Траектория полета совы

– Спасибо! – ответила девушка, смущенная и удивленная тем, что тема ее диссертации, оказывается, уже стала известной людям, о которых она не имеет никакого понятия.

Она вышла из здания филфака, и ноги сами понесли ее в сторону административного корпуса. «Я просто скажу Киннаму, что сдала, ведь он просил сообщить о результатах», – мысленно оправдывалась она, а сердце трепетало в предвкушении очередной встречи… Ректор был не занят, и она сразу прошла в его кабинет. Он поднял взгляд от бумаг, которые просматривал, и улыбнулся.

– Здравствуйте, Афинаида! Сдали?

– Сдала! Мне достались Прокопий Кесарийский, Кассия и Георгий Палама.

– Неплохая компания! А кто принимал у вас?

– Ой, такая интересная женщина, пожилая, но такая… такая стильная! Вроде на вид строгая, но чувствуется, что очень добрая. Она мне очень понравилась!

– О, так вы сдавали Марго! – воскликнул Киннам. – Очень хорошо, что она понравилась вам! Вам непременно нужно с ней получше познакомиться. Это живая легенда Академии, ходячая хроника здешней истории и замечательный преподаватель! Она старейший преподаватель Академии.

– Марго?

– Ее зовут Маргарита Киану, но у нас все называют ее Марго или Королева Марго. И все ее боятся и слушаются.

– Даже вы?

– Конечно! Она преподавала здесь, когда я еще не родился. Марго была руководителем моей второй диссертации и ух, как гоняла меня! Ни перерыва, ни роздыха не давала… Зато я и защитился всего за год и с тех пор считаю, что это правильно: защищаться надо весело и быстро!

– И жить так же?

В другое время Афинаида ни за что не осмелилась бы задавать ему подобные вопросы, но за такими веселыми беседами как-то самой собой получалось спросить о серьезных вещах как бы несерьезно – и получить в несерьезной форме серьезные ответы… И ей казалось, что за такими разговорами, которые иногда ограничивались всего несколькими фразами, она больше узнавала о великом риторе, чем если бы нарочно выспрашивала подробности о его жизни и умонастроении… Ей было приятно думать, что в эти минуты они словно бы становятся ближе… почти друзьями… Хотя она понимала, что на самом деле это ничего не значит: Киннам и с другими мог говорить так же, но… Ей, не избалованной благосклонностью судьбы, и такие крохи казались царским пиром!

– Жить? – Великий ритор с улыбкой посмотрел на девушку. – Жить надо весело, это правда, но не обязательно быстро. Скорее, бодро. Но это вовсе не предполагает скорого достижения конца жизни! Ведь мы с вами питомцы Паллады, а большинство ученых и раньше, и теперь живут долго… Чего и вам желаю!

***

С наступлением ноября в Константинополе явственно дохнуло зимой. Небо завесили низкие синие тучи, то и дело припускал дождь. Ветры еще не стали ледяными и всепроникающими, но в их дыхании уже чувствовался мрачноватый задор, который вскоре принесет из Скифии мокрый снег, холод и декабрьскую тьму. Великая церковь полностью отдала этим ветрам накопленное за лето тепло, и теперь ее камни готовы были впитывать порывистое дыхание Борея…

Впрочем, в подземных галереях под Большим Дворцом, как всегда, было тихо. Сюда не долетал ни один звук с поверхности – а если бы случайно и долетел, то сквозь массивную дверь императорской «кельи» ему точно не проникнуть. Константин сидел в своем потаенном убежище, похожем на дом на колесах – ничего лишнего, но всё, что нужно для жизни, – в глубокой задумчивости, на коленях у него лежала раскрытая книга. На столике около кресла стояла голубоватая бутылка «Прусcы», из которой давно выветрился газ, и наполовину пустой стакан. По временам в углу едва слышно шелестел компьютер. Вокруг звенела тишина, которая так располагает к размышлению, причем тишина тем более глубокая, что император ощущал ее почти физически. Он знал, что на сотни метров вокруг нет ни одного живого существа, что тихо и темно в пыльных коридорах справа и слева, что никто не потревожит мертвое молчание на верхних и нижних ярусах, что тихо даже в самых дальних пещерах, уходящих к Босфору. Мыши тут не водились, гробовой прах в погребальных камерах лежит и будет лежать не потревоженным до последней трубы, если только в этих каменных лабиринтах ее можно будет расслышать…

Книга, которую читал в уединении самодержец, называлась «В сторону Босфора» – увлекательный и красивый роман, написанный прекрасным поэтическим языком. Но оторваться от обычных дел и забраться сюда, в мрачное и почти никому не известное подземелье, не для отдыха и не для обдумывания стратегических решений, а для чтения современной беллетристики императора заставило уж точно не то, что жена отзывалась о романах Феодора Киннама с восторгом. И, пожалуй, даже не то, что мимолетное увлечение августы великим ритором минувшим летом стало очевидно для всех и, впервые за много лет, заставило Константина ощутить ревность.

