Индульгенции

Если бы этот голос не показался мне настолько знакомым, я бы уже сделал рывок куда-нибудь на Расстанную, а потом – через Обводник и куда-нибудь вглубь промзоны, подальше от общественных мест.

Но нет. Это же наш отличный друг.

– Значит, опять, да? – Андрей быстрыми шагами подходит к нам и встает впритык ко мне.

Парочка явно ошарашена. Оба делают шаг назад, но совсем уходить не решаются. Желание кайфа сильнее.

– Че ты хочешь? – я смущенно отворачиваюсь от клиентов, и Андрей вроде как отключает идиота и прячет взгляд в землю и делает пару шагов в сторону вместе со мной.

– Это дерьмо меня достало. Ты вообще понимаешь, че творишь?

– Давай только потише.

– Я был у Дианы. Она не перестает спрашивать только о тебе. А тебя сейчас прямо здесь могут упаковать.

– Здесь пока не шарятся менты.

– Облава на Боровой в те выходные не считается?

– Ты создаешь проблему.

– Поехали отсюда.

Я поворачиваюсь к нему и смотрю прямо в глаза с максимальной злобой, которую только могу изобразить.

– Андрей, послушай меня. Послушай внимательно и один раз. Мне плевать на то, что ты там считаешь насчет моих дел. И твое мнение насчет меня и Дианы меня тоже не беспокоит. Ты просто идиот, раз пришел сюда и спугнул этих ребят и меня заодно. Мой тебе совет – просто не суйся, если не хочешь проблем.

– И какие же проблемы ты мне создашь? – датчик озлобленности сработал, и Андрюша решает потолкаться.

Я удерживаю равновесие после его тычка, пожимаю плечами, вздыхаю и без лишних слов наношу Андрею быстрый и достаточно эффективный удар прямо в солнечное сплетение, но не даю ему согнуться так, как он собрался, а поддерживаю, чтобы не привлекать внимания.

– Просто уйди. Так будет проще.

– Ах ты… – Андрей явно сжимает волю в кулак, отталкивает меня и замахивается на удар по лицу.

Сзади в толпе звучат два громких хлопка, и Андрей замирает и направляет взгляд к источнику звука, как и все, кто стоят рядом с входом в клуб, построенный в здании заброшенного завода. Какие-то две девицы с визгом бегут на каблуках в сторону импровизированной парковки по тонкой корочке обледенелой дождевой воды. Толпа редеет, и Андрей уходит в ее сторону, и я быстро, под всю эту суету, обмениваюсь деньгами на таблетки с той парочкой, хотя не планировал прямого обмена изначально. Только мне почему-то кажется, что кайфа в этом клубе эти ребята сегодня не испытают.

Подойдя поближе к месту действии, я вижу двух основных персонажей этой мизансцены. Первый – это Жора, парень уже под тридцать, о котором я только слышал кое-что. Торговец и автослесарь в одном флаконе. Приезжий откуда-то из Тверской. Жора отличался повышенной наглостью и жадностью – это все, что я о нем слышал в определенных кругах. И теперь Жора стоит с отработавшим два выстрела травматом посреди улицы и ошарашено смотрит куда-то вниз. Еще спустя несколько секунд, Жора откидывает травмат в сторону и торопливо достает телефон, глядя все туда же. Туда, где на огрызках асфальта лежит тело какого-то парня в окровавленной футболке с сильно развороченным лицом и вывернутым плечевым суставом. Я прикидываю шансы на то, что он мертв, и мне кажется, что они крайне высоки. Но никто не подходит ни к Жоре, ни к телу. Жора кому-то звонит и горит очень громко, и я слышу, что кто-то еще звонит – слышу одно, два, даже три «Алло» в растущей за счет выходящих из клуба толпе из десяти-пятнадцати человек.

– Дим, у тебя есть связи в ментовке?! – кричит в трубку Жора. – Дим, у меня ситуация, короче. Дим, алё! Дима!

Жора не знал меры и шлялся по всем районам со своим товаром. Жора с кем-то явно поссорился. И теперь бежать ему некуда. Его понемногу окружает толпа, и кто-то пинает в сторону травмат. Мне следовало бы уйти отсюда, но я продолжаю стоять и смотреть на тело, лежащее на асфальте. Мне хотелось бы понять, жив ли этот парень, но я даже не знаю, как это сделать. Я слышу вдалеке гудок, свист уносящейся с «Воздухоплавательного парка» электрички. А еще – я слышу полицейскую сирену откуда-то со стороны Боровой.

