Ведун поневоле

Свети сквозь очи и сквозь кольчугу.

В бою, кипящем, в бою последнем

Разящей и грозной силою буду!

Налейтесь силой нагие руки

Пусть станет меч продолжением длани

Стерплю и приму любые муки

В последней пляске коней и стали!

Мой дух ответил мне. С каждым разом мне требовалось все меньше времени на таинство волшебства, будто бы мой разум проходил проторенными тропами, вместо того, чтобы пробираться сквозь бурелом неуверенности и сомнений.

Величайший подъем души и чувств от осознания конечности собственного Бытия, от осознания грозного величия последней битвы, заставил тело налиться силой, ускоряя необходимые реакции, физическую силу и скорость восприятия.

Ближайший конь задохнулся от таранного удара в бок, когда мое тело, излучающее алый свет, снарядом катапульты перемололо ребра животного. Всадник, сброшенный ударом наземь, от ужаса даже не старался сопротивляться, принимая свою кончину от ятагана.

Почва внутреннего двора была склизкой и скользкой от безобразного месива человеческих останков, богато устлавших все видимое пространство. Мы практически выдавили врага из ворот и были тут же отброшены внутрь свежими тысячами.

Двадцать минут беспрерывного сражения показались вечностью. Нас медленно оттесняли от ворот, вынуждая укрываться во внутренних пространствах каменных палат, дробя и разделяя на мелкие отряды в два – пять человек.

Когда строй потерял монолитную основу, враг восторжествовал – теперь длинные копья и тотальное превосходство в живой силе возымели должный эффект, разбивая небольшие группки измождённых защитников без особого труда.

Скольких я изрубил в ту пору? Признаться честно, не считал, в исступлении порождая вихрь ударов вокруг себя. Падали чужие. Стрелы высекали наших. Обе стороны дрались, осознавая неминуемость кончины. Только русские сражались за землю, а ордынцы, боясь вызвать гнев своего всесильного военачальника.

В этом бою, каждый обороняющийся был достоин звания героя, но как всегда, особо выделялись в общем течении сечи две фигуры, стоящие плечом к плечу. Два богатыря по-прежнему не желали уходить со двора под душные своды диковинной крепости.

Сдержанно ухая, Ратибор своей палицей нес смерть захватчикам. Где палица промахивалась, ратное дело завершал обоюдоострый клинок Коловрата. Защитная сфера схимника обороняла воинов от града стрел, выпускаемых захватчиками, заполонивших к тому времени все опоясывающие двор стены крепости. Именно лучников я и избрал следующей целью для атаки, интуитивно нырнув в один из темных провалов развалившейся башни.

Вышло на удивление легко – вынырнув на оплавленную, скользкую вершину стен я один схватился с добрым десятком противников, отняв жизнь у двоих и обратив в бегство остальных и остановился, завороженный зрелищем снизу.

С нашими чудо – богатырями не смогли справиться потоки обычных всадников, поэтому на поле боя медленно вкатывались десятки отборных воинов из личной охраны Бату-хана.

Аккуратно вышагивая между поверженных тел, в нашу сторону шел огромный, личный телохранитель кагана, в сопровождении нескольких таких же молчаливых, сильных воинов ордынской знати. Богатырь сжимал в могучей руке острую, кривую саблю, еще не измаранную в крови и грязи отчаянного боя.

Каждый нукер был покрыт броней с ног до головы и напоминал, скорее, металлического колосса, нежели живого человека. В отличие от спутников лицо грозного, мощного предводителя не было скрыто маской, каждый из которых избрал себе, вместо настоящего лица, металлическую личину безобразного существа с узкой прорезью для глаз.

Иноземный богатырь был без труда узнан простым воинством:

– Хостоврул! Хостоврул! – зашептались в рядах монголов, остановивших напор, невольно выдавая имя грозного противника. По воодушевлению в рядах ордынцев, я понял, насколько значимым был этот человек в глазах своих соотечественников.

– Эпатий! Эпатий! – чудно коверкая имя, как безумец, громко повторял нукер, вызывая на бой русского витязя, указывая саблей на притихших русских воинов.

Коловрат и не думал уклоняться. Молча обтерев о сапог двуручный меч, усталый богатырь, скинув алый, окровавленный плащ предводителя с плечей, вышел в пустое пространство, обратив лезвие клинка в сторону противника. Люди с обеих сторон замерли, прекрасно понимая, что предстоящая схватка станет легендой.

Хостоврул улыбнулся и тут же показал свою стремительную ловкость, демонстрируя чудеса скорости, так не свойственные огромному телу. Двумя прыжками сократив расстояние до Евпатия, он с размаху скрестил с ним клинки, и скрежет металла разнесся над рядами.

