Книга Белого

2.3

Я ненавижу дни рождения; в году нет праздников грустнее.

В этот день – я сильнее всего ощущаю, что никому не нужна. Чем старше человек становится – темь меньше значения он придаёт всякой ерунде.

– Сколько тебе? – спросила Даниэль на курсах французского.

– Жэ суасант ан (мне шестьдесят), – ответила я.

Все рассмеялись и только потом я поправилась:

– Жэ сез ан (мне шестнадцать).

После занятий, мы с Владом говорили о его картинах. Кажется, мне удалось доказать ему, что я – не какая-нибудь там глупышка. Когда мы дошли до остановки, он сказал мне, что хочет дойти пешком до следующей, чтобы было больше шансов влезьте в набитую людьми коробку. Я сказала:

– Хорошо. Я могу провести тебя ещё немного.

– Я хочу пройтись один.

На том и расстались.

Какая же я дура.

Плюнув на остановку и на Влада, я решила зайти в свою старую музыкальную школу – к бывшей учительнице по музыке, которая и в мой день рождения решила поиздеваться; и зачем я только это сделала?! Когда я уже собиралась уходить, она подняла средний палец вверх и сказала:

– Как – ты уходишь без этого?!

Он показала своим средним пальцем на стул, на котором лежал синий шарик с жёлтой верёвочкой. По виду своему – он был куда тяжелее воздуха вокруг. Я взяла его и, кое-как попрощавшись, поспешила уйти.

Я никогда не понимала людей, которым нравится просто смотреть на воздушные шарики. В чём здесь смысл – просто пялиться на шар, внутри которого такой же воздух, что и вокруг; или, если повезёт, гелием – скукота, да и только. Ими нужно быть. Самому нужно прочувствовать ту лёгкость и воздушность, которыми наполнены разноцветные шары. Вот только – меня теперь это совсем не радует.

Этот шарик тёмно-синего цвета совсем не был лёгким и свободным. Он только и годился для того, что бы бросать его как волейбольный мяч. Неужели, я – этот синий шар? Он всё время стремился упасть и, толи дело, лопнуть. Он не делал это только потому, что ему всё время кто-то или что-то мешало.

В тот тёмный и холодный зимний вечер дул сильный ветер. Я волокла этот шар, будто выводила питомца на прогулку – хоть в такую погоду и плохой хозяин собаки не выгонит из дома. Он был слишком тяжёлым для такой лёгкой материи. Я перешла дорогу, на которой меня чуть не сбила машина – хорошая бы вышли кончина; и встала у столба со знаком «STOP», грозно глядевшего в сторону бесконечно проезжающих машин. Возможно, жизнь мне спас именно он – кто знает. Я взяла свой синий шарик и привязала его за жёлтую ленточку к столбу. Я плотно затянула его и обвязала двойным узлом – чтобы ветром не сдуло. Закончив работу, я оставила на столбе висеть маленький синий шарик, который ещё совсем недавно – был мной. Его укачивало на ветру.

Мне нечего думать об этой незатейливой истории – я давно научилась видеть во всём метафору: в каждом случайном происшествии, в каждой мелочи, в каждом своём действии – я вижу бога; но не бородатого великана или синего танцовщика – а своего личного. Кто-то пытается всем этим что-то нам сказать – какую-то важную истину, к которой каждый должен прийти сам. Но мы не замечаем и не слышим ничего; потому что мысль о том, что в нашей ежедневной рутине: случайно услышанной через стену ссоре соседей, случайно увиденных автомобильных номерах – скрывается метафора – жизненно важная мыль, которая смогла бы дать нам ответы на самые важные вопросы – кажется нам дикой.

Всю свою страшно долгу и короткую сознательную жизнь – я пыталась избавиться от вселюдского предрассудка. Но как ни стыдно. Но как ни стыдно мне этого признавать – мне этого не удалось.

Город был таким тёмным, мрачным и страшным, что меня охватывал ужас перед неведомым. Умом я понимала, что мне не грозит никакая реальная опасность. Но я всё равно содрогалась перед каждым звуком, доносившимся из пустоты. В такие моменты мне хочется, что бы было что-то, что успокаивало – после чего было бы уже не так страшно. Но я никогда не могла найти ничего подобного ни в темноте, ни в свете, который оказался – всего лишь зеркальным отражением темноты, запутанным в бесконечной паутине слов.

Придя домой, я забыла обо всём мире и прочей бесполезной дребедени; и с головой нырнула в книги.

1.4

Когда Земля была молодой, но всё равно давно уже погрязла в грехе, наши предки собирались ночью вокруг костра. Их окружали опасности: саблезубые волки, голодные тигры; они всегда чувствовали зверя, смотрящего на них из тьмы огненными глазами.

