Траектория полета совы

– Принеси. И бутылочку пива. Немецкого, если есть, светлого.

Юный зазывала обернулся мигом. Великий ритор заказал жареные колбаски и салат из помидоров. Потом откупорил пиво и не спеша прошел до края обрыва. Внизу стремительно текла река, по зеленому склону бродили медленные овцы. День здесь выдался пасмурный, даже несколько влажный, и блеклая растительность на громоздившихся до горизонта горах чем дальше, тем охотнее теряла природный цвет, становилась голубоватой и серой, словно желая слиться на горизонте с низким туманным небом. Киннам глубоко вдохнул ароматный воздух и улыбнулся: хорошо!

Правда, пиво разочаровало: хоть и сделанное явно где-то неподалеку, с окружающей идиллией оно никак не гармонировало, и после пары глотков Феодор понял, что напиток ему не осилить. Пришлось прогуляться до мусорных контейнеров. Однако бросать внутрь полную бутылку было, пожалуй, нехорошо, а выливать – лень. Киннам поставил пиво рядом с ящиком, предназначавшимся для стекла, и зашагал в сторону террасы. Но не успел он сделать несколько шагов, как услышал сзади:

– Э… простите! Вы допивать не будете?

Обернувшись, великий ритор увидел бородатого человека, на вид чуть постарше его самого. Черные, с заметной проседью, кудри незнакомца были нечесаны, а пожалуй, и немыты. На нем была застиранная красная рубаха в клетку, коротковатые выцветшие штаны и спортивные тапочки. В руке он держал Киннамовскую бутылку и смотрел кротко и вопросительно: дескать, не будет ли потом претензий?

– Нет, не буду, не нравится оно мне, – ответил Феодор и вдруг почему-то спросил: – А вы что, специально меня ждали?

– Почему специально? Мы просто вот тут давно сидим. – Бородач показал на ближайший шалашик; вход в него завешивало нечто вроде черного флага с надписью красной краской: «Армия Гномика». – Хотите – присаживайтесь к нам, у нас место есть, а там едва ли.

Великий ритор посмотрел в сторону веранды: пожалуй, она и впрямь полна… Между тем из-за флага высунула голову женщина, быстрым взглядом окинула Киннама с головы до ног и ловко выбралась наружу, отряхивая невидимые крошки с синего дорожного комбинезона. Возрастом около тридцати, женщина, хоть и полноватая, была весьма миловидна: пышные черные волосы, перехваченные на затылке блеклым бантом, задорные карие глаза, ярко напомаженные губы, круглые щеки в ямочках.

– Да-да, – приветливо закивала она, – идите к нам, у нас уютно.

При этом она бросила на Киннама такой томный взгляд, что великий ритор мысленно хмыкнул. Но приглашение решил принять – почему бы нет? На разбойников эти люди не походили, а случайные знакомства Феодор с некоторых пор полюбил, чувствуя, что для творчества необходимы новые впечатления.

– Что ж, спасибо за гостеприимство! – Он широко улыбнулся и пробрался за пиратскую занавеску. Здесь было темновато, но уютно, хотя не особо чисто. На столе – несколько бутылок из-под пива, куски хлеба и рыбьи кости. Из угла таращился на незнакомца малыш лет трех. Киннам кивнул ему: – Привет! Как тебя зовут?

Но ребенок, продолжая смотреть на него не отрываясь, сделал вид, что ничего не слышит.

– Вы не обращайте на него внимания, он к вам пока привыкнет, – проговорила женщина, быстро расчищая для Кинама место за столом. – Мы редко куда-то выбираемся, ему всё в диковинку.

– А куда вы сейчас выбрались?

– На концерт Гномика, – невнятно пробулькал мужчина, отхлебнув изрядно из трофейной бутылки. – Это тут в горах, недалеко уже, но вот, застряли, – пояснил он, вытирая усы.

– В горах? – слегка удивился Феодор.

– Ну да, – пояснила дама, – он ведь выступает на квартирах, в домах. Есть тут одно имение с хорошими хозяевами, они сегодня вечером принимают народ.

– Простите, а Гномик это кто? – спросил Киннам и по взглядам, которыми обменялись его новые знакомые, сразу понял, что сильно упал в их глазах.

– Поэт такой есть, рапсод, – объяснил мужчина. – А Гномик это производная от гномической воли, между прочим.

– Вот как? Намек на то, что он творит только то, что хочет сам?

– Да, у него очень много песен про свободу! – сказала женщина. – И про то, как этот ужасный мир нас калечит…

– О свободе, кажется, пишут, когда ее не хватает?

– Конечно! – Мужчина кивнул. – А разве ее бывает слишком много?