Евдокия была натурой увлекающейся и, безусловно, легкомысленной, она не могла существовать без избранного кружка восхищенных и изысканных поклонников. Но с Киннамом… С великим ритором у нее произошло нечто иное, чего не замечалось раньше, император чувствовал это. Августа горько сетовала на собственную ветреность, клятвенно обещала быть осмотрительней, и император верил ей – и в то же время ясно ощущал проблему, которая не могла сравниться даже со странным увлечением Евдокии, едва не расстроившим когда-то их свадьбу. Просто дело было сейчас не в Евдокии и не в том, что ее вечно занятый супруг забыл в тот несчастный вечер об обещанном вальсе. Подобное случалось и раньше, ко всему она уже притерпелась, но никогда августа не доходила до такого безудержного флирта – и до такого последующего возмущения собственным поведением…

Приходилось признать, что дело было в самом Киннаме. В какой-то момент император заподозрил, что за способностями великого ритора вызывать симпатию, восхищение, входить в доверие, стоят не только его несомненный ум, красота и обаяние, но и нечто другое, что объяснить было очень трудно. Константин еще в августе понял, что Киннам вовсе не так прост, как кажется со стороны, что его способность располагать к себе основана на глубоких познаниях человеческой природы, а то и на чем-то иррациональном. Или же… или великий ритор вообще не тот, за кого себя выдает! И вот, только что император получил словно бы подтверждение этой догадки.

Роман, оторвавшись от которого, август впал в такие невеселые раздумья, повествовал об императрице Анастасии-Роксане, личность которой весьма занимала и самого Константина. Сюжет был выдуман автором, что естественно, ведь почти никаких подробностей о прекрасной пленнице, прибывшей на берега Босфора в качестве военной добычи адмирала Георгия Дуки, известно не было. Киннам рассказал лирическую историю путешествия через Эвксинский Понт русской девушки, освобожденной в придунавье из турецкой неволи, придумал влюбленного в нее матроса, будущего писателя-хрониста Сергия, сгорающего от ревности и ненависти к Дуке, ярко, симпатично и выпукло описал самого Дуку… Старику пришлось жестоко поплатиться за любовь Роксаны: отвергнув ислам и вернувшись в православие, она попадает в гарем императора Льва Ужасного – и вот, заслуженный флотоводец мечется по своему дворцу, не находя себе места, с горестными восклицаниями вспоминает руки и волосы Роксаны, ее плечи и странную наколку на левой лопатке, ее смешной полуславянский-полутурецкий лепет, исковерканные греческие слова в прекрасных устах и первые фразы, которые она заучивала, сидя на красном топчане в каюте адмиральского дромона…

Вот эта сцена и заставила Константина прервать чтение и, нахмурившись, надолго уставиться в одну точку. У него внезапно возникло ощущение, что фокусник во фраке, глупый рыночный фигляр, нашел его в толпе и бесцеремонно, ткнув кривым пальцем в лицо, точно объявил, сколько и каких монет лежат в кошельке за пазухой «господина»… А фокусов император не любил. Если только ему немедленно не рассказывали, в чем секрет и в чем ловкость мага, где спрятаны потайные пружины и зеркала.

Да еще эта странная новость, поступившая из Афин… Собственно, именно она привела императора в подземелье – хотелось осмыслить происходящее в спокойной обстановке. Роман он прихватил с собой, чтобы заодно дочитать, и тут Киннам тоже преподнес ему повод для размышления – надо сказать, довольно неприятный. Но Евдокия, конечно, не могла увидеть в описании любовных страданий Дуки того, что увидел Константин…

Августа вернулась сегодня с ипподрома, где ее подопечные из благотворительного трудового центра для бродяг и попрошаек «Филики этерия» заканчивали приводить в порядок оборудование зрительских трибун. Переодевшись и прихватив какую-то книжку – Константин не разглядел ее названия, но, судя по обложке, это был очередной роман, Евдокия заглянула в Серебряную гостиную и застала там мужа. Константин пристроился с ноутбуком за мраморным столиком, рядом лежала брошенная книга, и, подойдя, Евдокия узнала ее.

– Привет! – сказала она. – О, ты читаешь Киннама?

– Да, уже дочитываю.

– Ты же не любишь современную литературу.

– Но ты же хвалила его романы, вот я и решил почитать.

– И что, все три прочел?

Он кивнул. Она, видимо, думала, что он скажет что-нибудь еще, но, не дождавшись, спросила:

– И как тебе?

– Очень мило. Талантливо. Но все-таки это не та литература, к которой захочется возвращаться второй раз.