– Поехали, – хрипло призывает меня Андрей и тыкает в плечо.

Мне кажется, в светящейся табличке у входа в клуб «P» между «АМ» и «ER» иногда гаснет, но это вряд ли играет роль. Репутацию клубу Жора однозначно подмочил и без коротящей рекламной вывески.

Все, что остается сейчас – это пожать плечами и сесть в уставший «пассат» Андрея. Мы молчим все время, пока я не выхожу около своего дома. Я подумываю сказать ему «спасибо», но рот словно зашит, и я просто хлопаю дверью, и он торопливо уезжает, словно опасаясь, что я решу еще о чем-то поговорить.

Ничего не произошло. В моей жизни точно ничего не поменялось от того, что Жора кого-то замочил. Я ведь никого не убивал. Никому не помогал умереть. Я за жизнь, спорт, и все такое.

Может, хватит хотя бы самому себе втирать эту чушь? Можно еще убедить себя, что у тебя есть третья нога или что Елена Малышева исцеляет рак прикосновением своего кандибобера. Ты продажная шкура, и ты отлично это знаешь.

Все. Тихо. Я вижу, что мои огни – пустые огни, за которыми нет никого, кто мне угрожал бы, в отличие от моей же квартиры, – зажглись. Мне кажется, я действительно сильно простыл, и температура достаточно высока, чтобы не отлипать от холодного стекла. Но всему когда-то приходит конец. Это самая страшная мысль, что может быть осознана человеком. Мысль, вокруг которой строится вся жизнь каждого из нас.

Я отталкиваюсь от окна и ложусь на пол посреди кухни. Считать овец точно не поможет. С каждой секундой мне все труднее дышать, и я решаю закурить прямо на полу и нахожу сигарету в кармане, вот только…

Диана

…он выглядит уставшим и он сильно небрит, но он явно радуется, когда я улыбаюсь, и я стараюсь больше улыбаться, хотя у меня от этого иногда сводит лицо. Наверное, выходит уродливо, но он никогда не говорит мне ничего плохого. А раньше иногда говорил. Это меня огорчает, но лучше об этом не думать.

– Скоро праздники, и я смогу быть с тобой каждый день, – он говорит. – Может, мы отпросимся с тобой домой? Я все сделаю для этого.

– Хорошо. Я поговорю с мамой и папой. Я сама больше не хочу быть здесь. Вообще.

– Мне тебя не хватает. Так не хватает, – он напрягает лицо, и я вижу, что ему хочется заплакать.

– Но я же тут. Я с тобой. Вот ты глупый. Самое главное – я сейчас с тобой, а ты – со мной. И все.

– Да? – он смотрит мне в лицо, и я стараюсь заметить каждую мелочь в нем, каждую черту, каждый изъян.

– Конечно.

– Мы всегда будем вместе, – говорит он, держа мою руку, свободную от капельницы.

А в капельнице еще больше половины, и времени у нас мало, и Миша отходит ненадолго, а я закрываю глаза и пытаюсь определиться – все ли в его лице я запомнила верно, и мне нужно свериться, когда он вернется, потому что…

Андрей

…чтобы голос Димы так дрожал. Он называет мне место и просит быть побыстрее.

– А в чем дело?

– Парни нашли Марину. Надо помочь.

– Через десять минут буду.

«Парни нашли» – это явно плохой знак. Я стараюсь не думать об этом м забираю Серегу из его дома, и мы молча едем на место, как молча ехали с Мишей вчера. Только о вчерашнем я даже не хочу вспоминать. Я надеюсь только, что он сам сделает все выводы, только шансов на это мало.

Мы выходим, и нас встречают двое наших общих знакомых и ведут на свалку. Все то худшее, о чем я думал, сейчас должно подтвердиться. Но я боюсь задавать вопросы. Мне одному кажется, что два трупа за два дня – это слишком?

– Ментов еще не вызывали, – бормочет один из встречавших.

Дима молчит. Когда мы приходим на место, я вижу там заплаканную девчонку, лицо которой мне кажется знакомым, и яму, в которой лежит уже начавшее разлагаться тело. Тело Марины – окровавленная короткая куртка, обувь зачем-то снята. Я хватаюсь за голову и стою, глядя на все это, а потом закрываю глаза, надеясь, что все это исчезнет, и мы хотя бы не будем знать ничего точно, как вчера.

– Если б Стас не догадался проверить… – пытается разрядить обстановку один из парней.

– Тихо, – наконец, слышу голос Димы.