Индульгенции

Леша

…надеюсь, что это последний наш разговор. Дальше я ужу просто буду бить без предупреждения.

– Подумай хорошенько, Леша, – занудно повторяет Кирилл, провоцируя меня на грубость. – В последний раз объясняю – рассмотрение может быть совершенно иным, мы можем снова достать результаты…

– У нас появились новые улики?

– Пока нет.

– Кирилл, ты дурак? Какое «пока»? Это дело о том, как машина сбила пьяную дуру. Это не убийство Япончика, мать его. Какие ты там улики хочешь достать? Все, что ты мог просрать, ты просрал.

Он оседает и замолкает. Шевелит челюстями, как будто жует. Ну, хоть самолюбие-то его выбросит из этой конуры, наконец?

– Апелляция дает шанс на условку, если ты признаешь вину. Как в случае с охранником, помнишь?

– А зачем оно мне, ну? Зачем? Куда мне идти?

– Практика такова, что…

– Да затрахала меня твоя практика. Ты мне больше не нужен. Ты бабки боишься потерять?

– Нет. Это ни при чем.

– Тогда просто уйди. Пока что с миром.

Он некоторое время молчит, потом протягивает мне руку, но я ее не беру, оставляя два кулака на столе сжатыми.

Сейчас весь мир против меня, уголовника и дебошира. Ну и что? Ведь собственная рогатость и смерть сына стараниями любимой жены куда хуже. Так что переживать мне больше нечем и не по чему. Анна была права, когда описывала это чувство – одна сплошная пустота. Ничего не осталось. И домой уже не хочется. Возможно, через год-другой я так привыкну к колонии, что и о воле думать забуду. А, возможно, меня найдут и…

Антон

…парень только отрывается языком от взорвавшейся оргазмом Мишель, как в его рот погружаюсь я и какое-то время шурую там вперед-назад под его одобрительные причмокивания. Поймав кураж, я шлепаю его по щекам, затем отталкиваю его, и наступает время долгожданного проникновения в ту, кого я единственно могу назвать своей Liebe. Меня хватает ненадолго, потому что я дико хотел Мишель все это время, и когда я кончаю на нее, быстро сгруппировавшуюся передо мной на коленях – за мгновение ставшей кроткой, самозабвенной, но не подчиненной, – парень слизывает все, что находит на ее восхитительной груди – идеальной смеси силикона и природных красот. Мишель гладит парня по голове, встает прямо над ним, на одну ногу, а второй наступает ему на лицо, и паренек жадно сосет ее пальцы, и она смеется, а я целую ее ярко-фиолетовые губы, глажу ее короткие, едва касающиеся плеч волосы, и парень снизу, тем временем, кончает сам на себя, а я все не могу оторваться от этого поцелуя.

– 

Vergiss alles, –

шепчет

она

,

смеясь

.

– Vergiss.

– 

Danke

dir

, –

у меня по коже бегут мурашки.

Она крепко сжимает мои бедра и намекает легким движением, что я должен развернуться и встать лицом к балкону. Я хватаюсь за перила, чувствую, как Мишель проводит своей ладонью по моей спине, опускаясь все ниже, а что-то бормочущий на своем финском паренек целует мои идеально депилированные ноги.

Я закрываю глаза и пытаюсь полностью расслабиться хот на секунду, но тут что-то в моей голове щелкает, и я снова возвращаюсь в худшие места, где можно оказаться, и ясно вижу того водилу, плачущую Анну, губастого лысого слизня Сафронова и такого далекого и единственно близкого Алекса, который сейчас был бы очень кстати в нашей компании. Я сжимаю поручни все крепче и чувствую легкий холодок сзади, и Мишель уже управляет мной, и мне нужно вернуться к ней, потому что иначе я потеряю этот момент, потеряю время, а его так мало.

Мишель проникает в меня одним основательно смазанным пальцем, потом вторым, потом третьим, и мне чуть-чуть больно, но это ничего не значит. Парень садится подо мной и активно разминает мой член, и когда я кончаю, все оказывается у него во рту, и я отталкиваюсь и выпадаю на балкон, и в моих глазах вспышки света, а позади меня смеется Мишель.

Я лежу на полу, пытаясь отдышаться. Я хотел прочувствовать что-то новое, но это вышло не так, потому что меня все также догоняет то дерьмо, которое я творил еще недавно и в которое зачем-то впутал себя.

Плачу, как ребенок. Только не понимаю – от чего именно. Потеки на моем лице все больше, и может показаться, что это слезы радости от кайфа, и пусть Мишель думает именно так, потому что хотя бы на это я смогу опереться.

В беззвездной темноте ночного неба на панорамном балконе – ничего из того, что я хотел найти в моем побеге. Я дезориентирован, но это временно. Это просто первая встреча с Мишель в этом новом цикле. Я знаю, что она сбежит от меня, а я – от нее, и все снова растает, как сон, но я не хочу, чтобы этот сон прервался ни на секунду – вплоть до выхода на эшелон в самолете до Пулково. Я совершил серьезную ошибку, сунувшись из своего мира в мир людей. Там жутко холодно, больно, и все нищие – не только карманом, но и духом. И я был неправ, пытаясь использовать это. Я сильно заболел, и мой личный врач прямо сейчас отделал меня, как следует, и целует меня, наклонившись и едва касаясь меня грудью.

Ее зеленые глаза, пухлые чувственные губы, покрасневшие щеки – нежные фрагменты того идеального лица, которым я могу единственно любоваться, в отличие от миллиардов других, которых я боюсь. И в отличие от своего, которое я теперь тоже боюсь видеть в зеркале – стал бояться сразу после того суда. Мишель пытается шептать мне что-то на русском со своим легким, невесомым акцентом урожденной француженки, которая почти всю жизнь говорила на немецком, но я слышу лишь концовку.

– … тебя этим, как следует.

– Wirklich?Ichwill…

– Ja. Ich will dich auch in Arsh ficken. Spater. Aber diesen Nachts wir muessen spazieren gehen. Jetzt.

Я улыбаюсь в ответ.

Просто возьми мое время. Возьми меня. Забери меня куда угодно, и я пойду за тобой на край света. Что угодно, лишь бы мне забыть те места и тех людей, которые остались там.

Я уже почти забыл, сколько недель и месяцев я в сумме провел с Мишель. Но пока этого недостаточно много, и так мне кажется каждый раз, когда я вспоминаю о том, что когда-то это все кончится. Вообще все. В любом случае, мое время того стоит, ведь дать нежно поиметь себя Мишель здесь гораздо приятнее, чем поддерживать член тех, кто постоянно имеет кого-то там, откуда я пытался убежать ранней весной. Зная, что вернуться придется, и мое служение на этих небесах все равно прервется необходимостью царствовать в моем родном аду, я стараюсь забыть об этом как можно быстрее, и единственным критерием времени для меня становится присутствие рядом Мишель.

– Ichwilldichtanzensehen, – я прошу ее, не останавливая слез.

– Ich weiss. Und ich will auch zu tanzen. Mitdich.

Летняя ночь просит меня остаться, просит оставить все сомнения и просто делать то, что я хочу. И я хочу…

Константинов

…и отвечаю рукопожатием, хотя это не самое приятное из возможных приветствий в данном случае. Странный он – этот паренек. Во всех смыслах. Но сейчас мое дело – забрать пакет. Я еще раз оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться в том, что на этом пустыре действительно пусто – даже слишком пусто для ближней Ленобласти, – и кладу конверт во внутренний карман пиджака.

– Зачем? – не могу удержаться от вопроса.

– О чем Вы, Евгений?