Траектория полета совы

Афинаида снова зарделась и сбивчиво принялась объяснять:

– Да, я… решила, что… То есть после экзамена… Я посмотрела на аспирантов и… и подумала, что раз я пришла в науку и собираюсь здесь… обосноваться… то нужно внешним видом соответствовать среде обитания…

– Очень разумное и правильное решение! Я уверен, что вы не только будете соответствовать этой среде, но и послужите ей украшением.

– Спасибо! – пробормотала Афинаида, окончательно смутившись.

«Неужели он и правда так считает?.. Да нет, это просто комплимент…»

Они шли по коридору, с Киннамом здоровались попадавшиеся навстречу люди, и Афинаида подумала, что она больше не выглядит рядом с ним нелепо и никто не посмотрит на нее косо… От этой мысли ей стало радостно, и она вдруг совершенно успокоилась.

Обсуждая прочитанную Афинаидой книгу об аллегориях в византийской литературе средних веков, они вошли в приемную ректора, и здесь девушку ожидало нечто приятное – тот в буквальном смысле шок, в который она повергла Элен. Секретарша была ошеломлена при виде преображенной аспирантки и даже не сразу поздоровалась с ней, а когда Киннам попросил сварить им кофе, Афинаида, поймав брошенный на нее взгляд Элен, подумала, что они вряд ли когда-нибудь подружатся… Впрочем, это ее не особенно огорчило. Они с ректором поговорили о книгах, которые Афинаида брала у Киннама, и он тут же дал ей еще одну – «как раз припас на случай» ее очередного визита. Элен с каменным лицом принесла ароматный напиток, и, когда за ней закрылась дверь, великий ритор сказал:

– За неимением чего-то более крепкого, сойдет и кофе. Надо выпить за ваш разум, который правильно подсказывает вам всё новые шаги на пути к освобождению от вредного груза прошлого!

Они слегка чокнулись кофейными чашками, и Афинаида невольно рассмеялась:

– Никогда не думала, что возможны тосты за чашкой кофе!

Она отпила глоточек, и на ее лице отобразилось детское удовольствие: кофе был очень крепкий и сладкий, как она любила. Афинаида подумала, что Элен все-таки достойна уважения: как бы она ни относилась лично к посетителям ректора, но на исполнение ею своих обязанностей это не отражается – вероятно, именно такой и должна быть хорошая секретарша!

– Почему бы и нет? – отозвался Киннам. – Раз нет вина, подойдет и кофе, если у нас во главе угла содержание, а не форма. Кстати, о форме: как поживает ваша статья о роли повторов в романе Евмафия?

– Я уже пишу ее. Думаю, на той неделе окончу и пришлю вам…

Кофе быстро закончился, и Афинаиде хотелось остановить мгновенье, пришла даже мысль рассказать Киннаму о своих сомнениях и мысленных метаниях перед сменой имиджа, но она тут же одернула себя: нет, хватит душевного стриптиза! Всему есть предел… а она и так, наверное, перешла его в день их знакомства. Еще раз такого повторять нельзя!

– Большое спасибо! – сказала она, с тайным сожалением ставя на блюдечко пустую чашку. – Елена варит очень вкусный кофе.

– Да. – Киннам кивнул и вдруг добавил: – Я сам учил ее.

– Правда? – Афинаида вскинула на него глаза. – Значит, вы хороший учитель не только в научной сфере?

– Возможно. – По его губам пробежала улыбка.

«Хотела бы я поучиться у вас чему-нибудь еще, кроме науки!» – подумала Афинаида и тут же испугалась этой мысли, смутилась, заторопилась, встала со стула и, опустив взгляд, проговорила:

– Простите, я опять задерживаю вас… Спасибо вам за всё, господин Киннам! До свидания!

– Вы зря так смущаетесь, Афинаида, – весело сказал великий ритор. – Это я сегодня задержал вас, а не вы меня. Так что это я прошу у вас прощения и жду вашей статьи! До свидания!

***

Свой день рождения Афинаида отпраздновала вдвоем с Марией, которая бурно восторгалась ее новой прической и гардеробом, заставила перемерить и показать все обновки. Что и говорить, это было приятно, несмотря на присутствие доли дружеской лести! Подруги засиделись допоздна, распивая то чай, то принесенный Марией земляничный ликер, и наутро Афинаида чуть не опоздала на работу. Но едва она успела взять в руки пачку распечаток с читательскими заявками, как в хранилище ворвалась грузная Ника, ее непосредственная начальница.

– Ида, собирайся скорее! – закричала она еще с порога. – Поедешь в порт, больше некому! Пришли, наконец, контейнеры с рукописями из Ленинграда, нужно срочно принять.

Афинаида давно слышала о ценном грузе для библиотеки, который медленно огибал на корабле под красным флагом всю Европу. Русские обнаружили в запасниках какого-то музея несколько ящиков с ветхими кодексами: списки «Илиады», кое-что из святых отцов, много поэтических произведений, – в общем, в этом еще предстояло разобраться, по фотографиям судить было нелегко.

