Индульгенции

– Да, я сейчас без выходных пашу. Проблемы. Разгребаю помалу. А что за тема?

– Ну, увидимся хотя бы как-нибудь? – интонации Никиты наводят на мысль о том, что он под чем-то тяжелым. – Слушай, я же помню, что ты у нас на всем районе был самым нормальным вменяемым человеком.

Чего не скажешь о тебе, добавил бы я, но на такой комплимент не стоит хамить, и я молчу.

– И я тут замутил одну тему на зоне, очень прибыльную. Сейчас хочу развивать. Есть один партнер, но он скорее по технике, по компам, а я типа как по людям. Ну, и еще парень, но он бестолковый.

– Дистанционная работа? – усмехаюсь.

– Ну, я по телефону мутил встречи нужные. А теперь вот займусь обустройством нормальных условий. Слышал про вебкамы?

– Еще бы.

– Вот эта самая тема. Типа не совсем легально, ну, все такое. Но валюта прет.

По-моему, для нетелефонного разговора уже слишком много подробностей. И мне не хотелось бы, чтобы этот разговор как-нибудь стал причиной для привлечения меня в качестве, как минимум, свидетеля.

– Остынь. Говорю, дела сейчас.

– Да, я сам в шоке. Тут одна девица вон отожгла – свинтила с темы после встречи, а сама полтора года работала, бабки рубила. Короч, проблемы создает.

–Думаешь, мне нужно знать?

– Я к тому, что тема с реальными оборотами и с девками и все такое. И никаких налогов.

– Никит, это не телефонный разговор.

– Вот, я и говорю – давай…

– Это вообще не разговор.

Моего воспитания оказывается достаточно, чтобы притормозить разыгравшееся ораторство Никиты.

– Ладно. Короче, ты понял. Номер мой есть. Я тебя загрузил малость, но так надо. Ты все обдумаешь, и тогда звони. Обсудим доли.

– Ясно.

Обожаю эту манеру ведения переговоров. Совать без смазки в расчете на то, что все само собой раздвинется. Я обходил стороной Никиту из-за этого и из-за того, что считал торговлю стаффом неприемлемой. И если во втором случае что-то поменялось, то с первым все в силе. Самое интересное то, что он черта с два сожалел о том, что случилось с его сестрой. На суде, как рассказывали свидетели, он вроде как раскаивался в том, что торговал, но смерть сестры связывал только с ее собственной неосторожностью. И ведь я, в каком-то смысле, даже согласен с ним сейчас. Не умеешь торчать и оставаться человеком, а сразу прешься в страну тяжелого кайфа – свободен, катись в пропасть. И я не считаю это проблемой.

Проблемы молодежи примерно они и те же – одним надо найти новый стафф, другим вылечиться от зависимости, третьим – выбрать психиатра, четвертым – купить свежий айфон за чужой счет. Все стараются себя на что-то подсадить и сделать из этого полновесный культ, окружить себя ореолом загадочности, а свои дерьмовые проблемы вознести выше башни Федерация, три раза на себя поставленной.

Однажды моя мать рассказала мне, как после пожара, в котором полностью исчез один из домов в рабочем поселке, ее подруга – мать-одиночка двоих детей, – вышла поутру на улицу в ветхом рубище – поношенных армейских штанах, перевязанных веревкой сапогах без молнии и рабочей грязной куртке. Вышла и стала смотреть на ближайшие рельсы, – а железная дорога была у нас очень близко к поселку, буквально в ста метрах от нашего старого дома шел первый рельс, – чтобы дождаться ближайшего поезда и сделать шаг вперед. Она не видела смысла жить после того, как у нее отобрали все материальное, что было нажито по крупицам в разгар девяностых, за одну ночь. Она не знала, чем кормить детей, как одевать, как начинать все снова, с нуля. Моя мать вышла, посмотрела на это все и просто сказала ей «А ну, пошла в дом. Там двое лежат – спят еще. И когда проснутся – будут искать тебя, потому что без тебя им не выжить».

Подруга заплакала и вернулась домой. Годы спустя, она жила в квартире со свежим ремонтом в кирпичном доме, а ее дети прекрасно устроились в жизни. Не сторчались и не стали уголовниками. Конечно, и в их жизни хватало дерьма, я уверен. Но после того, как жизнь хватает тебя за задницу и бьет головой об землю, сотрясение остается навсегда – мозги, видимо, куда-то смещаются, и ты уже становишься настолько отбитым и непоколебимым, что проблемы с тем, у какого психиатра вылечить сдвиги по фазе из-за частого приема наркотиков, вызывают смех и презрение.

Никиту не било об землю головой. Он рассуждал критериями практичности и рассуждает так по сей день. Он не видит разницы между реальными и придуманными проблемами, а просто ищет способы использовать людей. Но вот для меня большая часть проблем окружающих меня людей – надуманная, высосанная из пальца срань. Какую бы машину купить, куда поехать в отпуск, как обойти санкции в Египет, хоть пешком туда иди.

