Художник

– Видимо, да, – не отрывая взгляда от дна стакана, на который я смотрел сквозь налитый в него виски, я подумал, что отличной идеей будет узнать о Хлое что-то ещё со времён академии. – А что насчёт тебя? Вот я как тебя увидел, так подумал, что у тебя синдром отличницы.

Девушка улыбнулась и откинулась на спинку стула.

– Ой, да пошёл ты! – без толики зла отмахнулась та. – Ну да, была я лучшей, и что с того? Это не преступление. Просто хорошо запоминаю всё то, что написано в книгах. Подмечаю детали лучше остальных. Прекрасно справлялась с теоретическими и практическими занятиями. Беда только в том, что я слишком не уверена в своих догадках.

– Это как?

– Ну, к примеру, возьмём убийство. Вообразим, что я нашла улики, опросила свидетелей, зацепки все как на подбор. Но вот что-то не сходится, и всё. Любой другой, используя все эти данные, уже сковал бы преступника наручниками, а я бы сомневалась. Так вышло на практическом занятии. Когда остальные уже со всех ног летели с результатом, которым явно гордились, я сидела и думала над другим вариантом. То, что мне не давало покоя оказалось истиной, а большая часть из того, чем воспользовались остальные, – пыль в глаза от настоящего убийцы. Ну, мнимого в практическом деле. Ты понял.

– Ага, – я с интересом слушаю её, не пропуская ни единого слова.

– Все провалились на этом задании. Даже я. Вовремя не сообщила о результатах… да и побоялась быть белой вороной среди остальных. Расстроилась ужасно! – Хлоя сделала глоток из бокала. – И это никуда не подевалось. Сама в себе, чёрт возьми, сомневаюсь и в других тоже.

– Боишься, что здесь может быть также?

– Это моё первое большое, кажется, дело. Хотя изначально я так не считала. До этого меня вообще не подпускали к убийствам. А тут вроде дело было простое… пока не обернулось вот этим всем. Среди моих коллег ходит молва, что так поступают как раз из-за моих вечных сомнений. Боятся, что я дело либо загублю, либо буду вести его слишком долго. Ну и не только…

Девушка выпила одновременно с мной и замолчала. Видимо, в ней было что-то, чем она пока не хотела делиться. Если так, то стоит отвлечься. Хватит на сегодня мыслей о делах, убийствах, преступниках, смертях.

– Не думал, что ты так ужасна в обращении с вином!

– О, – Хлоя рассмеялась. – Ты мне как главный эксперт по алкоголю говоришь?

– Нет, ну серьёзно, кто так вообще пьёт? Вливаешь в себя как сок какой-то. Надо же понемногу, маленькими глоточками, смаковать. Понимаешь?

– Ай, нет времени на это. Порой хочется просто напиться, да и всё. И вообще, как хочу, так и пью. Чего прицепился? Сам, вон, виски как простую воду в себя вливаешь. И глаза уже мутнеть начинают. Э-эх ты!

Краем глаза я заметил, как к столу неспешно, но с полной уверенностью шла Эмилия Стоун – мать Пайпер. Только не сейчас… и что она вообще здесь забыла? Хотя, я понимаю, что, но… почему сейчас? Хлоя заметила, как я попытался вжать голову в плечи и опустил глаза в пол. Обернулась и увидела Эмилию.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Сейчас узнаешь…

Эмилия подошла к нашему столику и, сжимая в руках свою сумочку, сказала:

– Здравствуй, Майкл, – полная решимости и изрядно поднабравшаяся она пришла не с добрыми намерениями. И я могу её понять. – Я сидела здесь недалеко и увидела тебя в компании этой девушки. Если люди не врут – она из ФБР. А ещё убийство вроде как в городе произошло. И вместо того, чтобы искать мою Пайпер и обеспечить безопасность граждан, вы… – женщина указала на нас пальцами, и из глаз её пошли слёзы. – Сидите здесь и пьёте. Отдыхаете, да!? В то время, как моя бедная девочка где-то там. Скорее всего одна! И в опасности! Страдает!!!

– Эмилия, мы… – я было уж попытался оправдаться, но меня вдруг перебила Хлоя.

– Мы тщательно расследуем Ваше дело, миссис Стоун. Я приехала как раз из-за Вашей дочери и намерена докопаться до правды.

– Тогда какого чёрта вы оба делаете в баре!? – ударив кулаком по столу закричала Эмилия.

Спустя минуту на крики миссис Стоун прибежал её супруг. Он молча схватил ту за руку и повёл к выходу, лишь единожды бросив на нас с Хлоей полный злобы взгляд.

– Ого… – на Хлое лица не было. Эта сцена ударила по её настроению. Такая ранимость плохая черта для агента ФБР. – А я думала, что вечер будет спокойным. Не тут-то было… Я её понимаю. Потеряла дочь, которую любит всем сердцем. Мы обязаны как можно скорее разобраться во всём, ты понял?