– У нас – точно нет, – ответил Киннам задумчиво. – У нас всё время хочется еще. Но я вполне допускаю, что иногда человеку может показаться, что свободы слишком много. Как сказал один английский поэт: «Когда я влюблен, то редко говорю о свободе, не подумав хорошенько».

– Это весьма частный случай. Мы, скорее, сами себя загоняем в рамки, которые мешают и жить, и верить, и… вообще всё мешают!

– Это какие же рамки?

– А когда придумывают себе кучу дел, начинают работать на трех работах, суетятся, лишь бы не оказаться на свободе, когда только ты и Бог.

– Это по разному бывает, – ответил Киннам, глядя своему странному собеседнику в глаза, где читалось слишком много и в то же время маловато, потому что непонятно было, чего в этом человеке больше: ума, насмешки, упрямства или юродства, почти безумия. – Думаю, если кто-то действительно хочет постоянно быть с Богом, то ему не помешают ни три работы, ни что угодно еще. Но оставим Творца, я лично не религиозный человек. Я лишь хочу сказать, что часто мы связываем себя обязательствами не из боязни свободы, а потому, что людям важно что-то делать для самовыражения, для того чтобы помочь другим, для удовлетворения жажды знаний, да мало ли для чего еще. Разве не так?

– Не так! – Мужчина замотал головой. – Это всё отговорки. Это просто боязнь остаться без комфорта, без машин, домов, всего прочего. И живем не по-божески.

– А по-божески это как? – Киннам насмешливо прищурился. – Милостыней питаться?

– Почему милостыней? Вокруг столько всего ненужного! Вот ты выкинул бутылку пива, она тебе не нужна, а мне нужна, так зачем добру пропадать?

– Давайте я угадаю, где вы работаете! – предложил великий ритор и на пару секунд задумался. – Вы работаете приходящим садовником, раз или два в неделю, а всё остальное время свободны – так?

– Не угадал! – Мужчина расхохотался, потом вдруг выглянул из-за занавески и замахал кому-то рукой: – Сюда, сюда!

Пиратский флаг отодвинулся, и остановивший машину Киннама мальчик принес поднос с обедом: несколько жареных колбасок, салат, хлеб.

– Уф, а я думал, вы уехали! – выпалил мальчик.

– Прости, дружок, заболтался, – ответил Феодор, принимая поднос. – Будь добр, принеси мне бокал сухого красного вина, домашнего. – Сунув официанту купюру, он весело подмигнул.

– Большое спасибо! Вино сейчас будет! – пообещал тот и исчез.

– Так где же вы работаете? – спросил Феодор своего визави, принимаясь за еду. – Гм… Хотите колбасок? Угощайтесь!

Хозяева шалаша отрицательно замотали головами.

– Я вообще мясо не люблю, – заметил мужчина. – А работаю я ночным сторожем в Национальной Библиотеке.

Великий ритор слегка шевельнул бровью, но промолчал.

– Что же вы смеетесь? – Неожиданно восприняв удивление Киннама как улыбку, мужчина наклонил голову и пристально посмотрел великому ритору в глаза. – Разве это хуже садовника?

– Лучше! Но что там сторожить? Не припомню, чтобы у нас случались ночные ограбления библиотек.

– А какая мне разница? – Бородач пожал плечами. – По штату положено, вот и хожу, сторожу. Вернее, просто сплю там. – Он тихо рассмеялся. – Сторожка у них при входе замечательная, ей лет триста, а всё как новая.

С этими словами он схватил вилку и ловко подцепил с Киннамовской тарелки колбаску. Женщина улыбнулась Феодору – по-видимому, ей хотелось сделать это кокетливо, но вышло скорее смущенно, – тихо спросила:

– Можно? – и тоже потянулась вилкой к порции Киннама.

– Давайте я закажу еще! – радушно предложил Феодор. Но его новые знакомые замычали и отрицательно затрясли головами. Когда от колбасок на тарелке остались лишь жирные пятна, великий ритор сказал: – Ну, хорошо, библиотека – замечательное место, но тамошнего жалования, думаю, едва ли хватит на привольную жизнь. Вероятно, вы где-то еще работаете?

– Да когда мне? Дел столько… Огородик вот еще у меня есть под Марафоном. Пока туда доберешься, пока оттуда… Кстати, будешь в наших краях, заезжай! – неожиданно предложил мужчина.

– Под Марафоном! – воскликнул великий ритор. – Далековато, однако же. Не скучно туда всё время ездить?

– Я в дороге думаю, – серьезно ответил бородач. – Созерцаю. Пытаюсь нечто понять, но еще не готов говорить об этом. Я, может быть, книжку напишу, только не сейчас, потом, со временем…