Или еще вот это – как сняться с ширева, на которое ты сам подсел, поверив дилеру? Никак. Ты просто лоханулся, и ты за это должен заплатить. Я много раз слышал – генетика, склонность, природа, все такое. А природа в какой-то момент решила – «Недостаточно инстинктов – развязываю тебе руки, человек. Иди и организуй скот и засей поля, чтобы пользоваться своей всеядностью и быть здоровым. Построй машины, чтобы быстро двигаться по земле. Построй подводные лодки, чтобы спускаться на морское дно. Построй самолеты, чтобы преодолеть неспособность летать. Построй огромные дома во много раз выше тебя, чтобы всем хватало места для ночлега. Построй вокруг себя машины для сохранения своей памяти на века. Будь всесилен». И после всего этого, после миллионов лет эволюции и столетий технического прогресса пользующееся всем этим чудовище решает, что ему нужно упороться «черным», и в этом виновата природа, а не его приобретенное слабоумие и нежелание делать что-то в реальности, а не в своих грезах. Черта с два в этом проблема. Проблема в голове каждого конкретного упыря. И слова Летова о том, что психоактивы нельзя давать слабым людям – а слабых большинство, как ни прискорбно, – выглядят первыми строками для новой, адаптированной под эпоху вседоступности библии.

Единственная моя настоящая проблема – это болезнь Дианы. И тут природа послала меня вместе с ней куда подальше. И эту проблему я уже вряд ли решу. Могу только пролонгировать ее дальнейшими взносами и искать панацею – для чего я и пишу регулярно врачам разных клиник, проверяя то, о чем говорил с доктором. И пока он меня ни разу не обманул. К сожалению. Но черта с два я остановлюсь на полпути. Одно единственное решение за один финансовый взнос может оказаться верным – и она вновь встанет на ноги. Вот это цель. А не сняться с ломки и пойти дальше воровать на дозняк или найти придурка, который впишется в очередной нелегальный вебкам. Скручиваю новый косяк, отпиваю кофе, морщась от боли в горле, взрываю «траву» и продолжаю искать что-нибудь новое в Сети. И еще – отправляю то письмо в Израиль. Пусть добрый доктор подумает. За окном валит снег, и это странно, потому что еще днем на него и намека не было, но по прогнозу завтра дождь, а это значит…

Андрей

…и он опять пытается отмолчаться.

– Точно?

– А в чем дело? Ты, кстати, вроде как, хотел встретиться.

– Да, но… – оглядываюсь по сторонам, почему-то запираю дверь «пассата» на защелку. – В общем, тут ситуация. У Димы с Культуры, хорошего моего друга родственница пропала. Молодая девчонка.

– Пропала? Так вот просто?

– Да, наглухо. Менты отказываются официально принимать до трех суток, но мы уже пытаемся искать. Поднимаем все связи. Носимся, как сраные веники. Сам понимаешь, не до встреч.

– Ага.

Кому я это объясняю? Если все так, как я думаю, ему вообще не до этих проблем простых смертных. У него другие масштабы. Не то, что у меня с семьей, в которой меня не хотят видеть. У него-то все серьезно.

– Я насчет Дианы хотел поговорить…

– По поводу? – его голос напрягается.

– По поводу твоего поведения. Ты опять мутишь что-то левое?

– О чем ты?

– Она знает, чем ты занимался и чем занимаешься сейчас? – пытаюсь спровоцировать.

– Ты вконец поехал? – странная каркающая насмешка Миши напрягает меня самого. – Что мне нужно ей сказать?

– Может, правду? Чтоб она понимала, чего от тебя ждать. Она давно не знает, чего ждать, уже который день. Мы все просыпаемся в страхе, что с ней станет хуже.

– Не надо мне втирать это говно, Андрюша! Вот сейчас ты реально не понимаешь, о чем говоришь. Я не сторонник тыкать людей носом, но ты сам ни в чем разобраться не можешь. А мне предлагаешь рассказать ей про все мои грехи? Про стафф, про всю срань? Про все это ты предлагаешь ей рассказать?

Я едва сдерживаюсь, чтобы по телефону не задать прямой вопрос. Выдержки хватает, и я хочу верить, что хватит ее и у Миши, но куда там. Я слишком хорошо знаю Мишу, как бы он ни строил из себя господина Загадочность игнорированием моих звонков, и я знаю, что сорваться ему легче легкого.

– Я больше про твою Елисееву, или как ее там.

Молчание на несколько секунд заставляет меня нервно облизывать губы и потирать свободной рукой обшарпанный руль.

– А вот об этом я хотел бы спросить тебя и даже спросил бы, если бы ты брал трубку хоть иногда.

– Тебя это тоже касается.

– Ты ей разболтал?

– Нет. Я не хочу ее добить. А ты явно хочешь. Ты хочешь круто прилипнуть везде и обрадовать ее этим в самый подходящий момент. Какого-то хрена она тебя любит так, как никого.