– Что ж, не возвращайся. – Евдокия чуть поджала губы. – И так-то удивительно, что ты нашел время!

– Да, нашел… Послушай, тут странная новость. Помнишь того русского священника, который организовал секту и связался с контрабандистами? Отца Андрея Лежнева?

– Да, припоминаю.

– Его убили вчера в тюрьме. Вернее, он умер от сердечного приступа, но мне докладывают, что это был странный приступ, похоже, искусственный.

– Какой ужас! Бедняга…

– Да, видимо, приступ вызван кем-то специально, но неизвестным нам способом. Так думают эксперты.

– А что, разве известно много способов вызвать такую смерть? – удивилась августа.

– Довольно много, – кивнул император, мрачнея, – может быть, больше, чем способов вылечить настоящий приступ.

– Странно… Кому он мог помешать в тюрьме?

– Пока трудно сказать определенно, но следствие, похоже, неожиданно нащупало очень интересное направление. Совсем не связанное с контрабандистами.

– Что ж, я давно тебе говорила, что твоя тайная полиция никуда не годится, даже по сравнению с русской, не говоря о… И вообще Пападопулос стар, давно пора его менять.

– Пусть стар, но он не выжил еще из ума. А слишком много о тайной полиции пусть заботятся в тех странах, в которых нет более прочных внутренних скреп. – Константин улыбнулся и поднялся, распрямляя спину.

– И какие же в нашей Империи особенные внутренние скрепы? – поинтересовалась Евдокия рассеянно. Она уже явно потеряла интерес к теме.

– Будто не знаешь! Конечно же, это я да ты! – Император рассмеялся и привлек жену к себе.

Да, разговор свелся к шутке. Но сейчас, по здравом размышлении, особенно после неприятного открытия, сделанного при чтении романа ректора Афинской Академии, Константин признался себе в том, что ощущение, родившееся в нем несколько недель назад и с тех пор не покидавшее, было ни чем иным, как предчувствием опасности. Да, над государством нависла опасность, тем более грозная, что пока что никто не в состоянии ее четко обозначить.

Безусловно, это внезапно возникшее движение «Захвати Большой Дворец» – просто кривляние праздных людей, ничего больше. Странно только, что все крупные города Империи практически одновременно увлеклись идеей борьбы с социальной несправедливостью и «буржуазностью». Русская революция их весьма вдохновляет, судя по всему… Неужели люди не видят разницу между дореволюционной жизнью в красной Московии и сегодняшней – в Византийской Империи? Удивительная близорукость! Впрочем, человек – существо ненасытное… Но всё бы ничего, однако неделю назад Партия промышленников выступила в Синклите с идеей пересмотра налогового законодательства. Вроде бы ни с того, ни с сего, на ровном месте…

И всё это на фоне войны на Кавказе, которая и не думает завершаться! В Грузии и Армении размещены три усиленных армейских корпуса, но в условиях гор этого явно мало. Границы с Московией они перекрыли, но… чтобы прекратить идущую на Кавказе войну всех против всех, нужно как минимум перейти перевалы, а для этого необходимы совсем другие силы и средства. Войска и сейчас-то несут потери, а что будет, если придется вступить на одну из территорий бывшей Московии, превратившуюся в салат из горских княжеств? Положим, Лига Наций будет счастлива и за мандатом дело не станет, они любят наводить порядок за чужой счет… А вот русских Кавказ совершенно не заботит, они решили отгородиться от него стеной и «перестать кормить», как они говорят. Весьма характерная для славян безответственность, очень популярная в народе: нет территории, нет проблемы… Как бы нет. Между тем проблема есть и с каждым днем становится ощутимее. Кавказ уже наводнен английскими эмиссарами, которые стараются раздуть пламя, и с этим тоже что-то придется делать. Похоже, их задача – создать максимум напряженности на границах Грузии и Армении, сорвать строительство нефтепровода. О том же, разумеется, думает и персидский шах, ему не нужны конкуренты… Вернее, он, может, и потерпел бы, но Лондон крепко держит его за горло, вот и… Новоявленная Хурритская рабочая партия – явно персидская затея. Стоило наводнить войсками горные районы, как местные хурриты стали улыбчивыми и покорными. А теракты в центральной Анатолии вроде бы к ним никакого отношения не имеют – это, дескать, взялась за оружие какая-то новая организация…

К тому же всех союзников Британии беспокоят слухи об итало-византийском сближении. Что же будет, когда узнают о помолвке византийской принцессы и сына президента? Вернее, – тут Константин впервые усмехнулся, – что будет, прекрасно известно, и то, как на это реагировать, тоже известно давно, всё заранее и тщательно спланировано. Но какие коррективы придется внести из-за событий на восточной границе и внутреннего брожения умов? Гм… Умов? Это им слишком много чести…