Ведун поневоле

Отвечая на призыв витязя, в строй вражеской пехоты, на всем скаку врубились наши «соколики», подоспевшие в горнило битвы.

Видимо и обычные дружинники начали прозревать, прикидывая соотношение сил. Атака происходила в полном молчании, что придавало действию какую-то сказочность, ирреальность и если бы не натужное ржание коней и звон булата, то можно было бы подумать, что я являлся невольным зрителем беззвучного морока.

Молодой, рослый и красивый монгол, неторопливо вышел из избы, легко поигрывая большим, искривленным ятаганом. Он ликующе улыбнулся, медленно оглядывая жаркую сечу с крыльца.

– Урянгутай! Урянгутай! – приветствовали юношу суровые нукеры «бешенных», приветствуя его доблесть и силу.

Я оторопел. Вновь капризная судьба нос к носу столкнула меня с первоисточником всех бед. Не смотря на то, что до молодого татарского воина было рукой подать, преодолеть разделявшие нас несколько десятков шагов было практически невозможно из-за обилия личных телохранителей юного хана.

Увернувшись от нескольких стрел, я был вынужден схватиться с ближайшими противниками, в то врем, как знатный монгол, отзеркаливая мои действия, врубился в ряды Русичей, сея вокруг смерть и разорение. Я лично видел, как легко он, медвежьей хваткой ухватившись за грудь коня, свалил его на землю, прервав жизнь всадника легким взмахом вооруженной руки.

Но не только Урянгутай вызвал мое беспокойство. У телеги Субудая бездвижно, молча наблюдал за происходящим высокий и очень худой, абсолютно безволосый человек, облачённый в медвежью шкуру на голое тело, небрежно опирающийся на длинный, узловатый посох скорее по привычке, чем по необходимости.

По тому, как была наклонена его голова в сторону окованной телеги, становилось ясно, что неизвестная и очень опасная личность, судя по разгорающемуся свечению души, получает особые распоряжения из уст собственного военачальника.

Почтительно выслушав указания до конца, человек в шкуре низко поклонился своему невидимому владыке и обернувшись в сторону битвы, о чем-то яростно зашептал, превратив и без того узкие глаза, в тонкие, злобные прорези, блистающие алым огнем.

Я не преувеличиваю. Впервые видел, чтобы внутренний огонь ярости души, искажал тело, наделяя очи потусторонни свечением.

Взмах обнаженной руки, крепко сжимающей посох и сквозь гортанный выкрик злая, невиданная сила вошла в наш мир, срывая добрый десяток всадников с седел.

Вражеский шаман не щадил никого – ни своих ни чужих, в алых раскатах сминая копошащуюся массу бойцов, как ребенок сминал бы ради забавы десятки муравьев, тщетно пытающихся оборониться против неизведанной опасности. Ореол смерти окружал эту грозную фигуру, перемалывая ход боя в сторону противника.

Ратибор встал на пути урагана силы, обернутый в сияющую сферу льющегося сверху свечения. Кресты на его схиме горели белоснежным пламенем звезд, наполняя замершее в молитве тело монаха магической силой. Ярко-алыми сполохами, обрамляя сферу в ореол адского пламени, бессильно разбивались о защиту монаха порывы атакующего язычника.

Подобные чудеса заставили расколоться и замереть враждующие стороны, оторвавшиеся друг от друга. Не подготовленные к такому явлению простые воины с двух сторон пятились назад, позабыв о сече, стараясь как можно далее отдалиться от грозного противостояния ведающих людей.

Не пребывал в замешательстве лишь Урянгутай, зорко выделивший мою неподвижность, на фоне отступающего строя. Не сомневаясь в принятом решении ни секунду, он кинулся в атаку, подхватив мимоходом, оброненный в суматохе щит. Не желая бросать своего молодого предводителя в беде, вместе с ним в сечу кинулись несколько рослых нукеров, изготовив окровавленные сабли для новой пляски.

И вновь ни Олег, ни Мирослав не покинули меня, встав по бокам. Схлестнулись жарко, взрывая, рассекая воздух мириадами ударов. Со стороны, видимо, открывалось то еще зрелище – три воина рубятся с пятью воинами, освещенные яркими световыми раскатами магической битвы.

Первым пал Мирослав, забрав с собой особо крупного противника. Он так и ушел на тот свет, не проронив ни слова, ни стона, опав на истоптанный снег с блаженным выражением лица.

Вторым пал Олег от руки Урянгутая, изрубив перед этим двух монголов. Мои друзья, пусть и вошедшие в поток жизни на короткий срок, отплатили долг до конца, положив животы за близкого своя…

Я ловко поразил монгола, найдя мечом, брешь в его доспехах и остался один на один с молодым предводителем.

Ятаган и меч столкнулись в воздухе, начав быстрый, молниеносный танец жизни и смерти. Враг поражал своей опытностью и напористостью, вынуждая меня шаг за шагом сдавать позиции.

Урянгутай улыбался, понимая, как скоро он занесет на свой счет очередную победу. Заговоренный щит стонал от ударов ятагана, рассыпаясь на щепы, и вскоре прекратил существовать, расколовшись на половины.

