Ваниляйн и Лизхен

Пусть перестанет песнь, как счастье пройдет.

Брось мне улыбку, Мария!

Ты ослепительный луч, ты утра тихий шелест,

Ты выше облак и туч, ты блеск вечерний, прелесть.

Ты счастье можешь мне дать, но если ты улыбнешься,

То можно сразу сказать, что сердце громко забьется!

Брось мне улыбку, Мария!

Солнце всходит вдали, и шелестят березы,

Сердце ноет в груди, и подступают слезы.

Если слух твой тревожит песнь игрою,

Стих на память возьми, а я вернусь весною!

Брось мне улыбку, Мария!

Эта песенка-танго сильно полюбилась нам, и она стала своеобразным гимном нашей любви. И сейчас, когда прошло много лет, я отчетливо слышу ее мелодию и вижу выражение лица Лизы, когда она внимательно ее слушала…

Однажды Лиза предупредила меня, что завтра мне нанесет визит пастор местной кирхи. Так и случилось. В кабинет вошел высокий представительный мужчина лет пятидесяти одетый в гражданский костюм, но черный глухой воротник с белым околышком говорил о его духовном сане. Это был Aloys Heinebrodt – священник местной церкви, или Pfarrer, как говорят немцы. Пфаррер – духовный наставник верующих своего прихода и потому являлся самым уважаемым человеком в селе, с ним считался даже бургомистр. Пфаррер Хайнебродт, зайдя в комнату, степенно поздоровался, присел на стул после моего приглашения и сказал:

– Господин комендант, вы второй месяц исполняете свои обязанности в нашем селе, однако я как духовный наставник нашего прихода не знаю вашего мнения о деятельности нашей церкви. Вы не считаете нужным побывать в церкви или хотя бы подговорить со мной?

– Мы не вмешиваемся в дела церкви, – ответил я, – но надеемся, что вы, как духовный наставник, в своих проповедях не пропагандируете фашизм и нацизм, которые запрещены союзниками. Вы можете спокойно, без оглядки на нас, продолжать свою службу. Что касается моего посещения церкви и церковных служб, то мне кажется, что верующие могут принять мой визит как контроль за вашей деятельностью, который мы не собираемся устанавливать.

– Вы правы. Однако у меня к вам есть несколько вопросов, – продолжал пастор, спокойно и внимательно разглядывая меня: мол, кто это такой молодой солдат, который командует жизнью его, пастора, села. – Вот уже несколько месяцев мы пытаемся восстановить церковный хор в таком же составе, каким он был до войны, и нам, кажется, удалось это сделать. Просим зарегистрировать его как общественно-культовую организацию при церкви.

– Для этого вам нужно представить мне полный список участников хора и музыкантов.

– Вот, пожалуйста, – сказал пфаррер, передавая лист бумаги. – Второй вопрос. Вы знаете, что в нашем селе две церкви – Старая и Новая. Новая – действующая, а в Старой заскладировано какое-то военное имущество. Мы хотим освободить ее, а церковь отремонтировать.

Вместе с пастором я побывал в Старой церкви и обнаружил, что в ней хранится большое число испорченных танковых радиостанций. Откуда они здесь появились, никто толком сказать не мог. Я доложил об этом начальнику штаба полка, который приказал вывезти эти станции на полковой склад, а мне выдать пастору официальный документ о их приеме в счет репараций. Так, к взаимному удовлетворению, мы с пастором решили этот трудный вопрос.

3. Был дождь, был ветер, и была любовь

Наступил сентябрь 1945 года. Жизнь в Германии постепенно налаживалась и укреплялась. На полную мощность работала в городе Науэн центральная радиовещательная станция, в Берлине выходило несколько центральных газет, в том числе и газета “Neues Deutschland” (“Новая Германия”), на которую можно было подписаться в любом селе или городе, в том числе и в Хейероде. Поступило разрешение на создание, организацию и деятельность различных партий и движений. Еще в августе я зарегистрировал в Хейероде образование двух партийных ячеек: коммунистической и социалистической. Чуть позже я зарегистрировал также Freiwillige Feuerwehr Heyerode (Добровольную пожарную команду Хейероде) во главе с ее старшим пожарным Альфредом Марксом. Эта пожарная команда была основана еще в 1924 году и имела собственное знамя.

Знамя Добровольной пожарной команды села Хейероде с ее девизом “Бога прославляй, а ближнего защищай”

Начались подготовительные работы по национализации промышленных предприятий и проведению земельной реформы. В Германии национализация была проведена умнее и менее болезненно, чем в свое время в России. Были национализированы только крупные объединения, мелкие же производства и розничная торговля остались в частных руках.

В селе Хейероде функционировало около сорока различных по профилю небольших фабрик, кустарных и полукустарных производств. Назову некоторых из них: трикотажные фабрики "Gebr?der Hohlbein”, “Wilgelm Krumbien”, сигаретная фабрика “Carl Henning”, малярная мастерская “Willibald Laufer”, парикмахерские “Walter Zengerling” и “Felix Kaspar”, пекарня “Karl Kott”, мастерская по пошиву обуви “Otto Nadenik”, пошивочная мастерская “Fridrich Marx”, ресторан-гостиница “Zum gr?nen Rasen” (владелец Hugo Thon), лесная гостиница “Waldgastst?tte Grenzhaus” (владелец Robert Petersheim) и другие.

