бастион, ты мой легион – ты словно рёв победы, что взрывает стадион!

Его мощный тембр заставляет Сьюзен дрожать, и не подчиниться призыву невозможно. Взлетает на ящик, окутываясь его мужской энергетикой, едва не задохнувшись от концентрации тестостерона вокруг. Нечто обезоруживающее, подчиняющее – сама понимает, что он хочет, встаёт к нему спина спиной, вжимаясь в крепкое тело лопатками. Лицом к зрителям, ощущая его дрожь, которая теперь одна на двоих, тугая и уносящаяся огнём в низ живота.

– Кто коснётся меня…

– Когда я пылаю?

– Остановит меня…

– Испепеляя?

– И я с тобой – непобедим! – вместе, переча оригиналу, но у них свой смысл происходящего. Обоюдная волна напряжения, незаметно для зрителей переплетая свободные руки. Этот контакт такая же необходимость, как воздух, как новый шквал свиста с улицы. Грохочет музыка, басами ударяя по лёгким, а есть только собственный пульс в ушах.

Ещё ни разу в жизни Кейд ни в ком так не нуждался. Делиться любовью публики для него подобно совместному поеданию до жути вкусного десерта. Только сладкого он так и не полюбил, и тут всё гораздо глубже – экстаз заполняет кровь тугими толчками от ощущения этого хрупкого тела, жмущегося к его спине. Он добивает последние строчки песни, а у самого звенит подступающим к самому горлу яростным желанием обхватить Сьюзен, приподнять, взлететь. Впечатать её в себя так крепко, как хватит сил. Победный аккорд, и он резко разворачивается к ней лицом, решительно притягивая за шею и накрывая губы поцелуем – пусть хоть весь мир укатится в ад. Это не шоу. Это пульсирующее в каждой клетке возбуждение, когда энергетика от музыки выливается в вибрацию тел. Толпа свистит и улюлюкает, но они уже не более чем фоновый шум, едва различимый за гулом в висках.

Сьюзен всхлипывает, обвивая его руками, съедая кофейно-табачную горечь. Собственное тело теряет вес, сердце выстукивает сумасшедший ритм. Это голод – голод, не предназначенный для чужих глаз, ощутив электричество которого она смущённо отрывается от Кея. Один короткий взгляд – чернота в глазах почти одинакова, от которой пропадает способность дышать и думать. Мужские пальцы крепко смыкаются на оголённой талии, утяжеляя тугой клубок в животе. Кейд вместе с ней спрыгивает с ящика, лихорадочно соображая.

Её. Сейчас. Пока не взорвался на атомы. Охрипшим голосом в микрофон:

– Спасибо, Мидлтаун! – и публика купает их в прощальных овациях. Рассеянно махнув ей, отворачивается к ожидающим команды парням и криво им улыбается: – Круто отработали. Грегу бы понравилось, – мозг не варит совершенно, рука всё ещё на талии Сью. Оставив микрофон на усилителе, подхватывает первое, что попалось – одинокая стойка, которая в итоге не пригодилась, и тащит к выходу с крыши: – Давайте быстро закругляться… Пока не стемнело, надо всё перетаскать.

– Да уж конечно, – хмыкает Данди, но скидывать ремень гитары с плеча не спешит. Со скепсисом смотрит, как друг уволакивает с собой стойку и не особо сопротивляющуюся девчонку, а затем, чуть более заинтересованно – на оживлённую Сайлент-стрит.

Народ рассасываться не торопится. Напротив, в опускающейся на город темноте людей будто становится ещё больше, больше зажигалок, и даже какой-то смелый выкрик:

– Ещё! Даёшь классику!

Данди улавливает внизу восхищённый взгляд дочери, а затем кивает растерянным пацанам, которые ещё не поняли, убирать им инструменты или нет:

– Даём классику?