Выстоять и победить

Выплюнув набившийся в рот песок, Варигин глянул в сторону Михайлюкова. Второй номер лежал, подогнув под грудь руку, и хрипло, с трудом дышал.

– Ты что? – кинулся к нему Варигин.

– За… зацепило… – тихо отозвался боец. – Не отвлекайтесь, Николай Иванович…

Собрать и разобрать пулемёт сержанту легче, чем перевязать раненого товарища. Но тут на позиции появилась военфельдшер Галина Майская.

– Пусти-ка, сержант. Я с этим управлюсь лучше, – сказала она и, обращаясь уже к Михайлюкову, добавила: – Ну, потерпи, братишка. Сейчас будет немного больно… Вот так! Ну-ну…

Михайлюков скрипнул зубами, но не застонал. Его уволокли на плащ-палатке. Варигин остался у пулемёта один. Стреляя по группе отходивших к Тереку фашистов, он забыл изменить прицел.

– Мажешь! – прозвучал рядом голос Полозова.

Варигин не успел ответить – взрывом мины его отбросило от пулемёта.

Сержант вскоре приподнялся, огляделся. Рядом неистово ругался Полозов, пытаясь зажать рукой бившую из ноги кровь.

Подползла вездесущая Галина.

– Лейтенант, я вас эвакуирую в медсанбат.

– Гвардейцы на карачках воевать смогут. Я вам не подчинён, товарищ военфельдшер!.. Не обижайтесь, – и, заглянув девушке в глаза, перешёл с крика на хриплый шёпот: – Бой ведь! Ну, как они тут без меня?

Бойцы третий роты так яростно контратаковали, что противник, несмотря на численное превосходство, вынужден был отступить к Тереку и закрепиться в окопах. Более двухсот трупов оставил враг на поле боя.

Гитлеровская артиллерия обрушила на атакующую роту шквал огня. Это вынудило старшего лейтенанта Карасёва отвести стрелков на исходные позиции.

Разгаданная тактика

В небе появились пикирующие бомбардировщики Ю-87. Гитлеровские воздушные пираты предпочитали наносить свои удары в светлое время суток. Волнами по пятнадцать – двадцать машин появлялись они со стороны Моздока и, заваливаясь на левое крыло, поочередно пикировали на позиции 98-го гвардейского полка. А у нас – ни одного зенитного орудия, только бойцы изредка били по «лаптёжникам» из винтовок.

Следующая волна «юнкерсов» нанесла бомбовый удар по 52-му отдельному миномётному дивизиону и артдивизиону 8-й стрелковой бригады. Стало ясно, что такая интенсивная бомбёжка одновременно с артобстрелом – «увертюра» к последующим попыткам противника переправиться.

Было хорошо видно, как на северном берегу готовились к переправе ещё один вражеский батальон и группа фашистских танков.

Судя по всему, направление основного удара намечалось из Моздока на Вознесенскую. Правда, незадолго перед тем командир 9-й гвардейской бригады подполковник Власов доложил, что противник начал форсировать Терек в районе Кизляра, но сумел захватить на правом берегу лишь небольшой плацдарм. Поступили также донесения о безрезультатных попытках гитлеровцев форсировать Терек на участке 10-й гвардейской бригады полковника Бушуева. Стало быть, здесь действия врага носили явно демонстративный характер, чтобы держать в напряжении весь наш передний край и заставить равномерно растянуть силы на широком участке фронта. Итак, предположение, что противник нанесёт свой главный удар из Моздока вдоль дороги на юг, полностью подтвердилось. И я решил перебросить в район бригады Красовского 47-й истребительно-противотанковый дивизион.

Павел Иванович находился на своём НП. Он был недоволен неудавшейся контратакой третьей роты и говорил по телефону несколько виноватым голосом, словно оправдывался:

– Я бы их спихнул в Терек, но такая плотность огня, что люди головы поднять не могут.

Как мог, я ободрил Красовского и порадовал сообщением, что в расположение его бригады направляется 47-й истребительно- противотанковый дивизион.

Никто не хотел уходить!

В половине девятого утра противник предпринял новую атаку на позиции первого батальона бригады Красовского. Восемь танков и два пехотных батальона бросили фашисты против понёсших значительные потери гвардейцев. Но стойкость воинов была безгранична. Выдержавшие только что сильный огневой налёт, бойцы словно вросли в землю. Они мужественно обороняли Предмостный кирпичный завод и опушку леса. На той опушке стоял насмерть изрядно поредевший взвод младшего лейтенанта Полозова.

Взводный, трижды раненный (вторая пуля угодила в левую руку), тяжело привалясь к стенке окопа, руководил боем – по его собственному выражению – «с печки». Большая потеря крови вынудила обеспокоенного и бесстрашного командира облюбовать себе «тихий уголок» по соседству с ПТР сержанта Кузнецова.