Агент Колфилд допила содержимое бокала и, молча встав из-за столика, положила передо мной свою часть суммы от заказа и вышла из бара. Вот я и остался снова один. Наедине с собственными мыслями. Это уже не в первый раз. Подобные сцены были не только от Эмилии, но и от Эммы. Уже не выдерживая моих постоянных алкогольных посиделок в баре и абсолютно никакого продвижения в поисках Мишель, Эмма срывалась на меня первые несколько лет. В конечном итоге она смирилась. К сожалению, это ждёт и Эмилию, которая так и не узнает о произошедшем с Пайпер…

С момента убийства прошёл ещё один день. Зацепок по убитому так и нет, как и продвижения по делу о пропавших девочках. Мы с Хлоей сидели у меня на кухне, разбирая все материалы обоих дел. Через каждый час мы менялись делами, надеясь, что таким образом сможем хоть что-то нащупать. И, к сожалению, чаще всего она цеплялась за то, что я уже проверял. Мне понравилось, как она всерьёз взялась за это дело. Рад осознавать, что не я один считаю это странным. Это опровергает моё сумасшествие.

– Знаешь, мне пришла в голову идея, – заговорила Хлоя, не прекращая грызть ручку.

– Во-первых, прекрати портить своими зубами мою ручку, – заметил я. Хлоя, словно ребёнок, резко вытащила её изо рта и с кислым выражением лица положила на стол. – Если ты хочешь есть, у меня там в холодильнике остались макароны с сыром. Нужно только разогреть. А во-вторых, я уже говорил с психологом. Толком ничего и не узнал. С её слов в поведении девочек не было ничего подозрительного.

– Нет, я не голодна. И как давно ты с ней говорил?

– Да я уж и не вспомню… сколько-то лет назад, а что?

– Вот именно! А Пайпер пропала недавно. Мне кажется, нам стоит снова к ней наведаться и всё разузнать насчёт психологического состояния девочки.

– Почему ты думаешь, что Пайпер посещала психолога?

– А ты почему думаешь, что девочка, которая якобы сбежала, не посещала психолога? – уверенность, чувствующаяся в голосе Хлои, передалась и мне.

Она права. Стоит ещё раз навестить психолога. И ведь действительно, не может быть такого, что если бы девочки просто сбежали, то не были бы проблемными. В школах такое частенько замечают, особенно по поведению. Психологи постоянно следят за учащимися и, в зависимости от ситуации, кого-то приглашают к себе в кабинет, а кого-то нет.

– Но сначала мы поговорим с её классным руководителем. Хорошо?

– А это ещё зачем?

– Предположим, что девочки всё-таки сбежали, – начала развивать свою теорию Хлоя. – Значит, в их семьях были какие-то проблемы. Сначала надо узнать, как долго психолог работает в школе и с кем именно из сбежавших она контактировала. Если были проблемы, то она могла знать о намерениях к побегу. К тому же мнения двух разных людей должны немного отличаться, не думаешь? Мы просто обязаны всё это проверить.

– Попробовать стоит, – я задумчиво кивнул. – Вы молодец, агент Колфилд. Прямо-таки двигатель прогресса в расследовании!

– Хватит тебе, – улыбнулась она. – И прекращай официальничать.

Мы поехали к школе без особой спешки и в полной тишине. Хорошая обстановка, чтобы обдумать всё произошедшее за последнее время.

Почему-то я вспомнил Мишель.

Как-то я зашёл к ней в комнату, а она там сидела посреди бумажной кучи и пыталась красиво нарисовать кота. Тогда у малышки всё не получалось прорисовывать детали, и каждый раз, как у неё не выходило, Мишель просто разрывала листок и начинала заново. Девочке нравилось рисовать, это было неотъемлемой частью неё. Такая любовь к искусству всегда напоминала мне Эмму. Любовь и талант точно передались от матери к дочери. Как-то раз Эмма попыталась нарисовать мой портрет, а я, дурак, всё кривлялся. Девушка тогда ужасно расстроилась, но всё-таки смогла это сделать. По памяти, как мне рассказывала. Запомнила позу, в которой я сидел, одежду, в которую был одет, детали, которые составляли мой образ. Тот рисунок я успешно потерял, как и всё, что было связано с ней. Мишель, а в конце концов, и саму Эмму.

Я убил её.

Мои действия, слова, моё существование потихоньку разрушали девушку, которую я любил, и в конце концов я убил её. Как бы Эмма мне не улыбалась, не говорила добрых слов и не относилась ко мне с теплотой – я всё похерил. Финальным аккордом этой истории стало моё обещание, которое я дал спустя долгие годы пропасти между нами. Если бы я только обратил внимание на Эйдена, который будто знал, что этим всё и закончится. Дал обещание, которое так и не смог сдержать. Начав корить себя за это и буквально утопая в самобичевании, я упустил из виду саму Эмму. Моё «погружение» всегда заключалось в том, что я утопал и захлёбывался. Каждый грёбаный раз. Тогда это начало происходить и с Эммой, а я как будто держал её за руку. У меня был шанс вытащить, вдохнуть жизнь, но я этого не сделал. Просто отпустил. Как итог – очередной удар после смерти Фрэнка, сердце которого не выдержало исчезновения внучки, и вскоре самоубийство самой Эммы, которая повесилась в своей собственной комнате. Когда я решил её проведать, было уже поздно. Я нашёл Эмму висящей на ремне от собственных джинсов. Именно это стало отправной точкой моего окончательного саморазрушения. А сейчас я могу лишь узнать о том, что произошло с девочками, и покончить со всем этим раз и навсегда.