Когда мы вместе с ним пили его любимый чай, отдыхая на хозяйской кухне после работы – он признался мне, что архитектура для него – не больше, чем просто способ зарабатывать себе и своей семье на жизнь. Увы: судьба не даровала ему шанса жить, и получать средства на своё существование, занимаясь делом, ставшим любовью всей его жизни. Он чертил все эти множественные проекты и каждый раз брался за карандаш и измерительные инструменты только потому, что мог и умел это делать; но делал – без любви, а скорее с тем же холодом в мыслях, с которым люди переступают с ноги на ногу во время прогулок.
А жил – чтобы крутить педали – и только для этого. Всё быстрее, быстрее и быстрее – оставляя даже автомобили на дорогах позади…
Глава 19
Планы гибридов
– А вы уверены, что это церковь?
Многие нюансы его работы – ускользали от меня как вода, которую тщетно пытаешься удержать в ладони. Однако профессия архитектора – самая близкая к работе художника из всех технических специальностей. А потому: даже такой тёмный тип в океане архитектурных знаний как я, достаточно внимательно оглядев его рисунки – смог бы прийти к выводу, что абсолютно не имеет понятия, какой цели служит это здание.
– Самая настоящая.
Я снова опустил взгляд на казавшиеся мне убедительными ещё пару дней назад наброски. Через минуту показательного глядения на рисунки с умным лицом и пустыми мыслями, я неуверенно заметил:
– Что-то выглядит она не очень православно.
– Всё это потому, что вы привыкли к южно-православному стилю церковной архитектуры, близкой в болгарской, румынской и византийской традиции. Здесь же: присутствуют все характерные черты северо-православного стиля церковной архитектуры, более подходящие для нашей местности – особенно зимой, так как стены этой церкви сберегают больше тепла. Но та как здешний народец – назвать «северянами» язык не повернётся – я использовал некоторые декоративные детали южного и западного стилей – возможно, действительно немного переусердствовал. Но могу вас заверить: это постройка – чистое православие. А смешение стилей – придаёт нашему храму изюминку, которую бы явно оценили бы профессионалы. Долой советский конструктивизм; наша эстетика – куда архаичнее.
Взяв у меня из рук планы, она сам решил ещё раз их пересмотреть. И закончив, он сказал:
– Я – раньше никогда не проектировал церкви. В основном моими работами были: дачи, невысокие жилые дома; был конечно так же один кинотеатр – но в основном то архитектурное пространство, в котором заказчики не особо склонны пофантазировать. Это – моя первая работа над планами церкви; а со времён университета – первая работа, которую я согласился выполнять бесплатно. Я могу сделать вам любую церковь – хоть Айя-Софию. Но в эту работу – хоть и вышел довольно странный гибрид – я вложил всю душу.
Я вздохнул.
– Но, – сказал он, – вам, к сожалению – эта работа совсем не нравится.
– Нет-нет – всё даже очень хорошо. Я просто устал сегодня и не выспался – да и вы меня своими речами немного утомили, хоть и было интересно послушать. Можете продолжать в том же духе – я полностью доверяю вашему опыту и профессионализму – и ни в коем случае не стану ограничивать вашу фантазию.
Я произнёс всё это на одном дыхании; затем: набрал побольше воздуха и выдохнул:
– Продолжайте.
Он улыбнулся:
– Я – уже почти закончил. Осталось, конечно, кое-что дописать… через несколько дней – можете забирать.
И он – спроектировал мне церковь, похожие на которую – вряд ли нашлись бы на Земле. Вручая мне чертежи, он сказал:
– Утрите нос людям, что пытаются ограничить наш с вами кругозор.
И заговорчески мне подмигнул.
Он – который никогда в жизни не пойдёт в церковь.
Безусловно: он – очень гордился своей работой; хоть и не получил за неё и копейки. Жаль, что я не успел сказать ему, что архитектурный план – нужен нам только для бюрократической галочки; сама же наша церковь – будет выглядеть как самый обыкновенный сарай с прикреплённым, будто канцелярским клеем, куполом и крестом на крыше. А эта странная церковь – останется так и невоплощённой архитектурной фантазией, коих много накопилось за советские времена; завалявшихся у кого-то на чердаках.
Нет – об этом архитектор так и не узнал; наверное, не стоит каждому, даже тому, кто помог тебе – рассказывать всё до конца. Некоторым словам – лучше оставаться так и непроизнесёнными вслух; как и гибридам – всё же лучше не покидать бумажных темниц.
Глава 20
Прощай, весёлый чудак
Не молодой и не старый – уже поживший, но не до конца – архитектор-велогонщик стоял посреди своей святая святых, держась одной рукой за раму своего сокровища; а другой – крепко сжимая тряпку, которой методично протирал своё божество.
Положив скрученные чертежи под мышку – я не без горечи по проведённым вместе с архитектором месяцам – попрощался с ним, поблагодарив за всё и большее. А он сказал:
– Да-да, прощайте.
И вернулся взглядом к своей грязной тряпке, которой служил своему светлому делу.
– Я вам очень благодарен, правда – вы мне очень помогли. Если что, то заходите к нам в церковь потом.
– Да-да, конечно. Надеюсь, что у вас – всё получится, – сказал он, даже не повернувшись.
– Заходите…
Дверь захлопнулась с известным звоном; и больше – никогда не открывалась.
Глава 21
Открывая румынские города
Я был беден – все вокруг меня были бедными. И никто не знал об этом. Деньги были нам не так нужна – ведь будь их у нас больше: мы бы не знали, куда их деть и на что потратить. Да и не на что было…
Помню, как смотрел один западный фильм про жизнь мальчика, выросшего в трущобах индийского города Мумбаи. Он – тоже не знал, что его семья – бедна и едва сводит концы с концами. Что там: он даже и не подозревал, что всё могло сложиться иначе. Но однажды, когда ему было лет десять: он вернулся домой со школы и заорал на всю их тесную коморку: «Мама, мы что – бедняки?!». И как хорошо я тогда его понимал.
Что-то подобное произошло и со мной. Правда, закричать на все трущобы о своём открытии – мне пришлось, лишь сменив четыре десятка лет. Да и кричать – чтобы не беспокоить окружающих – всё время приходилось внутрь себя.
Когда я узнал об этом – то естественно мне захотелось всё исправить. Я сказал Ирине Николаевне, что какое-то время не смогу приходить к ним и помогать вести литургии. Вместо того, чтобы идти в свою церковь – я собрал всё старьё, что завалялось у меня и моей жены – уж долго ему приходилось отлеживаться по шкафам. От этого хлама – пользы было никакой. Однако один мой знакомый, который разбирался во всех делах: от теории детерминантов и классификации горных пород до методов ведения войны и бизнеса – сказал мне, что знает одно место, где все эти тряпки – с руками оторвут. Уже тогда: многие мои знакомые ездили в Румынию; и тратили их на оптовую закупку египетских товаров: одежды и игрушек. А затем: отправившись в Москву зимой или летом на море – умножали свои начальные капиталы в три-четыре раза.
В то время: многие работали по этой схеме; вот и мне пришла на ум мысль: а чем я хуже?! И поехал в Одессу, забыв обо всём, что держало меня дома – вооружившись тремя мешками одежды и головой, полной надежд.
Из Одессы мне повезло присоединиться к группе таких же отважных предпринимателей, как и я – всего нас оказалось человек двадцать. И мне очень повезло, что я встретил их, так как скоро понял, что самому мне – со всей своей затеей не справиться никогда. Наша группа – целиком заняла автобус, который привёз нас в какой-то небольшой городок границе, откуда отправлялись рейсы на Брэилу – это был самый лёгкий и дешёвый способ добраться до места, где наш брат мог помочь и себе, и ближнему, сделав чуточку счастливее обоих. Хоть и наши с Румынией страны – были близки по духу много лет – в Румынии жители восстали против своего вождя и свергли его, установив в своей стране нечто, что можно было назвать демократией, лишь закрыв глаза на многие дыры. Румыния – переживала один из самых тяжёлых периодов своей истории. Они чувствовали себя людьми, которые оказались в диком поле и захотели возвести величественный дворец. И хоть это им удалось – они построили здание парламента в Бухаресте – своей желанной цели им достичь не удалось. Теперь: они оказались среди руин. И должны были сами понять: что делать дальше. А пока: нелегко им придётся.
На рынке в Брэиле: нашей торговой группе было выделено место, где и я нашел себе уголок, чтобы разложить и продать по хорошей цене свои тряпки. Поселились мы в каком-то дешёвом отеле на самой окраине города – по три-четыре человека в номер, в котором не было ничего, кроме окон, кроватей да маленьких шкафчиков.
Хоть и совсем недавно я осознал свою бедность: очень скоро я убедился, что в этом мире – буквально в соседней стране – живут люди, куда более беднее. Мой товар был нарасхват, потому что продавал я несколько ниже средней рыночной цены. Вещи, которые я бы вряд ли когда-нибудь ещё в жизни надел – стали для румын обновлением гардероба. Хоть я и торговался с ними по заниженным ценам – всё равно испытывал некоторую неловкость, какую иной человек испытывает, взяв деньги у человека, беднее его самого.
Было много и тех, кто не мог позволить себе скупаться даже у меня; конечно же, им приходилось воровать. А я – должен был их догонять. Я поймал за руку мальчишку, пытавшегося стащить у меня шапку; а он – всё равно вырвался – но прохожие окружили его и он вынужден был сдаться, вернув шапку и получив пару подзатыльников от какого-то прохожего.
– Это цыган, – сказал он мне, качая головой, – это они воруют; румыны – честные люди и их вам – нечего бояться. А цыган – мало я видел честных.
– Я с ними ещё реже встречался. Но те, кого я видел – не похожи были на этого мальчика.
– Вы не разглядели. Все они – на одно лицо. Если увидите кого-нибудь из них поблизости – держите глаза, нюх и слух острыми как мясник держит острыми ножи.
Потом, я заметил, что у меня не достаёт пары перчаток… Эту страну и всех этих людей – я мог только пожалеть; и ничем им помочь не мог. Хотя, спустя много лет детям всех этих людей: выпадет возможность покачать головами и пожалеть наших нас.