В могильном молчании металл изрубал металл. Два сильных мужчины исступленно рубились, будто легкими хворостинками осыпая друг друга ударами сверкающих клинков, каждый из которых вешал не менее нескольких пудов.

За пять минут сшибки я успел мысленно несколько раз похоронить Евпатия, но тот чудесным образом, в последнее мгновение всегда уходил от смертельного выпада противника.

За пять минут я успел несколько раз отчаяться, подмечая, как иссякают силы в теле воеводы, но тот наперекор всему, раз за разом заносил над головой изрубленный клинок.

Воздух был наэлектризован нашими желаниями и молитвами, и, вторя им, рука Коловрата нашла брешь в обороне, да так, что Хостоврул упал наземь рассеченный до пояса на две неровные половины.

– За родину! За Рязань! – прокричал Евпатий, и неровный крик повторился стократно – именно столько оставалось живых воинов в отряде Коловрата, бегущих к своему лидеру.

Островком сопротивления нукеры сопровождения еще хоть что-то попытались противопоставить нашему напору, разменяв жизнь за жизнь, но все без исключения полегли возле тела своего командира.

Я поспешил спуститься к основным силам, чтобы не оставаться в стороне. Рубка закипела с новой силой, выдавливая отчаявшегося врага за ворота. Нас осталось ничтожно мало. Горсть человек, выходящая из ворот против тысяч.

Помню только ярость и тошнотворный, соленый вкус на губах – вкус чужой крови. Мы все напоминали выходцев из преисподней, прорубая себе дорогу в рядах откатывающегося противника.

– Мангусты! – отчаянно проревел кто-то из татар и тут же крик отчаяния подхватили тысячи, разбегаясь в поле, не смотря на круговую поруку и смертельный запрет на отступление без приказа. Евпатий вскинул иссеченный меч, видимо желая на плечах убегавших ворваться в ставку главного хана:

– За Русь! – призывно крикнул он, – за Ряза…

Мне показалось, что разверзлись небеса, настолько плотный огонь китайских катапульт враг сосредоточил на участке нашего прорыва.

Глыба камня легко проломила Коловрату грудь, схлапывая вовнутрь, сквозь кольчугу и доспех его ребра. Ни смотря на удар, который свалил бы и слона, воевода еще попытался встать, не осознавая до конца свою смерть, но отступив пару шагов назад, рухнул на руки верного Ратибора.

К чести повествования, хочу сказать, что между могучими мужчинами не было долгого прощания. Ратибор, сжимая в руках тело своего давнего друга, лишь с грустью смотрел в закатившиеся очи, ни обращая более уже никакого внимания на куски тяжелейших камней, падающие вокруг, пока очередная глыба не скрыла тело схимника от моих глаз.

Огромный камень, ударивший в стену рядом со мной и развалившийся на части поднял настоящую волну материи. В осколках гранитных глыб, дерева и металла меня, сильно изранив мелкими разрезами, отбросило далеко назад, выбивая дух от удара о землю.

Подобный перелет спас меня, так как дал возможность немедленного отступления под защиту палат, в стремлении уберечься от бесконечного камнепада, взрывающего землю и тела.

Спеша укрыться, десятки дружинников, следуя моему примеру, откатились в высокие палаты, которые нелегко было сокрушить даже глыбам с небес. Осколок, размером с добрую телегу, упал за моей спиной, похоронив под собой несколько обогнавших ратников.

Ледяная тень сводов ненадолго скрыла меня от солнца, но несколько точных попаданий разрушили тысячелетние потолки.

Следующий осколок, прилетевший вслед, со всего маху ударил в оплавленную стену диковинного зала, на которой я, несколькими часами ранее пытался рассмотреть древнюю фреску и частично обвалил ее, по инерции сложив несколько колонн, расположенных внутри.

Удар обнажил перед небом странный зал без окон и дверей, с длинным, вытянутым, разукрашенным саркофагом посреди него.

Часть потолка, не встречая более под собой никакой поддержки, обрушившись, легко расколола многотонную крышку гробницы, раскрыв черный зев прохода.

С ее громогласным падением обстрел прекратился и с гулким, далеким улюлюканьем в нашу сторону выдвинулся новый отряд.

Не в силах самостоятельно предпринять хоть какое-то решения, я, что было сил, окрикнул молчаливые своды:

– Русичи! Жив кто еще?!

Ни стона, ни вздоха в ответ. На считанные минуты крепость вновь оказалась пуста, если не считать несколько тысяч перемолотых трупов, устлавших местность.

Единственным шансом на спасение являлся путь в древнюю гробницу и видит Бог, я не хотел этого делать. Сделав десяток нерешительных шагов, по направлению к провалу, я замер в нерешительности.