Я живо вспомнил, как под такую же одобрительную, задорную улыбку лишались жизней ни в чем неповинные жители Дормисловой Поляны под напором множества нукеров на рыжих конях.

Закадычный враг, о встрече с которым я так долго мечтал, был передо мной.

Во плоти.

Здесь и сейчас.

И это этого чувства волна гнева воззвала к жизни все скрытые способности организма и сознания.

Я не задумываясь, отдал бы жизнь, только бы эта нахальная улыбка сошла, обратившись в изрубленные линии губ, застывших в ужасе. Наседая на Урянгутая с новой силой, я сначала остановил его, а затем медленно, по шагам вынудил отступить.

Тем временем, вне себя от ярости, встретивший достойного соперника шаман вновь и вновь вскидывал посох, осыпая ударами ратного монаха православной церкви.

Раз за разом волны сил срывали заборы со своих мест, вынуждая шататься и стонать даже стены добротных теремов, но Ратибор, застыв в потоке магического ветра, сжав в руке грозную палицу, медленно приближался к источнику зла, облаченный в сияющую, небесную защиту.

Наконец– то ему удалось преодолеть расстояние. Взмах руки и раздробленная, лысая голова скрылась в медвежьей шубе, опадая грудой изломанных осколков. Близкий товарищ Коловрата не уступал своему младшему другу в силе богатырской.

Это был перелом боя в нашу пользу. Субудай, увидев печальный исход противостояния, решил покинуть сражение, приказав готовым возницам гнать во весь упор.

Хитрый как лис, опытный, старый полководец загодя все предусмотрел, подготовив пути к бегству в случае неудачи, а поэтому вместо медлительных волов его тяжелую повозку быстро уносили прочь сразу три пары отборных лошадей под истеричный лай охранительной собаки, сидевшей внутри.

Тем временем сражение с молодым ханом продолжалось.

Смутный проблеск рационального страха я увидел в глазах отступающего противника. Нет, он не пребывал в тошнотворном ужасе или не был обескуражен, просто внутренние инстинкты подсказали Урянгутаю, что пора отступать. Поднырнув под мой выпад, он подсечкой ноги сбил меня с ног и, схватив за гриву подведённого коня, взмыл в седло, встав на стременах.

Несколько раз, лихо, поставив животное на дыбы, молодой предводитель весело рассмеялся и, видимо желая поставить жирную точку в распре своей рукой, Урянгутай что было сил, метнул ятаган в мою сторону.

Широкое, искривленное лезвие глубоко оцарапало плечо, со звоном воткнувшись в промороженную землю. Понимая, что на большее нет времени, мой противник во весь опор пустил коня вскачь, направляясь за телегой Субудая.

«Соколиков» практически не оставалось в строю, и некому было броситься вслед конным монголам, но к несчастью последних очень многие не успели добраться до своих четвероногих друзей.

Видя бегство полководцев, и от сего значительно отчаявшись, мужественные нукеры стали хаотично, стремительно отступать в леса, да не больно то оно получалось, по рыхлому, взбитому снегу.

Часть «Волчков», облаченных в снегоступы, легко настигала утопающего в снегу, барахтающегося противника, вскрывая им глотки, как овцам, положенным на заклание.

Не прошло и получасу, как вой отчаяния, разносящийся по лесу стих в предсмертном бульканье умирающих врагов.

– Что это было? – Ратибор грозно подступился ко мне, спрашивая сполна за допущенную оплошность, – засаду не разглядел? Враг скоромохов пред тобой выставил, чтобы ты поверил в беспечность отряда, а ты рад поверить!

– Прости, отче, я… – не зная, что сказать, я хаотично выискивал оправдания собственному проступку.

– Поздно, Гамаюн, поздно! Я бы еще понял, если бы ты был простым ратником, но нет – ты ведун. А ведун никогда не забывает о собственной сути! Если бы ты был сосредоточен, ты бы смог прочувствовать врага, таящегося в избах и теремах, а особенно шамана, ожидающего нас. Но нет. Желание мести перебило все способности!

– Полно тебе, Ратибор! – Евпатий не совсем понимал увещевания старшего товарища, радуясь победе, – мы все равно смяли монголов, и вырезали их изрядно!

– Да, Евпатий. Изрядно. – согласился было с ним монах, – на одного волчка или соколика где-то пять сабель монгольских пало. Хорошо ли это? В цифрах то да, но огляди свои ряды, Коловрат!

Медленно, ошарашенно по улицам ходили уставшие дружинники и мужики, выискивая средь павших тела близких товарищей.

Если даже учесть, что несколько сотен соратников по прежнему медленно вытягивалось из леса, общее количество бойцов, оставшихся в строю, никак не превышало полутысячи, при полной потере конной части.

От таких наблюдений стало не по себе. И уже никто не вел счет убитым врагам.

– Созывай всех, Гамаюн! – тихо сказал Ратибор, словно подводя итог, – уходить надо, как можно скорее.

Глава 14. Начало конца.