Тогда, кто-нибудь один из выживших и напуганных соплеменников начинал рассказывать остальным истории – и становилось уже не так страшно. А затем – неба становилось синим и все с облегчением вздыхали – они смогли пережить эту ночь; а это значит, что из короткая жизнь дала каждому из них – ещё один шанс. Но кто знает, как долго продлиться её щедрость?.. Всех снова охватывает страх. И только история может успокоить плачущего младенца.

Моё приворотное зелье, как всегда, действовало безупречно. И сейчас, когда я лежу в обнимку с молодым боровом – я наслаждаюсь каждой секундой. Такой высокий и крупный парень – и такой нежный в постели. Я обожаю мужчин – за долгие годы моей работы с ними я стала настоящей специалисткой в области мужских сердец. Иногда бывает даже так, что мне и зелья не нужно, чтобы заставить какого-нибудь красавчика встать для меня на колени – такая уж я харизматичная и обаятельная дама. Иногда – мне самой становится страшно от той силы, которой я обладаю; к счастью – это чувство надолго не задерживается.

Но вот – настаёт ещё одно утро. Мои чары рассеиваются и ещё одному мужчине предстоит в последний раз переступить на порог моей квартиры. Мне часто становится интересно – вспоминают ли они меня после? Или они всем своим телом решают забыть это маленькое ночное приключение, как приятный (или дурной) сон? Эх, сколько же раз я убеждалась в правдивости второго варианта – когда узнавала многих из своих ночных кавалеров на улицах, а они меня – нет. Это так грустно.

Мне пора бы начать тотальную чистку в своей квартире – моя сестра обещала зайти ко мне сегодня. Она, конечно, привыкла к вечному беспорядку в моём логове; но для неё – мне хочется быть лучше. Таких людей – немного; и это настоящая трагедия, когда совсем нет тех, ради кого ты не поленилась бы убрать в своей квартире в собственный выходной, какой бы ленивой жопой ты сама себя не считала бы.

Когда пришла моя сестра, мы долго в доме не задержались. Спустя десять минут взаимных приветствий, обниманий, оханий, улюлюканий и целований – мы были уже не улице и приближались к кофейному киоску через дорогу. Взяв по чашке непристойно крепкого напитка, мы встали за столик-стойку рядом с киоском. А на весь перекрашенный в красный деревянный диск стойки – красовался хаотичный набор символов, выведенных жидкостью для корректоров.

– Вот уроды – вырвалось у моей сестры, – уроды, которые только то и могут, что всё портить.

Я пожала плечами.

– За этими молодыми людьми стоит большая и романтическая история. У всех граффити – есть свой особый смысл.

– В чём, по-твоему, смысл членов на стенах.

– По мне – так очень глубокий. Тебе стоит задуматься.

– Да что и думать об этой уродливой мазне?!

– К примеру, оставить знак о том, что тот или иной граффер был здесь.

– Я тоже много где была – так я должна на калякать везде об этом?!

– Так они оставляют некое свидетельство того, что они существовали; дом-то – точно переживёт их. Может, смерть давно забрала этих художников и теперь всё, что осталось от них – это эти надписи.

– Эти «художники» своими надписями показывают лишь то, что некогда существовал некий урод, обгадивший стену дому нормальных людей – этим, они лишь доказывают, что они лишь отбитые от общества дегенераты.

Зря я начала тогда спорить – только теперь я это понимаю. А ведь ещё недавно – моя сестра читала лекцию в честь сорокалетия прессионизма во время выставки современного искусства в столице. Моя сестра – просто любит спорить. Однако, глупость некоторых людей – просто сбивает меня с ног. Не хочется ни спорить при всём моём внутреннем огне – хочется просто опустить голову, взять канистру бензина и сжечь и его, и себя, и весь этот мир нафиг.

И так вот – на протяжении стольких лет.

Учителя – настоящие учителя, что бы о них не думали их дети – всегда боятся, что не делают учеников лучше; а что они просто делают их другими. Я вечно и живу в этом страхе и волнении – а если всё нужно было оставить таким же, каким оно было раньше?! И это чувство не оставляет меня даже сейчас, когда я свои немногие свободные от работы часы – гуляю с сестрой.

И, если честно, то я устала.

Я устала от бессонных ночей и новых любовников; я устала от бесконечных уроков и проверок домашних заданий. Ах, если бы у меня только была возможность бросить всё это и найти себе в жизни новое призвание – и жить ради чего-то действительно стоящего для меня. Французский – был хорошим вариантом; но давно прошла та романтическая пора. И пора что-то менять.

Но как?

Моя сестра как-то странно посмотрела на меня.

– Знаешь что, – сказала она, – у тебя больной вил. Тебе не мешало бы уехать.

– Куда?

Она не минуту задумалась, допивая свой кофе.

– Знаешь что: а куда хочешь. У тебя ведь скоро день рождения – не так ли?! Езжай, куда захочешь – про расходы можешь не беспокоится – я позвоню нашим общим знакомым и мы всё решим.