– В случае чего ты меня огоньком прикроешь, – шутил Полозов, обращаясь к сержанту.

– Случай-то, товарищ лейтенант, тут как тут, – отозвался Кузнецов. – Вон те две «каракатицы» в нашу сторону повернули.

И, звонко клацнув затвором своего противотанкового ружья, он медленно повёл длинным стволом.

– Валяй! – одобрительно бросил Полозов и заковылял по ходу сообщения, покрикивая: – Бить только по пехоте!

– От потери крови скоро ноги протянете. И эти вот, на вас глядя, тоже уходить не хотят, – сердито сказала хлопотавшая возле раненых медсестра Нюся Кодунова.

– Кто это не хочет уходить?

– Да вот, бойцы ваши, – Кодунова кивнула в сторону раненых.

Взводный, нахмурясь, повернул голову, однако ничего не успел сказать. Справа басовито ударила ПТР Кузнецова. Взвод замер в ожидании: «Попал? Или не попал?»

Вражеский танк резко остановился, будто на стену наткнулся, слегка развернулся на месте, лязгая траками, повёл было орудием… Но тут в утробе бронированного зверя что-то глухо ударило, и серый дым потёк из смотровых щелей.

Второй немецкий танк заметил бронебойщика. Башня его развернулась, орудие хлестнуло огнём. Перед самым окопом Кузнецова рванул осколочный. Сержант ткнулся лицом в землю, глухо застонал, затем вдруг поднялся, и, стиснув зубы, снова припал к ружью. Нажал на спуск и почувствовал удар в плечо… Сержант лежал на боку и не видел, как окутался дымом второй танк. И не слышал в забытьи, как подхватили его крепкие спасительные руки медсестры…

Тем временем на северной окраине Предмостного шёл не менее ожесточённый бой. Сюда была брошена основная масса вражеской пехоты и пять танков Т-III. Солдаты противника старались как можно ближе подтянуться к своим танкам, чтобы под прикрытием их брони вплотную подобраться к нашему переднему краю.

Лейтенант Алексей Данилович Терещенко, раненый, внимательно прислушивался к бою, но не улавливал знакомой скороговорки «максима».

– Как думаешь, Павел Елисеевич, – спросил лейтенант бинтовавшего его Подгорного, – с чего бы это расчёт Калашникова молчит? Может, они боезапас экономят?

– Разрешите взглянуть? – спросил Подгорный.

– Э-э, нет! – лейтенант через силу улыбнулся. – Я, брат как-нибудь сам. А ты, Павел Елисеевич, давай здесь устраивайся получше. Сейчас здесь жарко будет.

Задевая широкими плечами за шершавые края хода сообщения, Терещенко заторопился на позицию старшего сержанта Калашникова, стараясь отогнать страшное предположение о гибели пулемётного расчёта. К счастью, опасения оказались напрасными: «максим» Калашникова, вынесенный чуть вперёд от левого фланга третьей роты, был в полной боевой готовности. Рядовой Водолазов, вцепившись в рукояти, то и дело нервно дёргал пальцами рук, после чего немедленно раздавался строгий окрик Калашникова:

– Не дёргайся! Рано!

Наконец танки противника вышли почти на одну линию с нашим пулемётным расчётом.

– Огонь! – тотчас скомандовал старший сержант.

Водолазов дал длинную очередь. У него был верный глаз охотника. Вражеские автоматчики попадали в траву. Фланговый огонь «максима» отсёк всю пехоту противника от танков, атаковавших фланг третьей роты. Почуяв неладное, две машины резко изменили направление и двинулись в сторону наших окопавшихся пулемётчиков.

Калашников достал из ниши противотанковые гранаты.

– Не спеши, старшой! – раздался рядом голос Терещенко. – Сейчас им сорокапятка врежет.

А танки приближались и, словно принюхиваясь, поводили стволами орудий вправо-влево, стараясь обнаружить в обгорелой, забросанной землёй траве глубокую выемку пулемётного гнезда.

Командир противотанкового орудия сержант Саров, уже подбивший в бою под Моздоком три танка, сам выполняя обязанности наводчика, старательно взял передний танк в перекрестие панорамы. Выстрел сорокапятки, прокатившийся над самой землей, потерялся в грохоте боя, но советский бронебойный снаряд прошёл сквозь крупповскую броню. Один из танков задымил, дёрнулся вперёд, потом назад и замер. Однако орудие его продолжало изрыгать огонь. Сержант приладился было ударить по нему вторично, но в танк угодил наш тяжёлый снаряд. Взрывом страшной силы вырвало башню и отбросило метров на десять.

– Ну и силища! – воскликнул с восторгом Саров.