«Занятный типаж!» – подумал Феодор.
– А вы, значит, никогда не слышали Гномика? – спросила женщина. – Вот, послушайте!
Она придвинула к Киннаму черную металлическую коробочку, лежавшую на столе, и из нее возникли переборы гитарных струн, вместе с робкими аплодисментами и явственным стуком бокалов, а потом послышался голос, мягкий, но уверенный. Песня Киннаму понравилась: Гномик, похоже, талантливый поэт. Когда смолк последний аккорд, Феодор задорно поинтересовался:
– И что же, вы думаете, это о свободе? Это о творчестве, скорее.
– Я от нее прямо изнемогаю! – воскликнула женщина. – У нас в прошлый раз на концерте под эту песню такая движуха началась! Невозможно спокойно слушать.
– Может быть, не о творчестве, а про его бессмысленность, – сказал мужчина. – Я, собственно, не то чтобы особый поклонник Гномика. Просто поехал посмотреть, как это выглядит – концерт ночью, в имении, под звездами…
Ребенок в углу вдруг захныкал, и женщина засуетилась:
– Вы меня простите, я пойду его спать положу в машине, а то устал он.
Когда она скрылась, Киннам допил вино и, развернувшись к собеседнику, заговорил доверительным тоном:
– Прошу простить за назойливость, но я позволю себе еще немного поинтересоваться вашей жизнью. Получается, ночью вы через день или через два спите в библиотеке. А остальное-то время вы чем занимаетесь? Наверное, книги читаете?
– Раньше много читал, – ответил бородач, глядя в стенку. – Теперь понял, что смысла нет, там всё про то же самое. Всё равно лучше, чем у Пафнутия Пустынника, ни у кого не описано, как жить!
– И как же?
– Заниматься богомыслием! – заявил мужчина. – Если нет возможности молиться и ходить в храм, оно всё может заменить. До обеда думаешь о совершенстве творения, после – о грехопадении. Вечером нужно созерцать тайну искупления, а ночью – жизнь будущего века, вот!
– А когда же спать?
– Это… в промежутках. – Мужчина рассмеялся.
– Между искуплением и грехопадением? Суровый подвиг! Но если серьезно, – Киннам слегка почесал переносицу, – то это весьма смахивает на латинские благочестивые упражнения.
– Конечно, – охотно согласился мужчина, – они ведь всё у нас и заимствовали.
– Не уверен. – Феодор улыбнулся. – Пафнутий Пустынник это девятнадцатый век, а латиняне подобные вещи практикуют давным-давно.
– Да какое давно? – внезапно разозлился сторож. – Глупости это всё, выдумки. Всё они у нас взяли, и говорить тут не о чем!
– Вы случайно не из православных «рипидоносцев»? – мягко спросил Киннам.
– Нет, они шибко умные, не нравятся они мне, – мгновенно успокоившись, ответил бородач. – Они всё врагов ищут, а враги-то у нас внутри.
– Но хотя бы в том, что Пафнутий жил полтораста лет назад, у вас сомнений нет? Согласитесь, что это не так и давно. Почему же именно он? А что вы скажете о других наставниках духовной жизни и молитвы, их ведь было много?
– Это ты про Паламу, что ли? Не знаю, я этому делу не обучен. Да и с Паламой еще темная история, никому же неизвестно, что он на самом деле там думал.
– Отчего же неизвестно? Всё давно издано и прокомментированно.
– Мало ли, что издано! Ты сам-то видел его рукописи? Их небось и прочитать уже нельзя. А кто издает, тот сам по-своему и понимает, так что… – Мужчина безнадежно махнул рукой и уставился в невидимую даль. – Это в монахи нужно идти, а я не хочу. Я лучше женюсь на ком-нибудь.
– А разве… – Киннам недоуменно посмотрел в ту сторону, куда отправились женщина с ребенком.
– Да что ты, Катерина просто мой друг. Да и потом, она же совсем не православная, как не ней жениться?
– Ну, знаешь ли, так рационально рассуждать можно далеко не всегда. – Феодор усмехнулся.
– Всегда! – отрезал мужчина. – Как еще рассуждать? Брак – это таинство, как в нем может участвовать неверный?
– Если бы все так думали, никто бы и не расходился, наверное.
– Правильно! Я и не разойдусь!
– Так дело за малым?
– В каком смысле?
– Осталось жениться?
– Ну да, я и думаю, есть одна барышня. У нас с ней может быть роман…
– Ты всегда так откровенен с первым встречным?
– Да нет, что тут особенного? Я же не говорю, кто это и откуда. Да мы с ней толком и не знакомы почти.
– Тогда удачи!
– Гм… Тебе легко говорить. – Мужчина внезапно посерьезнел и отвернулся в стол. – Тебе-то, конечно, не отказывали никогда.
– Мне?.. – Киннам слегка растерялся, чуть помедлил с ответом, но, дернув щекой, решительно сказал: – В общем-то нет.
– Ну вот, я же говорю. А со мной не так просто, им же всем что-нибудь нужно обязательно.
– Тебя это удивляет? – Великий ритор вскинул брови.
– Нет. Если нет настоящей любви, то ничего удивительного. А уж если судьба, то женщина на мои ногти смотреть не станет… И на зарплату тоже.
– Но все-таки твое общественное положение хотя бы отчасти важно. Семья, возможно, дети – их же надо кормить?
– Ну, я бы мог чем-то еще заняться. Хотя не знаю… Везде так мало платят, что есть ли смысл? Так что, если будет жена, пусть терпит меня такого, как я есть! – вдруг с жаром воскликнул мужчина.
– Что ж, желаю тебе такую найти, – задумчиво проговорил Киннам, – чтобы всё терпела и понимала.
– А как же иначе? – искренне удивился сторож. – Брак же, таинство. Тут деваться некуда, нужно терпеть.
– А если она тебе надоест? Не допускаешь?
– Нет! Уж если я решу, то не надоест!
– Фима, поехали, дорога открылась! – донеслось снаружи.