Книги отправились в плавание четыре месяца назад, прямо накануне Третьей русской революции, и давно бы прибыли по назначению, если бы не политические события. Узнав о захвате власти Ходоровским, капитан поначалу вздумал отсидеться в Данцигском порту, а его команда наполовину разбежалась. Матросов, правда, быстро вернули на борт, но возникли другие проблемы: судно шло под флагом несуществующего государства, да и к документам на груз тоже доверия уже не было. Более того, прежнее правительство жаждало получить в обмен на рукописи современное электронное оборудование, прежде всего камеры слежения, а новому срочно требовались продукты и лекарства… Однако в конце концов все вопросы решились, груз в Афины прибыл неожиданно, без предупреждений, и теперь его нужно было срочно получить на таможне.

– Скорее беги в гараж, скажешь Стасису, что надо ехать в Пирей. Фима-сторож поедет с вами, они с водителем будут таскать тяжести, – распоряжалась Ника. – Вот доверенность. Таможенный ключ, код. Фима спустится в гараж. Кажется, всё? Давай, девочка, беги, – напутствовала она Афинаиду, слегка похлопав по спине.

Фима передвигался неспешно, залез в микроавтобус последним, поместившись за креслом водителя, вполоборота к Афинаиде. Он оказался сорокалетним или около того обладателем светлой всклокоченной бороды и вьющейся шевелюры, открывавшей высокий античный лоб с глубокой вертикальной морщиной. Афинаиде бросились в глаза коротковатые, не совсем чистые брюки, и застиранная рубаха в красную клетку. По всему заметно было, что, отдежурив ночь, сторож не собирался покидать пост, намереваясь спокойно отоспаться днем, не обращая внимания на суету вокруг. Однако недовольства он не проявлял, улыбнулся вежливо и поздоровался, немножко двинув головой вперед-назад, по-птичьи.

Выехав из ворот, они покружили по узким улочкам и выскочили на прямой как копье проспект Фемистокла, бежавший вниз до самого Пирея. Солнце подбиралось к зениту при безоблачном небосводе, и погода нисколько не походила на ноябрьскую. На подступах к огромному международному порту в афинский смог вливались дымки жаровен, на которых истекала жиром свежая рыба. Правда, внутрь автобуса аппетитные запахи не проникали, зато всё яснее чувствовалась близость моря – необъятного пространства, наполненного светом, золотыми бликами и безграничной голубизной. Машина вросла в цепочку сверкающих экипажей, скорость заметно упала. Разноцветная гусеница нацелилась прямо на море, но, раскиснув на солнце, двигалась всё медленнее. Восьмиполосная трасса в это время дня едва справлялась с потоком машин.

– Однако! – Фима кашлянул. – Пожалуй, скоро мы здесь завязнем! А мы очень спешим?

Афинаида пожала плечами: что же делать!

– А что там есть, в этих ящиках-то? Тяжелые? – опять спросил сторож.

– Гомер. И Лукиан, и Овидий, и наверняка кто-то еще, кому захотелось перебраться в теплые края.

– Ой-ёй-ёй! – Фима вздохнул и почесал затылок. – То есть, еще триста тонн всяких языческих писаний, в дополнение к наличному миллиону… Не пора ли остановиться? За всё это ведь и деньги платятся! Скоро мертвые поэты вытеснят живых ромеев…

– Неужели? – Афинаида вскинула брови. Она не вполне улавливала, чем у этого человека шутливый тон отличается от жалобного.

– А разве нет? – Фима оживился. – Полагаю, в библиотеке для них готовы отдельные апартаменты, и… жаловаться на тесноту они не будут! Это людям у нас тесно, а свиткам просторно, мы же народ архивариусов…

Афинаида удивленно глянула на него, что-то неприятно задело ее за живое.

– Вы не любите книги?

– Отчего же, люблю. Только книги книгам рознь.

– Какие же вы любите?

– А хорошие! Святых отцов, про историю, про… пароходы, – добавил Фима, чуть смутившись.

– А романы?

– Раньше иногда читал. Некоторые. Не думаю, чтобы от них был большой толк.

Сторож ловко извлек откуда-то кисет с табаком и начал набивать трубку. Девушка поначалу поморщилась, но, принюхавшись, обнаружила, что трубочный табак пахнет даже приятно. Впрочем, когда из трубки клубами повалил сизый дым, она закашлялась.

– Вам не нравится, что я курю? – спросил Фима, слегка смутившись, и стал неловко отгонять дым от Афинаиды.

– Да ничего, – она махнула рукой, – это я от неожиданности. Надо ко всему привыкать.

Маленький Стасис, которого почти не было видно в огромном самолетном кресле, хмыкнул и включил вентиляцию на полную мощность.

– Между прочим, – весомо заметил Фима, – табачные листья прекрасно защищают дерево и бумагу от плесени и этих… жучков всяких!

– Да? – Афинаида решила съязвить. – А стоит ли переводить такую прекрасную вещь на бесполезные обрывки древних язычников?

– Может, и не стоит, – помешкав, отозвался Фима. – А вот вы найдите, наконец, автограф сочинений Дионисия Ареопагита да храните бережно, тогда и я табачка пожертвую. А то все эти споры о его личности меня раздражают! Лурис вот вообще считает, что это сочинения шестого века, а не первого!