Das Grenzhaus. Пограничный дом, построен в 1630 году. Чтобы попасть в село, нужно обязательно проехать под аркой этого дома. Я часто проносился под ней на своем мопеде и не один раз проходил под ней вместе с Лизой, когда встречал на вокзале ее мать, возвращавшуюся с грузом из очередной поездки

Для поставки сырья, сбыта товаров и для другой хозяйственной деятельности нужны были постоянные поездки агентов предприятий за пределы села. Выдача разрешений на поездки была сосредоточена в моих руках. Я отлично понимал значение поездок для фирм и не злоупотреблял своим служебным положением и безотказно выдавал их практически по первому требованию, чем заслужил уважение у местных предпринимателей. Предприятия и фирмы села охотно выполняли заказы хозяйственных служб нашего полка, естественно, за плату оккупационными марками. Я часто был переводчиком при размещении и исполнении этих заказов. Сохранились некоторые предъявленные к оплате счета фирм и частных лиц села с указанием выполненных работ. Счета эти, конечно, в свое время были оплачены. Ниже привожу несколько из них, прошедших через мои руки:

1. Anton Henning, 9.7.1945

Изготовление столов и стульев …………….320.20 М

2. Strickwaren-Fabrik “Gebr?der Hohlbein” 16.7.1945

1. Ремонт белья и обмундирования…………190.00 М

2. Пошив 1000 простыней по 4.50 М………4500.00 М

3. Пошив 600 матрасов по 3.70 М………….2400.00 М

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – -

Всего ………………….7090.00 М

3. Strickwaren-Fabrik “Wilgelm Krumbein” 27.7.1945

Пошив гимнастерок ……………………3384.80 М

Военнослужащие нашей армии в Германии получали денежное довольствие не только в рублях, но и в оккупационных марках. В качестве примера привожу выписку из приходно-расходных документов за июль 1945 года:

Бывших И. Н., старшина, переводчик 2-го разряда.

Начисление: оклад 600 р., полевые 75 р., всего 675 р.,

плюс оккупационных марок 750.

Удержание: заем 100 р., сберкнижка 230 р., партвзносы

40 р., всего 370 р.

На руки: 305 р., плюс 750 оккуп. марок.

Местные богачи-предприниматели, и не только они, но все жители села, невольно сравнивали меня и мои действия с моим американским предшественником-комендантом, который работал в селе с апреля по июль 1945 года. По большому счету и конечному результату это сравнение, как я слышал от многих жителей, было в мою пользу. Вот основные итоги: американский комендант был в звании капитана, я же был всего фельдфебелем (по немецкой градации званий), ему было под сорок, мне же двадцать лет, в его распоряжении находился служебный “Виллис”, у меня был мопед – и то, по существу, подарок бургомистра, в штате его комендатуры состояли, помимо него самого, помощник, шофер, секретарь-машинистка и радист, не считая прикомандированных солдат, у меня же – никого, если не считать телефониста из роты связи. Американский комендант постоянно следил и контролировал деятельность частных предпринимателей, я же предоставил им полную свободу действий и почти не посещал их предприятия, он делал свой собственный бизнес, я же влюбился в местную девушку, что, между прочим, льстило жителям села.

В один пасмурный сентябрьский день мы с Лизой договорились встретиться у подножия арочного железнодорожного моста. Места там были изумительно красивы. Направляясь на свидание, у подъезда комендатуры я неожиданно столкнулся с бургомистром, который поздоровался и вежливо и сказал:

– Господин комендант, вы давно обещали фрау Крумбайн посетить ее предприятие, но до сих пор своего обещания не исполнили. Она надеется, что сегодня, возможно, прямо сейчас, вы нанесете ей визит.

После такого напоминания мне ничего не оставалось делать, как оседлать свой мопед и ехать к этой фрау, надеясь, что визит мой будет непродолжительным. Хозяйка фабрики фрау Крумбайн встретила меня у входа, вежливо поздоровалась и проводила в свой небольшого размера, но со вкусом обставленный рабочий кабинет. Усадив в мягкое кресло, она стала подробно рассказывать мне о том, что эту фабрику основал ее дед Вильгельм Крумбайн еще в 1910 году. В Хейероде есть и другие фабрики и мастерские с таким же профилем производства, основанные еще в прошлом столетии, но ее фабрика стала самой крупной и производительной не только в Хейероде, но и во всей округе.

Эмблема фирмы “Вильгельм Крумбайн”

Надо было видеть, с каким важным видом и торжественностью все это она говорила и делала, а я сидел как на горячих углях и думал, зачем она все это говорит мне, мне надо побыстрее выбраться отсюда, ведь там, у моста, меня ждет Лиза. Наконец фрау Крумбайн закончила свои пояснения и спросила: